Любимая женщина страны

Тратить последнее

У Людмилы Гурченко была прелестная способность, ныне почти всеми утраченная: она считала нужным похвалить то, что ей нравилось. Если ей нравился фильм, или книга, или попросту удачный ответ по телевизору – она находила телефон симпатичного ей человека и звонила, и особенно своевременно это было, когда все остальные этого человека ругали.

Так она звонила режиссерам, писателям, шоуменам и несколько раз –  мне, и всегда было ощущение, что позвонили чуть ли не с небес и поощрительно сказали: продолжайте, мы наблюдаем.

Разговоры наши с ней были короткие, она вообще не очень любила долго разговаривать по телефону. Я пытаюсь вспомнить сейчас главные факты о ней – вспоминаются все больше смешные обрывки о том, как она считала главной ошибкой своей жизни невыход замуж за африканского принца. Он ей после «Карнавальной ночи» прислал письмо с предложением руки и сердца, и она сначала думала, что это розыгрыш, а потом долго колебалась и в конце концов решила, что не выдержит всю жизнь в Африке. И потом, он же, наверное, потребует, чтобы она бросила кино, а как это можно! Лучшей ролью из поздних она считала работу в рязановских «Старых клячах» и вообще любила эту картину. А из того, что сделала в семидесятых – «Пять вечеров». Главным мужчиной в жизни она считала отца – он-то и внушил ей, что она «богинька».
Она жалела, что мало сыграла у Меньшова, любила «Любовь и голуби», вообще считала его режиссером исключительным, чувствующим время и зрителя, как мало кто. На предположение, что уж в Голливуде-то она бы небось развернулась, пренебрежительно отвечала, что нечего ей было бы там делать и что такого зрителя, как в России, нет ни в каком Голливуде. И тут она была совершенно права, потому что никто больше не оценил бы сплава дворовой девчонки и роскошной звезды, который всегда в ней чувствовался и придавал ей главное очарование.

И еще –  тоже редкое свойство –  она любила, когда ругали. Ей нравились рязановские слова: если стреляют – значит, мишень движущаяся. С годами выяснилось, что как раз больше всего и ругали ее за те самые фильмы и книги – я еще помню, какого шума наделали «Аплодисменты», – которые потом оказывались самыми всенародно любимыми. Как гинзбурговские «Бенефисы», например. Да и «Карнавальной ночи» доставалось по полной программе.

Ругань ее бодрила, как контрастный душ, и она всегда советовала ее ценить: значит, получилось, значит, попали в нерв! Самым трудным и противным периодом в жизни считала она вторую половину шестидесятых, когда играла мало и, по сути, не могла найти себя, – а вот после сорока все стало очень хорошо, и вообще, только после сорока начинается интересное: все еще можешь и многое уже понимаешь.
Она была очень хороший человек, из тех, которым хочешь все про себя рассказать, чтобы она научила великолепно махать на все рукой и говорить «Да ну, большое дело...» И когда я в одной статье написал, что Гурченко для многих олицетворяла светлый лик Родины-матери (трагический и величественный, по-моему, воплощала Мордюкова), она согласилась: пусть будет такая Родина. «Хоть нестрашная», – сказала она.
И это самое ценное, по-моему. Нестрашная – и своя.

Дмитрий Быков.

и это всё о ней

Андрей Кончаловский:

– Помню, Людмила Марковна должна была приехать на съемки «Сибириады», и вдруг я узнаю, что она сломала ногу. Я чуть не поседел тогда. Приехала! С палкой, с каким-то там протезом… И говорит мне: «Что делать, я не могу не хромать». Я говорю: «Хромай! Клячкина у меня хромала, ну и ты хромай». И она, превозмогая боль, все же ходила, как женщина, бедром качала… Мы снимали любовную сцену под плащом и больше всего боялись, как бы Никита (Михалков. – Ред.) не сломал ей ногу еще раз. В ней были героизм, самоотдача.

Образец вкуса и стиля

Людмила Гурченко семь лет назад буквально шокировала публику зала «Россия» на концерте-показе Валентина Юдашкина в честь 8 марта. Она вышла на сцену в абсолютно прозрачной черной юбке, и весь зал мог лицезреть ее стройные ножки и… даже чуточку выше.  Надо заметить, что фигура у актрисы была ничуть не хуже, чем у моделей.

