Мария Гайдар: Нельзя сказать, что власть стала лучше, но у чиновников пропадает ощущение полной безнаказанности

Некогда самый молодой вице-губернатор России, Мария Гайдар ушла из правительства Москвы, где она была советником вице-мэра, курирующего соцвопросы. Почему общественная работа оказалась для нее предпочтительнее госслужбы?

Фото: Мария Гайдар //

Закрыв одно уголовное дело против Алексея Навального, власти развернули новое, дело «Ив Роше». В центре событий вновь оказалась некогда самый молодой вице-губернатор России Мария Гайдар. Об этом, а также о своем уходе из правительства Москвы, где она была советником вице-мэра, и многом другом Гайдар рассказала в интервью «Собеседнику».

Печатников сам меня позвал

– Как вы оказались советником у Леонида Печатникова?

– Он сам мне предложил эту должность. Мы не были знакомы. Думаю ему меня кто-то порекомендовал. Я согласилась, но – на общественных началах: мне было важно сохранить независимость, чтобы уйти как только посчитаю это нужным. Ведь что может советник? Только советовать. Решения все равно принимает главное лицо. В Москве, к слову, нет проблем с идеями и советами. Есть проблема с их реализацией.

– Но если советы не нужны, зачем он вас позвал?

– Спросите у Печатникова.

Здравоохранение столицы – махина, которая не очень хорошо управляется, и все основные пробуксовки происходят на уровне исполнителей: от департамента здравоохранения и ФОМС до главврачей… В результате – парадокс: система финансирования у всех одна, а зарплаты в каждом медучреждении выходят разными. И условия работы врачей совершенно разные. И качество лечения пациентов – тоже неодинаковое.

Ждать, что эта система изменится сама по себе, бессмысленно. Нужно общественное давление, чтобы всех ее участников подтолкнуть к нормальной работе. Этим я и займусь теперь в своем фонде «Социальный запрос».

Два года на реформы

– Да, я видела, что вы просите людей присылать жалобы на конкретных врачей, поликлиники… Но что же тут может сделать общественник? Разве будучи советником вице-мэра не легче решать эти проблемы?

– Я же говорю, система пробуксовывает. А чем сможем помочь… Есть огромное количество вещей, которых люди просто не знают. Так, они не знают своих прав; не знают, сколько государство выделяет денег на их лечение; не знают, куда нужно пойти и что конкретно требовать. Поэтому важная задача фонда – информировать людей. И второе - есть острые темы, которыми я собираюсь активно заниматься. Например, льготное лекарственное обеспечение...

Но все это на уровне лишь рассказа о правах. К реальности обычно это мало имеет отношения.

– Это на уровне рассказа, да. Но и активного действия.

– А что такое активное действие в вашем понимании?

– Жаловаться, требовать, информировать. У нас ведь как все устроено: государство много обещает, но при этом механизмов обеспечить обещанное зачастую не существует. Возьмем то же здравоохранение: в теории предполагается, что люди могут получить все. Об этом регулярно заявляют чиновники разных уровней. На деле все совсем не так. Мне бы хотелось добиться, чтобы власть перешла от декларативной политики к реальной. Но у людей, которые находятся во власти (это не только первые лица, но чиновники вообще, в том числе и главврачи), сегодня нет сильной мотивации что-то менять. Поэтому нужно давление извне.

– Давление извне это хорошо, но ответственности за результат у давящего никакой: какой спрос с общественника. Согласитесь, гораздо больше возможностей что-то изменить в том же здравоохранении было, когда вы работали вице-губернатором Кировской области...

–  Возможно. Кстати, там я любые конкретные жалобы (когда было понятно: кто, где, кому и чего не сделал) очень приветствовала. Почти по всем таким жалобам проводила проверки и принимала кадровые решения.

А чем еще гордитесь из того, что сделали в Кировской области?

– Когда я пришла, финансирование здравоохранения по сути было сметным (т.е. исходя из традиционных затрат).

Мы перешли на систему оплаты за результат. Ну, например, поликлиника получает деньги в зависимости от достижения определенных показателей, которые связаны, скажем, с ранним выявлением онко-патологии, с уменьшением количества госпитализаций, вызовов скорой помощи и т. д. Плюс мы выстроили четкую иерархию, подробно прописав — что именно имеет право лечить каждое конкретное медучреждение, и что оно должно делать, если не может добиться результата. Мы создали систему, при которой врачам стало выгоднее пациентов эффективно пролечивать, а не держать подолгу в больницах…

– Когда соглашались на пост вице-губернатора, вы, кажется, уже планировали года через два поехать учиться в Гарвард. Разве за такой короткий срок можно что-то серьезно изменить?

-- Я работала в Кировской области 2,5 года . Когда соглашалась на этот пост, планов ехать в Гарвард еще не было. Но уже тогда понимала: моя задача – не сидеть на этой должности всю жизнь. Я воспринимала себя как антикризисного менеджера. И мне многое удалось сделать.

