Павел Лобков: Уволив меня, Владимир Кулистиков "отсек страдавший член"

Тележурналиста Павла Лобкова долгое время ассоциировали с каналом НТВ. Там он вел программу «Растительная жизнь», работал над циклом «Профессия – репортер», появлялся в эфире «НТВшников». И вдруг в разгар политических скандалов вокруг канала Лобкова увольняют. О том, как это происходило и что стало причиной такого кадрового решения руководства НТВ, мы поговорили с Павлом.

– Павел, вы же ботаник по образованию.

– Биолог. Генетика, ботаника и много чего еще.

– Как же вас заманила журналистика?

– Не хочу рассказывать. Потому что дело было в 90-х. А в 90-е люди просто меняли профессию. Люди в свитерах в Кремль приходили. Вокруг всё бурлило. И заниматься наукой было особым подвижничеством. Это означало, что надо не обращать внимания на то, что происходит вокруг, и быть совершенным монахом.

– Альтруистом?

– Неверное слово. Подвижником, монахом, аскетом, схимником, который не видит мирской суеты вокруг. Не замечает митингов, борьбы за власть, невероятного роста свободы слова, ценности журналистского слова. И всё это пересилило. И я ушел.

– Не видели себя в науке?

– Не видел. Может, слаб был.

– В журналистике вы добились многого.

– Не знаю.

– Как же? А «ТЭФИ»?

– Не мне судить.

– В вашей профессии вы больше правдолюб или правдоруб?

– Мне не близка эта система классификации. Это скорее ваша система классификации, а в ней я себя не вижу.

– А в какой системе вы себя видите?

– Я люблю инвентаризировать события ежедневной жизни.

– Тогда поговорим о событиях, произошедших в декабре, когда вы покинули НТВ…

– Давайте. Правда, я их подробнейшим образом уже описывал. И не понимаю, почему столь мелкое событие вызывает такой интерес.

– Интерес вызывает, куда сегодня зарулил НТВ. И потом, разве ваши 20 лет работы на канале не стоят разговора?

– Ну, я уходил с канала и раньше, в 2006 году. Тогда у меня была тупиковая творческая ситуация. Была программа «Растительная жизнь», которой я занимался шесть лет, и она мне надоела. Хотя в то время она раскрутилась до той степени, когда нам звонили турагентства и говорили: «Не хотите поехать бесплатно туда-то? Причем не освещать отели, мотели, коктейли в отелях и мотелях, а исключительно природу и что вы сами хотите». Но мне надоело делать программу «Растительная жизнь». Поэтому в 2006 году я ушел на «Пятый канал». Они только что получили федеральную лицензию. Появилась возможность сделать федеральный канал не из Москвы и на совершенно иных принципах. Два года я там работал. Делал документальные фильмы, выпускал программу про науку – «Прогресс» называлась. Поэтому в декабре 2011-го я не в первый раз уходил с НТВ. Правда, эксклюзивность этого события заключается в том, что меня в первый раз выгнали.

– Приятно?

– Ужасно приятно.

– В кавычках?

– Нет, приятное разнообразие. Там сам уходил, а тут – выгнали.

Кулистиков решил за меня

– Вы позитивно посмотрели на ситуацию. Вы оптимист?

– Я не понимаю смысл слов «оптимист» – «пессимист», «позитив» – «негатив». Я благодарен Кулистикову, что он освободил меня от мучений – уходить, не уходить, когда уходить? Потому что в конце декабря ситуация на НТВ достигла определенного климакса, когда полугосударственное телевидение с трудом справлялось с протестными настроениями. Никто не знал, как их отражать. То есть журналисты знали, а начальство всё время находилось в жестком переговорном процессе с журналистами по поводу того, что разрешено из этого. Всё это носило тотально шизофренический дух, и продолжалось сие вплоть до «Анатомии протеста», когда одна рука пишет пасквиль, другая – пишет нормальный текст и снимает нормальную программу. И одна рука должна оправдываться за то, что делает другая. Возникает вопрос: существует ли в этом деле мозг? Ситуация сложилась не в декабре. Она к ней подходила. И не только в политической части, но и в разных других. Я мучился: уходить – не уходить. А с начальством договорились до компромисса – полгода я продолжаю контракт, заканчиваю документальный фильм к лету. А там смотрим, получается или нет переформатировать фильм на научно-популярный тренд на НТВ, и если не получается – я ухожу.

– О чем бы был ваш проект?