В следующий раз на точно таком же концерте Людмила Марковна вышла в образе певицы кабаре 20-х годов: с перьями на голове и в длинной юбке с большим разрезом спереди. 

Гурченко до конца жизни умудрилась сохранить бесконечно изящную фигуру и осиную талию в 56 сантиметров. По ее признанию, она многие годы сидела на своей диете, которая состояла из нежирного мяса птицы и рыбы и большого количества овощей.

Она сумела стать иконой стиля. Ее не перепутаешь ни с кем и никогда. Кстати, на всяких богемных тусовках Людмила Марковна умела произвести настоящий фурор. Обычно на ней было черное, местами прозрачное платье из органзы и гипюра. Но обязательно какая-то яркая деталь. Например, очки с красными стеклами, золотистые кружевные сапожки, шапочка из бисера или восточный тюрбан на голове.

То, что Гурченко была постоянной клиенткой Валентина Юдашкина, известно давно. Артистка часто признавалась, что влюблена в Юдашкина (как в кутюрье, естественно):

– Что бы из его вещей я ни надела, мне все подходит. Валентин как будто подглядел мои сны и фантазии.
В тюлевом вышитом платье от Юдашкина она появилась в фильме «Старые клячи».

На показы и вечера Юдашкина Людмила Марковна приходила обычно под ручку со своим мужем – Сергеем
Сениным.

Светлана Хрусталева.

Почему она 40 лет не приезжала в Харьков

С родным городом у Людмилы Марковны, как и со многими близкими людьми, отношения складывались очень непросто. Были обиды и долгие расставания, были примирения и признания во взаимной любви. На самом же деле Харьков всегда был в сердце у Гурченко, и город боготворил свою «карнавальную дочь».

Самый обычный харьковский домишко в переулке Кравцова, 7 чуть облупился, но до сих пор держит форму. Здесь на четвертом этаже Гурченко прожила 18 лет. Отец ее был баянистом, мама – массовиком-затейником. Училась Люся в гимназии №6, чем нынешние школьники гордятся по сей день. Одноклассники говорят, очень любила русскую и украинскую литературу, а вот математика давалась ей с трудом. В актовом школьном зале Люда отрабатывала первые актерские навыки.

После гимназии самоуверенная девчонка поехала покорять Москву. И покорила. В Харьков, на радость родителям и землякам, Гурченко вернулась уже знаменитой. В 56-м году после выхода «Карнавальной ночи» на нее обрушилась настоящая слава, за которую, впрочем, пришлось дорого платить.

Бедную Люсю попросту затравили: сперва принародно отчитали за «левые» концерты, а потом и вовсе «забальзамировали» – перестали снимать. У молоденькой актрисы еще не было, как она выразилась, «панциря для защиты и обороны», потому поддержки очень не хватало. Но вместо этого харьковчане слали ей злобные письма, а кто-то из местных журналюг вдобавок окрестил ее «выскочкой с Клочковской». Гурченко обиделась всерьез и на целых 40 лет порвала все связи с Харьковом.

Только в середине 90-х отцы города впервые робко осмелились пригласить Гурченко на День города. Когда же она, выдержав небольшую паузу, решилась вернуться, Харьков встретил ее овациями и слезами радости. Харьковчане снова стали говорить «наша Люся». Гурченко присвоили звание почетного гражданина города, а потом всеобщим голосованием нарекли ее самой выдающейся землячкой за всю историю!

В прошлом году приехала на День города и закатила на площади Свободы знатный концерт для ветеранов, с песнями и плясками. Сама же не раз повторяла: «Это мой самый счастливый день!»

– Во время последнего приезда я предложил Гурченко прокатиться в нашем метро, и она с восторгом проехала пару остановок в кабине машиниста, – вспоминает последнюю встречу ее давний друг, экс-мэр Харькова Михаил Пилипчук.

Кто ж знал, что так скоро именно ему доведется везти в Москву делегацию харьковчан, чтобы навсегда проститься с самой выдающейся землячкой.

Евгений Авергун.
Харьков.

