Поневоле верующие. Репортаж из колонии смертников

До революции духовным перевоспитанием заключенных занимались священники. Теперь их снова стали привлекать к этому. Но если до сих пор святые отцы делали это на общественных началах, то теперь их зачисляют в штат исправительных колоний. Пока это эксперимент.

До революции духовным перевоспитанием заключенных занимались священники. Теперь их снова стали привлекать к этому. Но если до сих пор святые отцы делали это на общественных началах, то теперь их зачисляют в штат исправительных колоний. Пока это эксперимент.

Маньяк из Невского лесопарка

В Мордовии сотрудником одной из колоний стал иерей Евгений Кулдыркаев. Его паства – не только сидельцы строгого и особого режимов, но и осужденные пожизненно, кому осталось надеяться только на Бога.
Батюшка служит в Дубравлаге (так называют все 17 мордовских колоний) с 15 февраля прошлого года. По сану он – иерей, по трудовой книжке – социальный работник, потому что должности «священник» в реестре профессий нет.

Официально он числится в штате ИК-1 – колонии особого режима. Здесь мотают срок те, у кого это уже не первая ходка и кто осужден на 15–20 лет за тяжкие преступления.

Обособленно на территории колонии стоят два кирпичных барака. Здесь сидят 156 человек, у которых руки по локоть в крови и кому свобода уже не светит.

Длинный коридор корпуса. По обе стороны – металлические двери с фотографиями сидельцев и списком статей. За каждой дверью – решетка. Пожизненников вообще не выводят туда, где решеток нет. Они здесь повсюду: на окнах камер, в душевой, в уличных боксах, похожих на вольеры, – только в них зэки имеют возможность дышать воздухом свободы раз в день по полтора часа.

В одной из камер пусто – сидельцы на работе, шьют рукавицы-верхонки. Оказаться внутри очень страшно. Время и пространство сразу сжимаются до размеров камеры, и кажется, что назад пути нет. Двухъярусные шконки аккуратно застелены – ни одной складки. Полки заставлены иконками и духовной литературой: Библия, молитвослов, жития святых. Таких книг в библиотеке колонии – целый стеллаж. Некоторые пожизненники заучивают их наизусть и цитируют потом батюшке.

– Я работаю здесь с 2001 года, – рассказывает Сергей Канаев, начальник участка пожизненного лишения свободы ИК-1. – Сколько помню, батюшки к осужденным всегда приходили. Проводили религиозные обряды: причащали, исповедовали. Но раньше для таких визитов заказывался специальный пропуск, а сейчас у отца Евгения есть свой.

Сам Канаев верующим себя не считает. Ни к психологу, ни к батюшке за разговором по душам не ходит – расслабляется рыбалкой. На стене в его кабинете висят портреты президента России, директора ФСИН, из угла сурово смотрит Феликс Дзержинский. Ни одной иконы. У Канаева свой «иконостас»: два настенных планшета с карточками-досье на каждого сидельца. Этот задушил жену за то, что хотела развестись, а заодно лишил жизни тещу и своих детей. Этот выпотрошил двух мальчишек. Здесь сидит бывший сотрудник питерской транспортной милиции Шувалов по прозвищу «маньяк из Невского лесопарка»: он задерживал девочек-подростков, пытавшихся пройти без билета, насиловал и убивал – по мотивам его уголовного дела снят один из фильмов сериала «Тайны следствия». Здесь сидит и Климук – организатор взрыва на Черкизовском рынке в Москве.

Многие из уголовников уверены, что их грехи можно замолить.

Исповедь под охраной

– Для меня нет разницы, обычный это приход или тюрьма, – говорит отец Евгений. – Мне важно не за что человек сидит, а пришел ли он к покаянию. Или хотя бы пытается прийти. Этих людей вели на расстрел, но Господь закрыл перед ними дверь и сохранил им жизнь. Как раз для того, чтобы покаялись. Правда, пока это сделали лишь пятеро, но и я всего год служу.

Церковные таинства в тюрьме происходят иначе, чем на свободе. На исповеди, во время которой священник должен находиться наедине с человеком, присутствует третье лицо – начальник колонии. В коридоре дежурит охрана, а сам зэк сидит в наручниках – ему ведь терять нечего, еще одна смерть срока не добавит.
На Пасху зэки из колонии особого режима испекут куличи и отец Евгений их освятит и разнесет по камерам. О всенощной, конечно, речи быть не может – на нарушение режима администрация колонии не пойдет даже ради светлого праздника.

Охранник открывает одну из камер. При звуке лязгающей двери два зэка вскакивают и по очереди выпаливают информацию о себе: фамилия, имя-отчество, названия уголовных статей, сообщают, что жалоб и претензий нет. Каждый укладывается в минуту – монолог отскакивает от зубов, как «Отче наш». На груди у обитателей камеры буквы «п/з» – пожизненное заключение.

Здесь сидят 32-летний Антипов и 48-летний Минович. Минович сразу признается, что неверующий. А потом зачем-то добавляет: «Но нам это не мешает» – и замолкает. Антипов, наоборот, говорит много и с удовольствием развязным голосом блатного. Сообщает, что к нему приезжают родители, брат и что они давно его простили. Убеждает, что к вере относится искренне.

– С батюшкой общаюсь примерно раз в месяц, – говорит Антипов. – Разговариваем о грехах, о Библии, есть рай или нет и попадем ли мы в него.

– И какие мысли по этому поводу?

– На всё воля Божья. Надеюсь, что да.

Позже Сергей Канаев расскажет, что Антипов сидит за убийство детей. И мне приходит в голову мысль, что рай для него сейчас – та самая камера, которая спасает его от смертной казни.

«Живут, как пауки в банке»

Во всем Дубравлаге действует пять храмов, на подходе еще три. В ИК-1 церковь освятили и открыли в 2008 году. Бревенчатый храм строили сами зэки почти два года. Они же смастерили роскошный иконостас. Отец Евгений говорит, что не каждая церковь «на воле» может похвастать таким. Путь к очищению осужденным подсказывает и традиционный огромный плакат на бараке по соседству: «На свободу – с чистой совестью». Пожизненников под усиленной охраной сюда приводят, но редко – по большим церковным праздникам, с разрешения начальника колонии – и только тех, кто ведет себя тише воды и считается искренне верующим. Таких – единицы. А вот сидельцы из колонии особого режима могут зайти в церковь в любое время, когда та открыта, – зажечь свечу и помолиться. Сотрудники колонии рассказывают, что в этом году на Крещение зэки сколотили из досок купель, наполнили ее водой. Утром пришли, чтобы совершить омовение, а вода ушла прямо у них на глазах – понимайте, как хотите.

В храме щупленький паренек запаливает свечку. Спрашиваю, что ему дает церковь.

– Душевное спокойствие и мир, – елейно отвечает он. – Я в этой колонии полтора года, только здесь уверовал. Почти каждый день в церковь прихожу. Мы и между собой часто говорим о религии – лучше о Боге, чем о мирских бякостях.

На свободу воцерковленному неофиту через год. Но как будет жить без решеток, он не знает, потому что «могу по-разному представлять себе жизнь и мечтать, но все может сложиться иначе». Не исключает, что может сесть еще раз, «если Богу это будет угодно». Ему 31 год, сидит за грабеж, и нынешняя ходка – уже пятая.

– Человек перед выходом должен думать о том, где взять силы, а не о том, что «выйду, и на всё воля Божья», – говорит отец Евгений. – Такие мысли вообще не должны посещать. Поэтому и храм этот пока не намоленный. В этой колонии каждый сам по себе, я уж не говорю о пожизненниках. Но для того я и служу, чтобы пытаться наставить их на путь истинный.

Батюшка рассказывает о бывших зэчках, которые после отсидки стали послушницами в храмах, а еще одна, сидевшая за наркотики, теперь трудится соцработником в наркоцентре – отваживает людей от зелья. Но сколько сидельцев станет на тот самый «путь истинный», можно узнать, только когда они окажутся на свободе. Пожизненники же вкладывают в религию свой смысл.

…Уже выйдя за ворота и втянув свежий воздух свободы, я вспомнил слова одного из работников колонии:
– Искренне верят единицы, у остальных чисто потребительское отношение. Живут ведь, как пауки в банке. Заняться нечем – родственники отказались, жёны развелись, помощи ждать не от кого. А общаться с кем-то надо. Вот и изливают батюшке душу, чтобы не умереть от скуки.

Рубрика: Общество

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика