Игорь Бунин: Решение Украины о дезертирах очень рискованное – стране грозит новая война

После того, как правительственные силы Киева отбили ряд регионов у ополченцев, министр внутренних дел Украины Арсен Аваков опубликовал в своем фейсбуке запись, в которой говорится, что властям придется найти замену 20 тысячам бывших сотрудников МВД, «дискредитировавших себя» или дезертировавших. Таким образом, пока значительная часть отвоеванных территорий остается без местной власти и милиции.

Выскажите свое мнение: Что означает масштабное двустороннее дезертирство в войне на юго-востоке Украины?

О причинах недоверия Киева к бывшим сотрудникам МВД, а также об изменениях общественных настроений на Украине мы поговорили с президентом Центра политических технологий, политологом Игорем Буниным.

— О чем говорит сообщение Арсена Авакова о «замене» 20 тысяч сотрудников МВД?

— То, что министерство внутренних дел Украины уволило 20 тысяч дезертировавших сотрудников — это известный факт. В основном это бывшие правоохранители на юго-востоке Украины, прежде всего в Луганской и Донецкой областях. Психология этих людей была очень простой — они стремились не участвовать в боевых действиях, предпочитая нейтралитет. То есть они не защищали украинскую государственность, а просто отказались делать выбор. Но где власти найдут еще 20 тысяч сотрудников, мне не очень понятно. Это практически невозможно.

— А тот факт, что украинских дезертиров уволили по причине упомянутого вами поведения, это справедливо?

— Представьте аналогичную ситуацию в России. Дезертиров тоже бы уволили и даже наказали бы сильнее. Просто здесь зависит от того, какой метод избираешь. Если ты предпочитаешь жесткий выбор, то будешь всех увольнять, и останется огромное количество недовольных, которые будут уходить, как говорили французы, в «маки», то есть в партизаны. Или, во всяком случае, эти люди становятся твоими противниками. Другой вариант — предпочесть мягкий выбор и с кем-то договориться, прощая им такой нейтралитет.

Здесь сделан жесткий выбор. Решение украинских властей о дезертирах, конечно, очень рискованное, поскольку из-за него можно получить огромное количество участников будущего сопротивления политического, или даже военного, стране грозит новая война. Но в конце концов это выбор государства.

— Получается, что серединного решения не было? Либо жесткое, либо мягкое?

— Я не украинский политик и мне трудно ответить. Возможно, по украинским дезертирам было и более легкое и компромиссное решение, где сочеталось бы и то, и другое. Яростных противников власти могли уволить, посадить, а тех, кто сохранял нейтралитет, перевоспитать. С точки зрения некой логики, учитывая особенности Новороссии и их способность адаптироваться к новой власти, думаю, что такое компромиссное решение было бы гораздо более оптимальным.

— А как теперь местные жители смогут уживаться с киевской властью — после того, как они частично поддержали ополченцев?

— Между юго-восточными регионами так называемой Новороссии и теми областями, где украинская власть чувствует себя уверенно, сильны психологические и идеологические противоречия. Они особенно ощущались месяца два назад, когда подавляющее большинство жителей юго-востока выступали за Советский Союз, за Владимира Путина и так далее. То есть это была другая идеологема, в то время как в западных регионах страны Путин считался врагом, а СССР совершенно не воспринимался и была готовность пойти в НАТО. Но сейчас ситуация изменилась, и психологически люди готовы на что угодно, лишь бы наступил мир. Конечно, они не будут сотрудниками власти, а предпочтут быть аполитичными.

Кстати, для Новороссии это достаточно характерное поведение, что когда там доминируют пророссийские силы, то по паспортам гораздо больше русских, чем в то время, когда доминирует Украина. Это типичное оппортунистическое поведение большинства населения.

— На днях прошла информация о 40 военнослужащих украинской армии, якобы — или на самом деле — дезертировавших на территорию России...

— Известно, что такая информация поступила. Так это или не так, у меня точных данных нет. Думаю, что такой побег — это вполне возможная реакция на сложности будущей жизни.

— Насколько сегодня серьезно стоит проблема дезертирства в украинской армии?

— Ясно, что граждане Украины оказались в очень сложной ситуации. По-видимому, идет подъем национального самосознания среди части украинцев, а с другой стороны наоборот нарастает неприятие гражданской войны. Даже когда были выборы, люди голосовали за Петра Порошенко в надежде, что этот человек может принести мир на Украину, договорившись и с Владимиром Путиным, и с Западом, и с юго-востоком. Выбор Порошенко как президента был прежде всего связан именно с этим.

Теперь же, если Петр Порошенко не сможет себя идентифицировать с партией «Солидарность», то на первом месте стоит партия Олега Ляшко. Это лидер популистски, «по-жириновски» агрессивный, и именно на этом Ляшко зарабатывает очки. Как можно заметить, то, что было раньше — стремление к компромиссу и договоренности — начинает сменятся более жестким подходом.

Хотя на самом деле мне кажется, что это просто разные сегменты. Вероятно, основная масса ориентирована на компромисс, мир и договоренности, как это было, когда они голосовали за Петра Порошенко. Однако другая часть, скорее всего, начинает выбирать более жесткий подход. Кроме того, поскольку люди растеряны, они не очень понимают, куда и как идти. В этой ситуации популистский подход, как у Олега Ляшко (мол, сейчас я вам предложу решение всех проблем), всегда воспринимается населением проще и быстрее.

— То есть происходит некая перемена во взглядах на Украине, а параллельно с этим идет определенная сегментация общества?

— Самое главное, что выделяется очень агрессивный сегмент, но он очень растерянный и популистский.

— А почему занимающий такой высокий и ответственный государственный пост министр внутренних дел Украины Арсен Аваков, постоянно публикующий всё новые посты в своем фейсбуке, пишет там не по-украински, а по-русски?

— Так он же харьковский и лучше знает русский, чем украинский язык [смеется]. По-украински ему просто писать сложнее, чем на русском языке.