Виктор Шендерович: Сирией не кончится

Sobesednik.ru поговорил с писателем Виктором Шендеровичем о Сирии, России, авторитаризме и смене власти.

14 марта на встрече с министром обороны Сергеем Шойгу и главой МИД РФ Сергеем Лавровым президент России Владимир Путин заявил о выводе военной группировки из Сирии. По словам лидера страны, Россия выполнила основные задачи, которые ставились перед началом военной операции.

Писатель и журналист Виктор Шендерович обсудил с Sobesednik.ru вывод российских войск из Сирии, объяснил, в чем опасность времени, в котором мы живем, и предрек социальный взрыв.

— Как вам кажется, зачем Россия свернула сирийский фронт? Добились своих целей?

— Да нет. Во-первых, для этого надо спросить, чего хотели, а это тоже дискуссионный вопрос. Есть несколько версий у специалистов, что это [вывод войск] обида и на Турцию, и на Иран, и на Штаты. Все эти версии очень любопытные, и, скорее всего, так и есть. Но для нас гораздо интереснее тот факт, что решение как о вводе, так и решение о выводе принимается в отдельно взятой довольно темной, уже сумрачной голове. Это совершенно не имеет никакого отношения ни к каким процедурам. Сама технология принятия решений наводит на мысль, что с нами все глубоко не в порядке. Когда в одной темной голове рождаются и немедленно реализуются крупные геополитические решения ценой в миллионы долларов и сотни человеческих жизней.

И само принятие решения, а, как вы понимаете, [Сергей] Шойгу с [Сергеем] Ивановым и [Дмитрием] Рогозиным узнали от Путина о выводе наших войск из Сирии, — самое тревожное, что сейчас происходит и происходит давно. Мы живем в эпоху мрачную, потому что мы ничем не защищены от очередного помутнения одного мозга. Это самое важное из происходящего. Что касается причин — это, видимо, обида на Иран. Об этом подробно написали наши коллеги востоковеды и политологи. Именно что обида, человеческая обида. Такое пацанское чувство «Ах, вы так вот, то я с вами не буду играть! Теперь сами давайте, раз вы так». Думаю, что никаких других причин нет.

— И какие вы видите перспективы?

— Я вижу все довольно мрачно. Потому что Путин без войны не может, без врага путинский режим не существует. Как только исчезнут враги, как только прекратится телевизионная истерика, народ, освобожденный от истерики, начнет озираться, расправлять плечи и смотреть на собственную жизнь пристальным взглядом — на экономику, на свои доходы и т.д. В мирное время Путин — абсолютный лузер, который все проиграл, причем своими руками, причем не только свое, но и наше. И он это прекрасно понимает.

Поэтому мирного времени у нас не будет, у нас появится еще какой-нибудь враг. И за неимением внешнего врага временно, видимо, будет переключено народное внимание на внутренних врагов. И вот уже новейшее заявление, что народ поддерживает репрессии (15 марта, выступая на ежегодной коллегии МВД, Владимир Путин заявил, что народ поддерживает репрессивные меры сотрудников МВД, когда они проводятся в интересах всего общества — прим.ред.). Без врага Россия путинская не останется, потому что Путин без врага не существует, он никто, он лузер.

— Путин выходит из одной войны через другую войну?

— А вы что, не заметили? Укробандера, турки, сирийцы, ИГИЛ (также «Исламское государство», ИГ; деятельность признана экстремистской, запрещена на территории РФ решением суда), Америка — всегда, гейропа — всегда, пятая колонна — всегда. Мы окружены врагами. Мы вернулись в положение Ивана Грозного, когда враждуем со всеми. Кругом по периметру враги, у нас нет друзей, обратите внимание, нет союзников. Мы одни. Это абсолютно рукотворная изоляция, созданная Путиным.

[:image:]

— Почему вы считаете, что Путин не советовался с силовым блоком? С тем же Шойгу, Рогозиным.

— Может быть, и советовался. Но сравните, пожалуйста, как принимаются решения о начале войны, о вводе войск, о прекращении войны в демократических государствах, в Соединенных Штатах Америки, например, — консультация с Конгрессом, верхняя палата, нижняя палата, нужно убедить, пролоббировать, подготовить общественное мнение, нужно объяснить обществу, — это длинный процесс. А мы на утро просыпаемся с новым врагом. Это абсолютный Оруэлл — вчера воевали с одними, сегодня воюем с другими, вчерашних газет не существует.

Может быть, я и преувеличил, возможно, Шойгу и Иванов были уведомлены об этом [выведении российских войск из Сирии], но в любом случае технология принятия решений просто татаро-монгольская — что-то пришло хану в голову, а процедура не имеет никакого отношения к процедурам, принятым в демократических странах.

— А как же мировое зло ИГИЛ, с которым мы так доблестно сражались? Оно же не побеждено до сих пор.

— Это вопрос не ко мне, а к Путину. Но ему некому задать этот вопрос. В свободной стране телевидение круглые сутки должно было тыкать ему в лицо непобежденным ИГИЛом и спросить, ради чего гибли тысячи мирных жителей в Сирии, ради чего погибли сотни наших людей, взорванных над Синаем (31 октября 2015 года над Синайским полуостровом в Египте был взорван пассажирский авиалайнер Airbus A321 российской авиакомпании «Когалымавиа», летевший из Шарм-эль-Шейха в Санкт-Петербург. Все 224 человека, находившиеся на борту, погибли — прим.ред.), ради чего все это было, кроме неврастенического путинского рейтинга, кроме этой накачки? Ради чего вся эта кровь и миллионы долларов? Но некому задать этот вопрос. Точнее есть кому, но негде, потому что Останкино в руках у Путина.

Разумеется, ИГИЛ не побежден, он как был, так и есть, разумеется, мы воевали не с ИГИЛом, а с врагами [Башара] Асада, разумеется, Путин имел в виду только защиту наших [военных] баз в Алеппо и Латакии. Это все ребенку понятно, что риторика расходится с реальностью. Но спросить невозможно — нет инструментов. Они уничтожены Путиным, нет ни свободной прессы, ни парламента, ни права выйти на улицу. Мы живем в очень опасное, очень неустойчивое политическое время.

— С началом сирийской кампании Россия вернулась на мировую политическую арену, получила право голоса. Как сейчас Запад будет реагировать на действия нашего руководства?

— Возвращение на политическую арену — очень размытый термин. Влияние страны или политического лидера, конечно, можно считать по модулю. В этом случае следует признать, что в Европе в 30-х годах самым влиятельным политиком был Гитлер. Стоит ли этим гордиться? Да, крупная страна с огромным военным потенциалом, которая развязывает одну за другой войны, становится влиятельной на континенте. Это мы зафиксировали как факт. Является ли это предметом нашей гордости? Вот вопрос.

Видимо, Путин предполагал, что увеличение удельного веса России на внешнеполитической арене как-то повлечет за собой облегчения на наших экономических фронтах. Например, будут сняты или смягчены санкции. Не думаю, что ему удастся вернуться в клуб, из которого он вышел, хлопнув дверью, не вернув Крым, не выведя войска с Украины по-настоящему. Россия при Путине совершила какие-то тактические победы, но все эти победы закончатся одним большим стратегическим поражением. Когда-то один из американских военных сказал, что вьетнамская катастрофа состояла из огромного количества тактических побед. Все время были победы, а на выходе — катастрофа. Вот это мы сейчас наблюдаем.

— Когда вы говорите о катастрофе, что имеете ввиду? Развал страны, банкротство государства?

