"Список Касьянова": кара за ложь или спасение от грязи?

«Список Касьянова» даёт пропагандистам приятную возможность вновь ощутить себя достойными членами сообщества журналистов.

В самом деле: последними словами тебя коллеги, которые побрезгливей, крыли, обманы твои разоблачали; кто понежнее — руки заламывали и возводили глаза к небу: «доколе?» А тут вроде как даже получаешься пострадавшим за правду: ты клеймил врагов Отчизны (не разбирая даже, что оных врагов какие-то неустановленные лица полтора суток назад «шлёпнули» около кремлёвских стен) — ну вот их соратнички-то и не стерпели, побежали к своим заокеанским хозяевам искать на нас управу, запрещать нам выезды за границы!..

[:rsame:]

В первую очередь, правда, следует сказать, что заокеанские «хозяева» до такой степени не хозяева, что им вообще-то плевать на российские дела. Чего только не происходило в отечестве в последние годы — но санкции начались лишь тогда, когда российские порядки начали распространяться сперва на иностранцев и ими нанятых (случай Магнитского), а затем на сопредельные страны (Крым и Донбасс). Так что если кому-нибудь из российских пропагандистов и запретят ездить за рубеж, то, я думаю, только из соображений гигиены. Это не наказание за ложь или травлю, а всего лишь стремление отгородиться от того, кто плохо пахнет и пачкается. Освобождённый раб производит на тех, кто ещё закабалён, известно какое впечатление; человек, который освободился от оков совести и теперь безнаказанно лжёт и разжигает ненависть, тоже оставляет довольно тягостное впечатление и серьёзно подрывает веру в лучшее в людях.

Что же до страдания за правду, то журналиста невозможно наказать за ложь, потому что его виной может быть только добросовестное заблуждение, которое способна развеять открытая здоровая дискуссия. Как только журналист сознательно решает игнорировать аргументы «против» и прячет их от аудитории под сукно, чтобы они не портили ему картину, он перестаёт быть журналистом и становится пропагандистом.

Журналистская доблесть заключается в том, чтобы предоставлять людям информацию — такую и так, чтобы они сами могли её оценить, взвесить, попробовать на зуб, проверить, соотнести и составить своё независимое мнение и впечатление. Так из множества ответов на простые вопросы типа «да/нет» складываются ответы на вопросы сложные. Грань между журналистикой и пропагандой — это грань между проверяемыми ответами на простые вопросы (кто, что, как, когда и где сделал?) и вколачиваемыми в головы догматами готовых ответов сразу на сложные вопросы (что делать и кто виноват?).

[:same:]

Свобода слова — как воздух: в разрежённой атмосфере, когда воздуха мало, вода закипает быстрее. То же происходит с умами. Прецеденты у всех на виду, не раз вспоминали: от редактора погромной газеты в нацистской Германии, осуждённого Нюрнбергским трибуналом, до редактора африканской радиостанции, подбивавшей один народ к геноциду другого. Между этими двумя примерами — совсем не пропасть: полвека. От последнего примера до нас — рукой подать: чуть больше двадцати лет. Можно сказать, что это тоже были «мнения». По существу с этим трудно спорить. Если чьи-то слова о том, что убийца миллионов человек был хороший и делал всё правильно и его действия можно оправдать, способны смутить людей — проблема в этих людях, а не в том, что этому горлопану дали открыть рот.

В России проблемы со свободой слова — она весьма ограничена. Людей пачками сажают в тюрьму за слепенькие листовки, напечатанные дома на принтере (а то и просто рукописные) и расклеенные на автобусных остановках, и за не менее шизофренические посты в Сети. Насколько я могу полагать, любой западный судья, принимай он решение по такого рода делу, признал бы две вещи: первое — это действительно экстремизм; второе — наказание можно назначить ниже нижнего предела, потому как никого ни к каким действиям эта агитация подвигнуть не может и никогда не могла, так как очевидно является делом рук какого-то городского сумасшедшего: прочитать, плюнуть и пойти прочь.

[:rsame:]

Совсем другая история, если ты — журналист государственного телеканала, ведущий или корреспондент самого рейтингового выпуска новостей или итоговой аналитической передачи: это предполагает другой уровень ответственности. Совсем другая история, если в твоих материалах или передачах представлена только одна точка зрения — а другая если и пробивается, то на правах человека в фуфайке, на котором свора подпевал-идеологов тренируется хватать, рвать и метать по команде «ату!»: это мало похоже на свободное обсуждение с непредсказуемым результатом. И совсем другая история, если ты впроброс поливаешь людей грязью, да притом нередко лжёшь даже в тех самых простых вопросах — из разряда «бил/не бил жену?» (Или, как ты любишь формулировать — «Перестали ли вы наконец бить свою жену?»)

Если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, утка и есть. Если кто-то действует не как журналист, а как пропагандист; если он преследует цели, приличествующие не журналисту, а пропагандисту; наконец, если он добивается результатов, присущих воздействию пропаганды, а не журналистики — кто он?

Он фигурант «списка Немцова — Касьянова».

[:wsame:]

[:wsame:]