– Я этого сказать вам не могу. Не хочу. Может, еще сделаю где-нибудь. Получилось как получилось. Кулистиков решил за меня, он выгнал меня раньше. У Пушкина есть замечательные строки: «Эти слезы впервые лью: и больно, и приятно, как будто тяжкий совершил я долг… Как будто нож целебный мой отсек страдавший член!» Вот я и сказал Владимиру Михайловичу Кулистикову, что он отсек страдавший член. Член больше не страдает.

– Как вы оцениваете изречение, что «порядочному человеку не место на НТВ»?

– Я не являюсь автором этого изречения.

– Блоггеры так комментируют ваш уход.

– Я не являюсь блоггером.

– Как? У вас есть страничка в фейсбуке.

– Ну есть.

– То есть вы не готовы обсудить это изречение?

– Я считаю, что и в сталинском НКВД были порядочные люди, разоблачавшие настоящих шпионов и диверсантов. Я думаю, что они были. И мы знаем, что во время войны НКВД сделал очень много, ведь в страну забрасывалось огромное количество диверсантов. И в НКВД работали не только одни палачи. С другой стороны, я понимаю, что тяжело было порядочным людям работать в конторе, имевшей определенную репутацию.

НТВ не НКВД, хотя бы потому, что на одну букву там меньше. Но думаю, что они испытывают те же проблемы, как честные сотрудники разведки в те тяжелые годы.

– Вы лояльны. А ведь у вас даже телефон блокировали, когда вы ушли с канала.

– Это нормальная практика. Мне никто не сказал, что контракт со мной не продлен. Об этом даже отдел кадров не знал. Там узнали об этом от меня, так как я проводил двухдневное журналистское расследование на тему «Уволен ли я с НТВ?» Выяснилось, что уволен. И когда отдел кадров получил подтверждение от генерального директора, мне тут же заблокировали телефон. Это было очень некрасиво, поскольку у моей мамы на тот момент были проблемы с сердцем, а я в это время бегал по больницам, и телефон мне конечно же был нужен. А он отключился посередине заледеневшего Васильевского острова. Ну… так случилось, такова спонтанная драматургия жизни. А в общем, это по протоколу. Ведь если вы не работаете в компании, а у вас корпоративный мобильный, то вам его заблокируют.

– Как люди культурные, могли бы и предупредить.

– Я разве утверждал, что те люди, с которыми я общался в последние дни моей работы на НТВ, это люди культурные?

– Нет.

– Я не утверждал и обратное.

За что уволили Парфенова

– Сейчас вы работаете на «Дожде». Именно после вашего интервью этому телеканалу разразился скандал на НТВ.

– Это одна из версий. Честно говоря, я правды до сих пор не знаю. Но то, что через несколько дней после меня канал с разными формулировками покинули Евдокимов, Красовский, Картозия, который являлся моим начальником, наводит на размышления. Возможно, была некая причина для увольнений. Возможно, канал зачищали от наиболее крикливых сотрудников. Я не знаю, у меня нет подтверждений этих версий.

– Как вы попали на «Дождь»?

– Я искал работу, и Наташа Синдеева откликнулась первой, узнав, что я в поисках. Я со многими менеджерами знаком на телевидении. За эти-то годы, слава Богу, знаю, кто чем руководит на «Первом», кто чем руководит на канале «Россия». Но туда я не стремился. Потому что интриги, атмосфера византизма, которая царствует на НТВ, существуют на любом крупном канале. Я хотел уйти на проект, где все было бы с самого начала. Спасибо Наташе, она откликнулась первой.

– Какое место занимает канал «Дождь» на общероссийском ТВ?

– Уникальное. Потому что у «Дождя» иная экономика. Мы продаем рекламодателю не количество аудитории, а ее качество. Зрительская аудитория на «Дожде», может быть, и меньше по численности, зато качественней по потребительским способностям. Условно говоря, если мы начнем рекламировать колготки, это будет смешно. А реклама технических новинок, банковских, страховых услуг здесь достигает своей адресной аудитории. Но и у «Дождя» есть недостатки.

– Например.

– Во-первых, мы молоды и не все люди, работающие здесь, раньше работали на телевидении. Во-вторых, технический разнобой какой-то существует. А вообще, мне нравится на «Дожде» то, что здесь можно экспериментировать. Здесь даже не так страшно ошибаться. Конечно, если я допущу большую ошибку, я сам уволюсь и не надо мне будет намекать на это. Но небольшую эфирную ошибку мне здесь простят.

– А вы не сожалеете об «ошибке» образца 2003 года, когда после вашего выступления в программе «Намедни» гендиректор НТВ Николай Сенкевич уволил с канала Леонида Парфенова?