Так, я запустила проект поддержки местных инициатив, который работает до сих пор, и область им гордится. Люди сами решают, что хотят у себя в городе (районе, селе и т.д.) починить или построить, и активно в этом участвуют: собирают сходы, софинансируют эти проекты... В итоге самые отдаленные сельские районы получили возможность решить проблемы, которые не решались десятилетиями.

Или проект «семья для пожилых людей». В области – огромные очереди в дома для престарелых, поэтому мы предложили создавать приемные семьи для пожилых. Все говорили: это невозможно, люди не захотят брать стариков в семьи, даже за деньги. Но выяснилось, что все совсем не так. Кстати, чаще всего приемные семьи создавали соседи одиноких стариков. Обе стороны довольны – ведь эти люди знакомы много лет, доверяют друг другу...

Собственно, это основные изменения, которые «пришли» со мной. Я это все спланировала, нашла команду. Мы сделали главные шаги, которые, надо сказать, были очень сложными – далеко не все шло гладко. Но та команда, которую я создала, осталась. И продолжает заданный курс.

Папа не помогал

– Это были ваши личные идеи, или вам их подсказал папа, Егор Гайдар?

– К сожалению, мы не успели с ним подробно эту тему обсудить. Ведь папа умер практически сразу после того, как я начала работать в области… Мы, когда с ним встречались, в основном говорили о личных делах, о семье...

– И когда же вы поняли: все, пора в Гарвард?

– Когда прошли некие точки невозврата и правильные люди уже работали в команде. Хотя многие начинания мне было жаль бросать – хотелось посмотреть на результаты. Тем более что чем дальше, тем легче было работать. Но я посчитала: надо двигаться вперед… Все-таки недаром многие должности являются выборными, а не пожизненными: это правильно, когда человек приходит, решает какую-то проблему и уходит.

– Социалка и здравоохранение – теперь уже ваша главная тема в жизни. А тогда, в Кирове, они достались вам потому, что никто больше не брался?

– Нет, я это сознательно выбрала… У меня всегда было очень личное отношение к здравоохранению. И мама была врачом, и сама я хотела им стать. И еще... Год назад умерла моя мама. Уверена, она могла бы остаться жить, если бы у скорой, которая приехала, были хоть какие-то средства реанимации.

Нашей системе здравоохранения сегодня абсолютно неважно: пользуешься ли ты правом бесплатной помощи, или ты платишь деньги, есть ли у тебя связи, или ты попал к врачу с улицы... В любом случае у пациента нет никакой гарантии качества лечения. Это надо менять.

Надо менять реальность

Общественное давление -- не самый эффективный путь решения таких вещей в нашей стране. Вам ли этого не знать, вы же провели не одну эпатажную акцию в начале 2000-х...

– Я очень горжусь ими. Считаю, все, что делала (и движение «Да», и митинги «Я Свободен», и акция на мосту), было актуально и правильно. А что касается общественного давления… Ну, вот Алексей Навальный – он что, расследует все вопросы коррупции? Нет, он говорит об единичных случаях. Но это меняет реальность, меняет сознание людей и в конечном счете это меняет и саму власть. Нельзя сказать, что власть стала лучше, но по крайней мере у чиновников пропадает ощущение полной безнаказанности.

То же самое и в здравоохранении. Пока еще люди терпят то, что им предлагают считать полноценным медобслуживанием. Но сейчас на медицину выделяют серьезные средства. А где отдача? Я вот сейчас изучаю доходы столичных главврачей. У некоторых жены – миллионерши. А вы говорите, не нужно общественное давление. Нужно. В том числе, чтобы это прекратить.

С Белых переписываемся

– А с главой Кировской области у вас остались нормальные отношения после вашего ухода с поста вице-губернатора?

– Да, хотя мы не часто общаемся.

– Между тем, вы не слишком лестно о нем высказывались до своего назначения...

– Было только одно высказывание. О том что Белых продал душу дьяволу. Мне припоминали его все то время, что я работала в Кировской области. Это касалось ликвидации партии СПС. А я была против, и активно боролась против этого.

Никита тогда фактически сдал партию. Я и сейчас считаю, что это было неправильно. Сейчас СПС могла бы восстановиться, даже если бы ее под каким-то прелогом закрыли. А в то время СПС могла бы стать хорошей площадкой для оппозиции. Потому что тогда существовали разные оппозиционно-настроенные группы, а вот партии ни у кого не было. А партия – это все-таки большие возможности. Например, возможность участвовать в выборах разных уровней. Поэтому я активно боролось за то, чтобы партия осталась. Я и в самой СПС за это боролась. В какой-то момент я даже чуть не победила – на съезде партии.

В общем, процесс этой активной борьбы за СПС занял месяца два или три. Все было на нервах, очень остро переживали... На этот период и пришлось мое высказывание. Никита, кстати, совершенно не обиделся. в жж. Он мне сказал – ты меня раскритиковала, а не хочешь ли поработать? Меня это заинтересовало. Вначале я стала советником у Белых. А когда предложила ему свое видение, чего надо менять и как, после этого он назначил меня вице-губернатором.

