Молчание Навального и жир госдеповской подкормки
В последние недели в оппозиционной среде произошло какое-то воскрешение идеи «хождения в народ». Теперь под этим понимается выход за пределы определённого круга электронных СМИ
В последние недели в оппозиционной среде произошло какое-то воскрешение идеи «хождения в народ». Теперь под этим понимается выход за пределы определённого круга электронных СМИ.
Алексей Навальный объявил о начале выпуска бесплатной газеты «Популярная политика», рассчитанной на тех, кто не читает новости в Интернете, и призванной отвоевать их умы у телепропаганды. Ксения Собчак тем временем запустила на редеющем «Дожде» передачу «Как живёте?» — эдакую общественно-политическую версию передачи «Пока все дома», которая принципиально ходит в гости только к тем, кто вообще не слышал о существовании телеканала «Дождь», а Ксению помнит в лучшем случае как ведущую «Дома-2».
В этих событиях трудно не увидеть параллель с закручиванием гаек — или, вернее, обрыванием проводов — в Интернете. Роскомнадзор придумывает всё новые и новые поводы и способы заглушить сетевой глас Алексея Навального, который по решению суда находится под домашним арестом по делу «Ив Роше» и не может пользоваться Интернетом. Правоохранители даже требовали от «Живого Журнала» удалить весь архив блога Навального и уже пригрозили популярным соцсетям ответственностью за перепосты Навального, которые делают их пользователи.
[:image:]
Сторонники Навального пока успешно отбиваются — в том смысле, что имеющим к тому желание и досуг «актуальный Навальный» по-прежнему доступен в два-три клика. Но власти не сдаются: на днях будет рассмотрен в Думе законопроект, по которому любой блогер, имеющий более трёх тысяч подписчиков, обязан соблюдать требования, предъявляемые законом к зарегистрированным СМИ.
Любопытно, конечно, было бы узнать, откуда взялась эта цифра — три тысячи. Год назад предлагалось обязать получать журналистские «корочки» всех, у кого читателей в Сети больше десяти тысяч. Неужели за отчётный период стало опасным для основ государства и общества мнение, интересное не десяти, а трём тысячам анонимов? Законодатели уверены: крутые меры требуются, потому что многие авторы Интернет-дневников проявляют «безответственность». Тут бы вспомнить, что порой говорят — с полной, конечно, ответственностью — сами депутаты, выступая с трибуны, а иной раз и с законопроектами. Но у депутатов, видите ли, неприкосновенность...
Вообще ситуация с блогом Навального и многими другими блокировками — классический пример такого широко известного понятия, как двоемыслие. У всякого человека, который одобряет такого рода события, в голове просто обязаны уживаться две противоположные мысли. Первая — что Навального прижучили абсолютно справедливо и по закону, а отнюдь не потому, что он слишком много знал и слишком часто открывал рот. Вторая — что Навальный достукался и именно поэтому не должен иметь никаких претензий: сам же говорил, что в стране цензура — вот, дескать, и получил.
[:image:]
В эту логику вполне укладываются и оценки «ночи закрытых сайтов», проведённой для разминки месяц назад. Кто не верит — почитайте комментарии к недавней статье нашего обозревателя Никиты Смагина о наступлении властей на независимые СМИ. Вкратце их формулировка знакома каждому, кто хоть раз обращался в почившую в бозе милицию: «вот убьют — тогда придёте». Вот закроют вообще всех, везде и насовсем — тогда и будете вякать про цензуру, говорят вам вслух; правда, уже не сможете — негде будет, думают при этом про себя.
Короче говоря, если год-полтора назад вошло в моду жаловаться, что главным поставщиком политических новостей в стране стал Следственный комитет, то в последнее время это звание перешло к Роскомнадзору. В этих новых условиях резко возрастает роль горизонтальных связей — но речь совсем не обязательно об уходе в офлайн. Просто роль человека, доносящего информацию до своих пятидесяти друзей, становится сравнимой с ролью человека, который обращается к миллионам. И дело здесь не только в необходимости обойти депутатские рогатки из серии «больше трёх тысяч не фолловить».
[:image:]
Известный исследователь тоталитарных режимов Ханна Арендт писала, что регулярное воздействие пропаганды приучает людей при столкновении с новой информацией задавать вопрос не «Правда ли это?» (то есть проверять аргументы и искать истину), а «Почему этот человек говорит мне об этом?» (то есть проверять документы и искать врага). Когда кто-то видит на телеэкране, к примеру, участников «Марша мира» или грядущего митинга против цензуры, ему нетрудно поверить, что это, как ему объясняют за кадром, всего лишь фашиствующая интеллигенция бесится с жиру, накопленного на госдеповской подкормке.
Однако когда этот же человек слышит аргументированное недовольство сложившимся положением дел от друга, коллеги, родственника, про которых он точно знает, что у них нет золотых гор под кроватью и американского флага или портрета Степана Бандеры над ней, волей-неволей он вынужден будет задуматься. Что это, как не возможность развернуть диалог поверх пропагандистского фона?
Конечно, уровень агрессии в обществе, который и раньше не падал, в свете последних событий и вовсе достиг невиданных высот, и уже есть вполне реальный риск нарваться на реакцию «брат на брата». Однако чем больше молчишь и пережидаешь, сидя перед пока ещё открытым окном возможностей, тем скорее это окно захлопнется совсем.
