Александр Гордон: В любви я очень балованный
У звезды «Первого канала» Александра Гордона репутация скандалиста и хама, говорящего всем гадости. Но это всего лишь экранный образ. В жизни он совсем другой. Светские сплетники шепчутся, что женщины вообще питают к нему странную слабость – влюбляются по уши после пяти минут общения. Сам Гордон говорит, что чувство невзаимной любви ему не знакомо в принципе, если барышня ему нравится, она тут же отвечает ему взаимностью.
– Александр, как вас воспитывали в детстве?
– Меня воспитывала бабушка, потому что мама и отчим (с родным отцом, писателем Гарри Гордоном, Александр стал общаться уже в зрелом возрасте. – Авт.) были сильно заняты, работали, чтобы прокормить семью. Деньги им доставались очень трудно. Мы виделись глубокими вечерами или по выходным. А бабушка всегда была рядом. И воспитывала она меня балуя, как должна воспитывать бабушка.
Это папа с мамой должны быть строгими, системными. А бабушка должна баловать.
– Пирожками, наверное, закармливала.
– Пирожки я не очень любил, поэтому нет, не закармливала. Но все остальное, что я просил, она мне готовила с удовольствием. Бабушка играла со мной, мы слушали с ней пластинки, она рассказывала мне много о своем детстве, о войне, об оккупации.
– Идеалы у вас были?
– Конечно. Но кто сейчас вспомнит, какие? (Улыбается.)
– Ленин, коммунизм?
– Да нет, к Ленину я всегда относился спокойно. Мне не нравилось только, что на него можно пойти и посмотреть. Ведь Ленин был легендой в представлении нашего поколения, а тут вдруг лежит мертвый – этот факт никак не укладывался в моей тогда еще юной голове. Когда я сам впервые оказался в мавзолее года в четыре, я даже заплакал, увидев вождя. Потому что… Нет, этот маленький сухой человек в гробу не мог быть Лениным – Ленин другой, выше, мощнее… Но в целом я идеологически спокойно ко всему относился. Никогда не был диссидентом, рьяным комсомольцем, не строил карьеру по партийной линии. А идеалы романтические были у меня – герои книг Паустовского, Грина.
– Из дома не убегали в дальние страны?
– Нет. Я был умным. Я понимал, что родители догонят и ничего хорошего из этого не выйдет. Я предпочитал фантазировать, выдумывать дальние страны здесь и сейчас. Мы с приятелями строили какие-то корабли, в том числе космические, и улетали в неведомые миры, при этом оставаясь в собственном дворе. Вот это меня занимало. Еще меня занимал театр. В четыре года я уже был главным режиссером, директором и владельцем домашнего кукольного театра и каждый день во дворе устраивал представления для соседей и друзей.
– Деньги брали за спектакли?
– Что вы, нет, это было все-таки советское время, поэтому о плате никто не думал, мы жили идеей. Если взрослые угощали лимонадом или пирожными – а такое бывало, – принимал с благодарностью. Но то, что за представления можно брать еще и деньги, даже в голову мне не приходило.
– То есть коммерческая жилка в вас отсутствовала?
– Абсолютно. У меня она до сих пор отсутствует, я не умею, как говорится, делать деньги.
– Родители воспитывали вас ремнем?
– Пару раз мне досталось тапкой по заднице за отказ повиноваться или проказы. Как именно я шалил, уже не помню. Помню, что мне даже не было обидно, потому что получал за дело. Я понимал, что заслужил наказание, и как мог извлекал урок из случившегося.
– Хулиганили в подростковом возрасте?
– Хулиганил, а как без этого? Но мы не были шпаной. Отвязные, да. Но крышу не рвало, не беспредельничали. Курить начал в 14 лет. Вино тоже лет в 15 попробовал. Курить потом дважды пытался бросить. Один раз это было в театральном училище. У нас урок физкультуры заключался в том, чтобы дважды в неделю бегать кросс по 10 километров. Это было тяжело физически, особенно курящим парням – дыхалка не выдерживала. И наш педагог по физкультуре мягко, но настойчиво порекомендовал мне не курить. Я не курил несколько месяцев. Потом снова закурил. Как раз после очередного занятия по физкультуре. Меня разозлило, что я бегу кросс и думаю про сигареты. И я купил у метро «Смоленская» пачку «Явы», с удовольствием затянулся… Во второй раз бросал курить, когда жил в Америке. Там как раз началась мода на здоровый образ жизни, и я ей поддался. За два месяца набрал двадцать килограммов и решил: да пошли они все со своим здоровым образом… С тех пор курю.
– Никогда не хотели изменить мир?
– Я романтик, а романтики никогда не хотят менять мир. Потому что это в принципе сделать невозможно. Романтики создают параллельный мир рядом. И в этом параллельном мире живут. Мне достаточно строить свои миры, параллельные. А поскольку я понял, что это возможно в кино, то начал снимать кино. Чтобы, ничего не меняя на своем пути, как-то объяснить Создателю, почему он был не совсем прав, создав реальность такой, какая она есть, а не иной.
– В любовь верите?
– Можно верить или не верить в Бога, потому что человек не знает наверняка, есть он или нет. А как можно верить или не верить в любовь? Я просто знаю, что она существует. В любви, да вообще в жизни, я очень балованный, и мне это нравится.
– Балованный в чем?
– В отношении ко мне людей. Друзей, женщин – мне прощается больше, чем могло бы проститься кому-то другому.