– Это не так. Это не совпадает по времени. Парфенов был уволен в 2004 году после того, как отказался выполнить распоряжение главного редактора снять с эфира интервью с вдовой Зелимхана Яндарбиева. Поскольку главным редактором были получены сведения, что данное интервью может повредить разведчикам, осуществлявшим операцию по устранению Яндарбиева и задержанным тогда в Катаре. Не знаю, оправданно это или нет, но формулировка была такая. Парфенов отказался это снять и опубликовал переговоры с главным редактором в прессе. А тот случай, о котором вы говорите, ничего за собой не повлек. Повлек некоторое охлаждение с Николаем Юрьевичем Сенкевичем, причем после мы примирились. Сейчас мы не общаемся, но в какое-то время даже перешли на «ты».

Мы энтомологи, а не пчеловоды

– Каково ваше мнение о несистемной оппозиции? И может ли кто-нибудь систематизировать ее? Есть ли у нас такой лидер?

– Не знаю. В 1993 году я был свидетелем, когда в программе «Итоги» Женя Киселев пытался примирить Гайдара с Явлинским. Может быть, наша жизнь пошла бы совершенно по-другому, если бы тогда две на тот момент крупные фракции демократического толка в парламенте действовали бы заодно в законопроектах и крупных политических решениях. Этого не случилось до сих пор. Гайдар уже умер, фракция его раскололась на тысячу частей. Явлинский время от времени появляется. Его партия тоже раскололась. А мы имеем упущенные возможности. Сейчас только от тех людей, которые объединились вокруг «Лиги избирателей», зависит, сможет ли это протестное движение превратиться в серьезную политическую законодательную силу и обрести какую-нибудь парламентскую плоть. Или всё останется где-то там, на площадях.

Когда в то время НТВ пытался активно способствовать процессу примирения, всё время приглашал стороны в студию, соединял в прямом эфире, ничего не помогло. И тогда я понял очень важную вещь: наверное, это не наше дело. Наше дело – отслеживать. Мы все-таки энтомологи, а не пчеловоды. То есть мы изучаем жизнь насекомых, но не размножаем их.

– Как вам кажется, почему из телевизора пропал Прохоров?

– Потому что не подает информационных поводов. Если бы Прохоров сейчас вмешался в какую-нибудь острую политическую ситуацию – допустим, в реформу МВД или какую-нибудь иную… Хотя в каком качестве? Он кто?

– Кандидат в президенты, бывший.

– Вот именно: бывший! А если Прохоров в качестве бизнесмена совершит очередной кульбит с ОНЭКСИМом, убежден, он будет героем новостей. Если зарегистрирует свою партию – будет в новостях в тот же день. Если в партию придут люди, репутация которых вызывает сомнение или всеобщее уважение, он опять попадет в телевизор. А если он не подает информационных поводов, то что? Медведь лежит в берлоге, он часто дает повод говорить о себе? Вот ежели он упадет на кого-то с дерева, пасеку разворотит, подружится с девочкой или в Думу пройдет, то тогда… Ну а пока медведь спит, что о нем говорить?

– Вы очень образно обрисовали политический пиар.

– Если Прохоров захочет прийти к нам, мы ждем его. А вызывать по каждому поводу Зюганова или Миронова считаем нецелесообразным. Потому что свои дела они уже сделали, проценты получили. Если партия Зюганова в полном составе отказывается голосовать за какой-то законопроект, то, я вас уверяю, пятки оближем, чтобы затащить на эфир. Но если человек ничего не делает, просто беседовать с ним за то, что он Зюганов, нет смысла. Народ жаждет новостей. И в этом все достоинства и недостатки нашей профессии. Журналист должен выдавать новости, люди их ждут от нас. Причем особо ждут новостей в критическую минуту.

Объясню иначе: вы же от скорой помощи не ждете тайского массажа? Нет. И поэтому, когда скорая начинает заниматься массажем, ее не понимают. Поэтому мы – как скорая помощь. Нас люди включают, когда в стране инсульт. Мы реагируем на жесткий, острый приступ.

– На ваш взгляд, опасная стадия болезни прошла?

– В обостренной форме – прошла, а вообще остается, конечно. И борьба, и МВД, ну что я вам буду рассказывать... Поэтому текущий момент не включает в себя ни Зюганова, ни Миронова, ни Прохорова.

– И последний вопрос. С кем приятней работать: с политиками или с растениями?

– С растениями, конечно. Потому что они молчат.