— К банкротству государства мы идем семимильными шагами, просто очень большое государство, большие запасы, не Албания, поэтому это относительно длинный процесс. Достаточно сравнить экономическое и политическое положение России в году 2010-м, 2011-м с сегодняшнем, чтобы понять, куда все идет. Мне кажется, это секрет Полишинеля. Можно закрывать глаза, но от этого легче потом не будет. Речь идет о социальных катаклизмах, которые нас ожидают, потому что все механизмы эволюционной передачи власти Путин сам сломал в 2011-м и 2012-м годах — это был последний шанс мирного ухода от власти. Он сам разрушил механизмы, значит, механизмы будут другими.

Каким-то образом матушка-история, разумеется, Путина приберет. Вопрос только в том, что в демократических государствах президенты уходят и дальше ездят по миру, читают лекции. А в авторитарных государствах лидер сидит до конца жизни, но потом редко уходит живым и на свободу. Путин сам для себя нарисовал впечатляющий диапазон вариантов между [Аугусто] Пиночетом, [Слободаном] Милошевичем, [Николае] Чаушеску и [Муаммаром] Каддафи. Дальше уже дело вкуса, какой из этих вариантов выбирать. Ясно, что от власти он живым не уйдет, это совершенно очевидно. Я имею в виду реальный уход от власти, а не вынимание из кармана очередного Медведева.

— Какая черта должна быть пройдена, чтобы эти глобальные социальные потрясение произошли? Существует ли какой-то последний рубеж?

— Это невозможно предсказать.

— То есть они могут произойти спонтанно?

— Только так и бывает. Чаушеску за неделю до расстрела без суда и следствия имел 100-процентный рейтинг. Фактически совершенно случайно все взорвалось, могло и взорваться через неделю, месяц, два года. В Тунисе юноша совершил суицид после пощечины со стороны жены какого-то бонзы местного. (Согласно подпункту «В» части 5-й статьи 15.1 Федерального закона от 27.07.2006 №149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и защите информации» запрещается распространение информации о способах совершения самоубийств — прим. Sobesednik.ru). Еще год назад его поступок остался бы частным происшествием на рынке, а в тот момент, когда он это сделал, все закончилось свержением режима (17 декабря 2010 года Мохаммед Буазизи на площади перед зданием мэрии покончил жизнь самоубийством, что спровоцировало массовые выступления и начало Арабской весны — прим. ред.). Никто никогда не знает содержание бензиновых паров в историческом воздухе. Это накапливается, а потом происходит одномоментно.

В этом разница между сменой режима в демократической стране и авторитарной. В демократической — накапливается отрицательная энергия по отношению к администрации, и администрация меняется, уходит, телезрители становятся избирателями, Чурова нет, выборы честные, телевидение открытое, свободное. Через какое-то время сменяется власть, и бывший глава власти, его можно любить или нет, но он просто уходит по закону. А в авторитарном режиме все копится, а потом взрывается. Как и когда это будет, по какому поводу, на какой именно банановой кожуре поскользнется [власть], предсказать невозможно. Но ясно, что все идет именно к социальному взрыву, а не к политической смене. Вы ходите по улицам? Вы видите, что стоят нищие интеллигентные женщины, и это не профессиональные нищенки. Я несколько раз за день видел женщин, просящих милостыню. Женщины, совершенно очевидно, с высшим образованием. Ну какое-то время это может продолжаться, но в какой-то момент количество переходит в качество.

— Социальный взрыв может произойти среди обычного населения, в «низах», или среди элит, в «верхах», или может восстать городской средний класс?

— Белоленточников больше не будет. К сожалению, Путин сам уничтожил просвещенную оппозицию: разгромил, посадил, выдавил из страны и маргинализировал. Это будет именно взрыв, не будет мирных белоленточников с остроумными лозунгами, думаю, будет что-то другое. Либо элиты что-то сообразят, но что они могут сообразить кроме Михайловского замка, я сейчас не очень понимаю. Потому что сам Путин от власти не уйдет.

[:wsame:] [:wsame:]