– Сейчас вы, как я понимаю, встречались на допросах по делу Навального?

– Мы не встречались, а переписывались в соцсетях на эту тему. А на допросы каждый ходил по отдельности.

Допросы «по Навальному»

– Почему вас вызывали на допросы по делу Навального? Ведь «Кировлес» - совсем не социальная сфера?

– По «Кировлес» меня как раз не вызывали… Меня вызывали по Главподписке, по «Ив Роше», по деньгам СПС и по кировскому спиртзаводу. Мы с Навальным и его семьей уже много лет дружим, даже снимали один офис. Видимо, с этим и были связаны мои вызовы к следователю

– И что вы знаете про спиртзавод?

– Ничего, этот завод тоже не имеет отношения к социальной сфере. Но как я выяснила, следователи просто поговорить хотели. Дело в том, что по документам этот спиртзавод попал в план приватизации. А там была еще и приватизация аптек кировских. И я очень активно боролась с этим намерением, и написала просто какие-то огромные тома бумаг на эту тему. У меня были свои аргументы: ведь аптеки имеют дополнительную социальную функцию. И мне не хотелось, чтобы пришел частник и сказал – давайте уберем неприбыльные аптеки в районе и оставим рентабельную аптеку в городе… У нас в правительстве области долго шли споры на эту тему. И вот следователи меня спрашивают - вы были активно против приватизации аптек, а что вы думаете по поводу спиртзавода. Но я ничего не думаю про спиртзавод, я про него ничего не знаю. Но вы же были против приватизации аптек, а вот спиртзавод… Я говорю им: спиртзавод и аптеки – совершенно разные вещи. Ну, вот в таком ключе у нас был разговор со следователями.

Чему учат в Гарварде

– А зачем вам потребовалось изучать в Гарварде систему госуправления, если вы хотите быть независимой и заниматься общественной работой?

– В сущности, я изучала не госуправление, а общественное администрирование (public administration). То есть управление всем, что не связано с извлечением прибыли.

– Разве госуправление связано с извлечением прибыли?

– Безусловно. И на моем курсе в Гарварде были даже члены правительств и сотрудники центральных (государственных) банков. А так же люди, которые занимаются благотворительными организациями, различные активисты, оппозиционеры и т.д.

Гарвард – это университет не американский, а международный. На моем курсе были люди со всех концов света: из Южной Америки, Африки, Ближнего Востока, Китая... Общаясь с ними, я получала очень интересный международный опыт: понимание – какие проблемы типичны для каких стран, как они там решаются…

Кроме того, обучение в Гарварде построено таким образом, что каждый выбирает те курсы, которые ему нужны. Я построила программу так, чтобы максимально расширить свое понимание того, какие проблемы в социальной сфере актуальны сегодня для разных стран, как на эти проблемы смотрят власти этих стран и какими способами пытаются их решить. Сделала для себя очень важный вывод: основные мировые проблемы в социальной сфере – это проблемы не технические, а ценностные. То есть каждое правительство должно четко для себя уяснить: чего именно оно хочет добиваться, кому, какие льготы (или услуги) и за счет чего предоставлять.

Кстати, в России сегодня, наоборот, главная проблема как раз не ценностная. А – именно организационно-техническая. Нам остро нужно грамотное управление. Кроме того, у российской соцсферы достаточно большой ресурс к оптимизации. Это и огромные деньги, которые где-то оседают и идут не туда, куда нужно. И неразумный объем бумажной писанины у врачей... И так далее. Мне все это было интересно. И важно для работы в фонде «Социальный запрос».

– Думаю, теперь вы в своей деятельности уже обойдетесь без альпинистского снаряжения…

– Намекаете на нашу акцию на мосту в начале 2000-х? Знаете, уже во время этой акции я понимала: видимо, это последний раз, когда я делаю нечто подобное. Ведь для разных поступков – разный возраст. Не в любом возрасте повисишь на мосту.

Но тот эпатаж был оправдан: тогда даже самый массовый митинг собирал не больше двух тысяч. Количеством протестующих в то время было невозможно привлечь внимание ни к одной проблеме. А я считала очень важным все равно говорить о больном. И, видите, это запомнилось.

Также и со здравоохранением. Вот сейчас я начинаю свою борьбу. В каком-то смысле я первопроходец – этим ведь сегодня никто не занимается. Сейчас кажется, что мои усилия ни к чему не приведут, что проблема нерешаема... А я уверена: через несколько лет защита прав будет абсолютным трендом. И все займутся исключительно тем, что будут консультировать, защищать свои права, что-то требовать, судиться с государством, с больницами… То есть, это будет повестка следующих 5, а, может, даже 10 лет. Потому что люди уже мыслят по-другому и хотят другого качества услуг.

Читайте также:

Мария Гайдар в показаниях по "делу Кировлеса" рассказала о роли Алексея Навального в реорганизации предприятия

Мария Гайдар рассказала о своем допросе по делу о хищении средств у СПС Алексеем Навальным

Рубрика: Политика

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика