Рука водителя

Вот кому искренне сочувствую, так это журналистам премьерского пула. Ведь им надо о чем-то спрашивать Владимира Путина, а вопросов к нему давно нет.

Вот кому искренне сочувствую, так это журналистам премьерского пула. Ведь им надо о чем-то спрашивать Владимира Путина, а вопросов к нему давно нет. 

И вот они тужатся, оттаптываясь все на тех же проблемах: Шевчук, несогласные, коррупция, Ходорковский, перезагрузка… 

Две только что прогремевшие большие беседы с президентом – одна в исполнении А. Колесникова («Ъ»), другая в аранжировке А. Гамова («Комсомольская правда») – все еще широко обсуждаются в прессе, но обсуждается не смысловая их часть, стремящаяся в общем к нулю, а цели, лексика, интонация, переданная обоими авторами весьма живо. Со своей стороны замечу, что у Гамова получилось смешней. Может быть, потому, что он к этому не стремился. Но перлы вроде «Сам сел за руль своей «Лады Калины»… Предполагалось, что он сам за руль не садится, вносят его туда, что ли? Ремарки типа «недоуменно повел плечом», «поднимает на меня брови» сделали бы честь новой драме. Крепкие нервы у журналистов премьерского пула. Если бы он на меня брови поднял, я уж и не знаю, что бы со мной было. Немудрено, что журналист в разгар интервью кричит: «Мало!», имея в виду посадки. 

Попробуем, однако, разобраться в услышанном и увиденном. 

 Зачем 

Это как раз довольно очевидно: весь «символический язык» этой поездки, умно говоря, наводит на мысль о старшинстве, единоначалии, триумфальном возвращении в верховную власть. О том, что решение это принято, «Собеседник» предупреждал еще весной. Нужны ли подтверждения после дальневосточной поездки? Сам образ водителя красноречив: Путин управляет, пусть автомашиной. И это убедительней самолета: в кабине пилота бывали немногие – на машине по отечественным дорогам ездят все. Чувствовать мы себя должны примерно как Колесников, у которого возникло ощущение, что его подвозит незлобивый разговорчивый таксист. Однако «бояться надо», как явствует уже из разговора с Гамовым. И не только потому, что Путин – строгий начальник. А потому, что ведет он отечественную машину по отечественной дороге. И настроение у него меняется – то плечом дернет, то бровями. Так что пассажир никак не может чувствовать себя в безопасности. Особенно если учесть, что за любые ошибки шофера отвечать будет он. Не шофер, который тут вообще хозяин всего, – а пассажир, который всегда во всем виноват. Прежде всего в том, что вообще сел в эту машину. 

А куда едет эта машина – понятно любому. Она едет в Кремль. 

Почему 

Это вопрос более сложный. Глеб Павловский сказал на «Эхе», что Путин озирает построенную им систему, но потом добавил, что система недостроена. Это и Путин признал – демократия у нас переходная. Что же он тогда озирает? Отмечает так своеобразно одиннадцатилетие пребывания у власти – с августа 1999 года? Но юбилей не круглый. Дозором обходит владенья свои? Это больше похоже на истину. Главное же, как мне кажется, – премьеру срочно требуется исправить негативное впечатление от этого лета. Ведь у нас всегда считалось, что главный политический капитал Путина – молчаливая, никак не формализованная поддержка со стороны народа. Болтают-то у нас москвичи и оппозиционеры, которые по российской традиции происходят все больше из элиты. А вот простой народ, безликая масса, называемая «путинским большинством», Путина любит и в обиду не даст, и составляет от 70 до 90 процентов населения. 

И вот этим летом что-то у Путина с этим большинством разладилось. То есть оно еще не призывает его напрямую к ответу, но и прежнего пиетета уже не испытывает. Осмеливается задавать вопросы. Кричит. Особенно неудачно вышло с погорельцами, но этот эпизод есть только в Интернете – телевидение его показало куце. Короче, возникло чувство, что Путина уже не так сильно любят и – более того – не так ему верят. Это не рейтингами меряется, а в воздухе носится. 

Теперь настала пора возобновить пакт с молчаливым большинством. Для этого берется российская машина и, ведомая премьером, отправляется из Хабаровска в Читу. Для этого же произносится фраза о «сырьевых сливках», которые нельзя сливать в экономику, ничего не производящую и никаких денег не зарабатывающую. Про это все знают, но когда это говорится вслух, народу приятно. Для того же народа сказана фраза про пресловутую дубину по башке – она и так стилистически избыточна, да еще и трижды повторена: в конце концов, в России три с половиной оппозиционера, они и так регулярно получают по башке, – «откуда такая нежность?» Это попытка компенсировать избытком экспрессии недостаток конкретных действий: Россия живет сейчас плохо, почти так же, как в проклятые девяностые. Народное раздражение надо на кого-то направить. Вот он и направляет – на тех, кто расшатывает лодку. Получается не ахти, но легковерные купятся. 

Приемы 

Риторические приемы Путина уже много лет сводятся к тому, чтобы произнести нечто и не сказать при этом ничего. Примеры можно множить – вот несколько навскидку. «Доверяю. Но проверять не мешает». «Нужно организовывать дело таким образом, в том числе и в экономике, чтобы создавать условия, которые бы исключали любые формы коррупционного поведения человека». «А что, в других странах не воруют?» «Все, что создается заново, делается на совершенно новой технологической базе». «В целом мы должны продолжить антикризисные меры». Это я все Гамова цитирую, потому что в разговоре с Колесниковым – интересном, кто бы спорил, и отлично срежиссированном обеими сторонами – содержания вообще ноль. Одна стилистика. Что касается главной сенсации в обоих интервью – она, на мой взгляд, в следующем путино-гамовском диалоге. Гамов с премьером «вышли немного погулять» – читатель может только догадываться, с какой целью они вдруг остановились среди леса, – и журналист докладывает премьеру: «Везде боятся Путина». 

– Хорошо, – говорит премьер. 

Что хорошего-то? Что нет стимулов, кроме страха? Или это такая особенность переходной экономики – что всем страшно, и потому никто не чувствует страну своей, и потому воруют? У себя ведь воровать не будешь. 

Главное ноу-хау Путина заключается в том, чтобы выглядеть Хорошим Мужиком, и это можно понять. Нельзя понять другое: Хороший Мужик годится на небольшой переходный период, но ни указать стране стратегию, ни спасти ее от новых вызовов он уже не способен. Невозможно вечно выезжать на пакте с самым нетребовательным массовым избирателем, на потакании простейшим инстинктам, на заговаривании почти выкрошившихся зубов. Нельзя после такого лета, когда пресловутая вертикаль продемонстрировала весьма малую эффективность, говорить о том, что все хорошо и каяться не в чем. Нельзя имитировать невежество в главных вопросах – а судьба Ходорковского и оппозиции, бе зусловно, к ним относится: кто этого не понимает, тот вряд ли может рулить чем-либо, кроме «Лады Калины». 

Кажется, с Владимиром Путиным случилось едва ли не худшее, что вообще может произойти с государственным деятелем. То, что его время ушло, полбеды. Истинная проблема в том, что он этого не заметил. 

анекдот в тему 

– Что-то я забыл, как называется та модель «Лады», на которой Путин ездил. 
– Это ограниченная серия, называется «Лада Премьера». 

Рубрика: Политика

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика