Марианна Максимовская: Возвращение «совка» пугает

Дочь тоже выбрала журфак

– Недавно у факультета журналистики МГУ был юбилей – 60 лет. Вы приходили?
– Конечно! На кафедре телевизионной журналистики собрались выпускники разных лет. Я хоть и заканчивала газетное отделение, но диплом защищала на телевизионной кафедре, потому что к тому времени уже год как работала на ТВ. У нас курс вообще уникальный был – почти все так или иначе остались в журналистике. Наши продюсеры на РЕН-ТВ смеются – в какую пресс-службу ни обратятся, им говорят: «Передавайте привет Марианне, мы с ней вместе учились». У них уже такое ощущение, что я училась со всеми пресс-секретарями, какие только есть в России, и с журналистами абсолютно всех изданий. Но это неудивительно: я поступила на журфак в 87-м, окончила в 92-м. Это было уникальное время для российской журналистики. Все старое, замшелое, советское ломалось – строилось новое, и мы, совсем еще молодые тогда журналисты, оказались исключительно востребованы. Видимо, поэтому так много моих однокашников осталось в профессии.
– Но потом-то, в середине 90-х, журналистика сильно изменилась. Действенность свелась к нулю. Поперла желтуха. Вновь, как в СССР, появилась цензура…
– Говорят, что корни той цензуры, которая сейчас пышным цветом цветет на нашем телевидении, лежат в 1996-м, когда журналисты сознательно стали поддерживать Ельцина. С одной стороны, это правда. Но с другой – Зюганов тогда вообще не вылезал с экранов. Все его предвыборные поездки тщательно освещались. И даже язык не поворачивался говорить тогда о Зюганове в хамском тоне, называть его, к примеру, маргиналом, как принято сейчас говорить о тех, у кого точка зрения отличается от мнения властей. Вот если бы сейчас все поездки Касьянова, Каспарова, Геращенко вместе с Белых, Явлинским и тем же Зюгановым показывали так же, как показывали тогда,  никому даже в голову не пришло бы говорить о засилье цензуры.
И главное, в 90-х критические материалы еще имели резонанс. По итогам расследований происходили отставки, кадровые перемещения, делались какие-то выводы, наказывались люди. Журналисты не ощущали себя, как сейчас, вопиющими в пустыне. А потом… и «Норд-Ост», и Беслан, и чего только не происходило – а Патрушев все в героях числится… В 90-х еще были независимые судьи, а теперь финалы всех судов предсказуемы. Кругом сплошное «басманное правосудие».
– Ваша дочь Саша в нынешнем году поступает. Куда?
– На журфак МГУ. Да-да… Это для меня очень непросто. Почти драма. У нее долгое время были другие интересы, но потом все вдруг переменилось. Честно говорю, я была против. Серьезная журналистика почти сдохла – что остается? Заниматься тем, что сейчас востребовано: скандалами вокруг звезд шоубизнеса? Мы с ней обсуждали это, она все понимает, говорит: «Мам, не волнуйся, на телевидение не пойду, буду работать в хорошем глянцевом журнале типа «Офисьель», писать о культуре, о социальных темах». Она с детства приучена быть самостоятельной, это ее выбор – остается принять.

В нашем доме все подчинено Трюфелю
– Как вы считаете, разгон НТВ в 2001-м – это уже перевернутая страница истории?

– Перевернутая, потому что все уже прошло. Но быльем не поросло. Да, теперь мы видим новый канал с программой «Сука-любовь», и это уже совсем другая компания. Но вспоминать о разгоне старого НТВ будут еще долго, потому что это было знаковое событие – начало «путинских нулевых», нынешнего десятилетия. Это было началом сворачивания демократических свобод в стране. Сейчас нас, бывших коллег, жизнь развела – кто в Америке, кто в Киеве. Но мы все равно кучкуемся. Последний Новый год встречали вместе с моим учителем Михаилом Осокиным и его женой Леной Савиной, с Лизой Листовой и Женей Ревенко дома у Евгения Киселева. Энтэвешники сейчас на всех каналах, и как только кто-то куда-то попадает, сразу пару-тройку человек из «той команды» к себе перетягивает. Костяк «Недели» – это мои коллеги со старого НТВ, мы вместе уже больше десяти лет. Когда имеешь возможность работать с людьми, которые помнят то время – это сильно скрашивает сегодняшнюю жизнь.
– Вы неоднократно рассказывали, что у вас было абсолютное взаимопонимание с Иреной Лесневской. Но уже два года, как у РЕН-ТВ сменился хозяин – и с новым руководством тоже проблем не возникает?
– К счастью, не возникает. Да вы видите, наверное, по моим программам – цензуры нет. Но атмосфера конечно же изменилась. При Ирене и Дмитрии Лесневских РЕН-ТВ была семейной компанией, с капустниками, днями рождения. Ирену Стефановну все звали мамой – а сейчас все более технократично, по-менеджерски, по-деловому.
– Раз уж заговорили о семье, ваши самые близкие, родные люди – это кто?
– Муж – Василий Борисов, с которым познакомилась на НТВ в 93-м году. Дочь Саша. Мои родители. Бульдог Трюфель.
– А кто ваши родители?
– Мама – филолог, выпускница МГУ. У папы два высших образования. По первому он инженер, работал в авиации. Потом в конце 80-х одним из первых создал совместное предприятие, занимавшееся высокими технологиями – логистикой и автоматизированными системами управления. Пробивая лбом стену, пытался развивать интеллектуальный бизнес в России. Деньги тогда делались на торговле, на нефти. А с высокотехнологичным бизнесом как были проблемы, так и по сей день остаются, но папа мужественно по-прежнему пытается что-то поменять в этом деле.
– Вы вместе с родителями живете?
– Нет, отдельно – с мужем и дочкой. С родителями по-прежнему живет моя сестра со своей дочерью. Но встречаемся часто. Дома у меня вообще всегда «полна коробочка» – постоянно приезжают друзья и живут по несколько дней. Друзья стариннейшие, дружим уже лет по двадцать.
– Ну вот, а я думала – все подчинено вашей работе.
– Все подчинено нашему бульдогу Трюфелю. Все мы: и я, и Вася, и Саша –  заняты тем, что создаем для него счастливое существование.
– А почему ваш муж, тоже выпускник журфака, ушел из журналистики?
– Он начинал как экономический обозреватель, в 93-м году пришел на НТВ вести экономическую рубрику. Тогда думалось, что экономические новости будут востребованы, ведь создавалась новая формация. Но в итоге понадобились годы, чтобы зрителей стали интересовать бизнес-новости, котировки, голубые фишки, индекс Доу-Джонса и прочее… В общем, Василий просто не попал в свое время, а я попала – со своим интересом к политическим новостям, которые в начале моей журналистской карьеры как раз были востребованы. Сейчас муж занимается связями с общественностью. И всегда с интересом следит за тем, что делаю я.

Свою точку зрения зрителям не навязываю
– Вы смотрите информационные выпуски на других каналах?
– Исключительно из-за профессиональной необходимости. Неинтересно, поскольку знаю, что, как именно и на каком канале мне расскажут.
– А вы уверены, что можете рассказать правду? Ведь она для всех разная.
– Конечно, разная. Вот именно поэтому мы и стараемся всегда соблюдать максимальную объективность – показывать разных людей, представлять разные точки зрения. О чем бы мы ни рассказывали.
Всегда есть несколько правд, а истина где-то посередине. Я исхожу из того, что зрители, которые смотрят нашу программу – люди думающие, и я не хочу навязывать им свою точку зрения, я могу ошибаться. Но я представляю им максимальный разброс мнений, чтобы они составили свое представление о том, что происходит. Задача журналиста не дать правильный ответ, а задать правильные вопросы.
– Интересно, сильно ли трансформировалось в вашем представлении понятие «патриотизм», добросовестно вбивавшееся в наши головы советскими учителями?
– Еще князь Вяземский в пушкинские времена придумал термин «квасной патриотизм», имея в виду фальшивое, поданное сверху, ради лучшего управления массами, официальное понимание любви к родине. В советское время на этот счет придумали смешной стишок: «Мы не пашем, не сеем, не строим, мы гордимся общественным строем». Теперь официальная пропаганда пытается снова заставить нас гордиться общественным строем, а я хочу гордиться тем, как живут люди в нашей стране, культурными достижениями или, допустим, яркими спортивными победами. И не надо путать любовь к родине, к месту, где ты родился и вырос, со слепым восхвалением властей, что бы они ни делали. А то у нас любую критику воспринимают как проявление антипатриотизма. Но почему, собственно говоря?
Возвращение «совка» в худшем его проявлении, которое я вижу сегодня, меня пугает. Я понимаю, что очень многие привыкли жить по указке. Им так проще. А молодым и вовсе кажется, что в СССР было все то же самое, что и сейчас, только колбаса дешевле и страна больше. А то, что за этой колбасой надо было два часа в очередях давиться и что полстраны в ГУЛАГе сидело, уже вроде бы как забыли.
– Слышала, вы закон о СМИ и Уголовный кодекс знаете практически наизусть.
– То, что мне надо для работы – знаю. Чтобы максимально обезопасить программу, советуюсь с юристом, показываю ему тексты. Вон Дума принимает сейчас чудовищные поправки к Уголовному кодексу (фактически новое издание сталинской политической 58-й статьи) – они позволят сажать всех инакомыслящих, тех же независимых журналистов, лет на восемь. Просто подведя под статью об экстремизме, ведь это понятие сейчас трактуется чрезвычайно широко. Рассказываешь, к примеру, о Кондопоге или Ставрополе, а тебе впаяют за разжигание национальной розни – и иди доказывай, что журналист обязан информировать общество, а не выполнять план властей по созданию «позитивного образа» России, где нет фашизма, ксенофобии и убийств на национальной почве.

Книги по истории могу перечитывать бесконечно

– Давайте отвлечемся от работы. Что для вас идеальный отдых?
– Поездка в Италию. Мы с мужем каждый год туда ездим, выбираем область или город, где еще не были, берем машину и гоняем по окрестностям. А пляжный отдых не люблю – на следующий день становится скучно, ощущение, что жизнь проходит мимо.
– А как насчет выставок, театров – эмоциональной подпитки?
– Ну, это не просто эмоциональная подпитка – это зарядка для мозгов. Вот недавно сходила на выставку Йоко Оно в рамках Московской биеннале – а там в центре экспозиции цитата из выступления Германа Геринга на Нюрнбергском процессе: «Любым народом легко управлять, главное – сказать, что на него пытаются напасть, показать ему его врага, а всех пацифистов объявить непатриотами своей страны…» Звучит исключительно современно.
– На чтение время остается?
– А как же. Я все подряд читаю. Люблю историческую литературу, я когда-то хотела на истфак поступать. Натан Эйдельман – мой любимый автор, могу перечитывать его бесконечно. Не зная истории, не понять, что происходит сегодня. Вот, например, недавно, в разгар антиэстонской истерии, я у всех друзей моей дочери спрашивала, знают ли они что-нибудь про пакт Молотова – Риббентропа, про раздел Польши и Прибалтики между СССР и гитлеровской Германией. Так вот, большинство об этом даже не слышали. Конечно, в такие девственные мозги можно вбивать любую туфту! Ну а если говорить о литературе, то меня поразило вот что: недавно два модных писателя – Сорокин и Пелевин вдруг оба написали острые политические памфлеты. «День опричника» и «Empire V». Абсолютно злободневные! А ведь эти большие писатели были, как говорится, над политикой – и вдруг такие актуальные книжки… Надеюсь, это тенденция. Есть надежда, что вслед за писателями их читатели и наши зрители перестанут глотать ерунду, которую им показывают по телевизору, и снова начнут интересоваться проблемами, которые нас окружают.

реплика
Виктор Шендерович, экс-сотрудник НТВ:
– Совсем немногие из моих знакомых, работавших журналистами в 2000 году, остались журналистами к 2007-му. Разошлись коллеги – кто куда... Марианна – осталась в профессии. Уже одно это многое говорит о ней. Она оказалась человеком прочным, с неким стержнем внутри, который не позволяет душе распасться.
Мы приятельствуем давно, со времен «старого» НТВ, и, хоть не работаем сейчас вместе, продолжаем иногда видеться. Кстати, места, где люди встречаются, примечательны сами по себе – вот с Марианной в последний раз мы виделись в мае, на 70-летии блистательного Юрия Марковича Шмидта – адвоката Ходорковского.