– Бедные ваши женщины!
– Я не думаю, что они бедные. Я же не только беру, но еще и отдаю. Ради близкого человека могу пожертвовать жизнью, здоровьем, да чем угодно.
– Александр, как вас воспитывали в детстве?
– Меня воспитывала бабушка, потому что мама и отчим (с родным отцом, писателем Гарри Гордоном, Александр стал общаться уже в зрелом возрасте. – Авт.) были сильно заняты, работали, чтобы прокормить семью. Деньги им доставались очень трудно. Мы виделись глубокими вечерами или по выходным. А бабушка всегда была рядом. И воспитывала она меня балуя, как должна воспитывать бабушка.
Это папа с мамой должны быть строгими, системными. А бабушка должна баловать.
– Пирожками, наверное, закармливала.
– Пирожки я не очень любил, поэтому нет, не закармливала. Но все остальное, что я просил, она мне готовила с удовольствием. Бабушка играла со мной, мы слушали с ней пластинки, она рассказывала мне много о своем детстве, о войне, об оккупации.
– Идеалы у вас были?
– Конечно. Но кто сейчас вспомнит, какие? (Улыбается.)
– Ленин, коммунизм?
– Да нет, к Ленину я всегда относился спокойно. Мне не нравилось только, что на него можно пойти и посмотреть. Ведь Ленин был легендой в представлении нашего поколения, а тут вдруг лежит мертвый – этот факт никак не укладывался в моей тогда еще юной голове. Когда я сам впервые оказался в мавзолее года в четыре, я даже заплакал, увидев вождя. Потому что… Нет, этот маленький сухой человек в гробу не мог быть Лениным – Ленин другой, выше, мощнее… Но в целом я идеологически спокойно ко всему относился. Никогда не был диссидентом, рьяным комсомольцем, не строил карьеру по партийной линии. А идеалы романтические были у меня – герои книг Паустовского, Грина.
– Из дома не убегали в дальние страны?
– Нет. Я был умным. Я понимал, что родители догонят и ничего хорошего из этого не выйдет. Я предпочитал фантазировать, выдумывать дальние страны здесь и сейчас. Мы с приятелями строили какие-то корабли, в том числе космические, и улетали в неведомые миры, при этом оставаясь в собственном дворе. Вот это меня занимало. Еще меня занимал театр. В четыре года я уже был главным режиссером, директором и владельцем домашнего кукольного театра и каждый день во дворе устраивал представления для соседей и друзей.
– Деньги брали за спектакли?
– Что вы, нет, это было все-таки советское время, поэтому о плате никто не думал, мы жили идеей. Если взрослые угощали лимонадом или пирожными – а такое бывало, – принимал с благодарностью. Но то, что за представления можно брать еще и деньги, даже в голову мне не приходило.
– То есть коммерческая жилка в вас отсутствовала?
– Абсолютно. У меня она до сих пор отсутствует, я не умею, как говорится, делать деньги.
– Родители воспитывали вас ремнем?
– Пару раз мне досталось тапкой по заднице за отказ повиноваться или проказы. Как именно я шалил, уже не помню. Помню, что мне даже не было обидно, потому что получал за дело. Я понимал, что заслужил наказание, и как мог извлекал урок из случившегося.
– Хулиганили в подростковом возрасте?
– Хулиганил, а как без этого? Но мы не были шпаной. Отвязные, да. Но крышу не рвало, не беспредельничали. Курить начал в 14 лет. Вино тоже лет в 15 попробовал. Курить потом дважды пытался бросить. Один раз это было в театральном училище. У нас урок физкультуры заключался в том, чтобы дважды в неделю бегать кросс по 10 километров. Это было тяжело физически, особенно курящим парням – дыхалка не выдерживала. И наш педагог по физкультуре мягко, но настойчиво порекомендовал мне не курить. Я не курил несколько месяцев. Потом снова закурил. Как раз после очередного занятия по физкультуре. Меня разозлило, что я бегу кросс и думаю про сигареты. И я купил у метро «Смоленская» пачку «Явы», с удовольствием затянулся… Во второй раз бросал курить, когда жил в Америке. Там как раз началась мода на здоровый образ жизни, и я ей поддался. За два месяца набрал двадцать килограммов и решил: да пошли они все со своим здоровым образом… С тех пор курю.
– Никогда не хотели изменить мир?
– Я романтик, а романтики никогда не хотят менять мир. Потому что это в принципе сделать невозможно. Романтики создают параллельный мир рядом. И в этом параллельном мире живут. Мне достаточно строить свои миры, параллельные. А поскольку я понял, что это возможно в кино, то начал снимать кино. Чтобы, ничего не меняя на своем пути, как-то объяснить Создателю, почему он был не совсем прав, создав реальность такой, какая она есть, а не иной.
– В любовь верите?
– Можно верить или не верить в Бога, потому что человек не знает наверняка, есть он или нет. А как можно верить или не верить в любовь? Я просто знаю, что она существует. В любви, да вообще в жизни, я очень балованный, и мне это нравится.
– Балованный в чем?
– В отношении ко мне людей. Друзей, женщин – мне прощается больше, чем могло бы проститься кому-то другому.
– Бедные ваши женщины!
– Я не думаю, что они бедные. Я же не только беру, но еще и отдаю. Ради близкого человека могу пожертвовать жизнью, здоровьем, да чем угодно.