и это всё о ней

Максим Галкин:

– Всегда был поклонником Людмилы Марковны. И то, что она пригласила меня на съемки своего бенефиса, было для меня не только большой честью, но и радостью. Всё, что мы говорили друг другу в кадре, было чистой импровизацией. Например, когда перед камерой оказались два Максима – Галкин и Аверин, Гурченко неожиданно для нас спела песню про двух Максимов. Ну, а после съемок ее бенефиса я пригласил Людмилу Марковну на съемки моего шоу «Добрый вечер с Максимом Галкиным», которое вышло в эфир 1 января на канале «Россия». Она пришла в студию, и мы смеялись, рассказывали друг другу какие-то истории. Она с юмором воспринимала мои пародии на нее. Меня всегда радует, когда зритель смеется над тем, что я делаю, а когда смеется такой человек, как Людмила Марковна Гурченко, для меня это лучшая награда.

 незадолго до ухода

Сразу несколько изданий сообщили о том, что взяли у Людмилы Марковны последнее интервью. Разговоры были датированы февралем. Главный редактор радиостанции «Говорит Москва» Николай Яременко общался с Гурченко по телефону в двадцатых числах марта, за полторы недели до того, как случилась беда. Не исключено, что именно этот разговор действительно стал последним. Николай Николаевич рассказал, что актриса была настроена оптимистично: никакого уныния и огромное желание жить. И предоставил «Собеседнику» запись этого интервью.

– Что вас сейчас радует? На что вы смотрите с удоволь­ствием?

– На всё хорошее и талантливое я смотрю. Вот, например, «Дядю Ваню» Римаса Туминаса в Театре Вахтангова я посмотрела трижды, мне понравилось.

– Что такое для вас быть в рабочем состоянии?

– Рабочее состояние – это в любой момент, хоть ночью, хоть в пять утра: «мотор!» – и ты готов! И очень от многого отказываться.

– От чего, например?

– Отказываться от того, чтобы поздно ложиться спать, отказываться от всякого алкоголя, от всего, что мешает нормальному существованию. После съемки пойти куда-то – для меня на это уже давным-давно табу. После съемки я не имею права ни на что расходовать свои силы. Это очень важно: вовремя понять, когда надо свои силы копить, беречь для работы, а не для всего того, что происходит за кадром.

– Но это означает: себя все время держать…

– А иначе мы с вами уже не разговаривали бы!

– Но жизнь – она же транжирит вас…

– Конечно.

– Каждая новая съемка – это новый мир, в который вы погружаетесь?

– Да, это новый мир! Если хотите, это новая кожа, в которую надо влезть, свой организм туда, так сказать, вжить. Но еще труднее вылезать из этой кожи. Это болезнь, определенная болезнь. Я надолго ушла из эстрады, из всего этого веселого, понимаете? Играла «Пять вечеров» или «Двадцать дней без войны» – это рабочий поселок, какие-то картины на старых стенах… А возвращаешься – и здесь другая жизнь: нужно опять слушать музыку, опять смотреть на то, что модно, какие вещи сейчас можно носить, что я пропустила за это время.

– Скажите, вас предавали часто? Вы можете простить или нет?

– Нет, я не прощаю, я просто на дно души это сбрасываю, как ни в чем не бывало. Научилась лукавить.

– Вам легче?

– Понимаете, я уже привыкаю, просто живу своей жизнью, делаю свое дело, и зачем мне выяснять это всё? Зачем теребить силы свои попусту? Я знаю, что этот человек такой, а этот – такой, знаю, как надо с ними работать, как общаться или не общаться.

– Успех – это важно?

– Если ты собрался посвятить себя этой профессии, то, конечно, это важно. Я лично не верю, когда говорят: мне неважно, успешный я или не успешный, узнают или не узнают. Это неправда. Важно.

– Но успех – это ведь еще и такая тяжелая зависимость?

– Это уже совсем другая жизнь, она переворачивает все предыдущее, и ее или выдерживают, или не выдерживают. При хорошей голове, интуиции она может длиться долго, эта сложная жизнь. Но бывает, что все очень коротко.

– А как же продлить эту жизнь?

– Этому научиться очень трудно, у каждого свой организм, тут нет точных советов. Но слушать надо прежде всего себя. И главное – понимать, мое это или не мое. Если не мое, то не лезть туда и никогда не терять о себе реального представления.

– Вам удавалось это?

– У меня было много ошибок, много «спотыканий», но в принципе я довольно честно прожила свою жизнь… Проживаю… Доживаю свою жизнь – как хотите…

и это всё о ней

Олег АНТОНОВ, сценарист картины «Пестрые сумерки»:

– Ее первая, она же последняя самостоятельная картина «Пестрые сумерки» была от начала до конца задумкой Людмилы Марковны. Она нашла историю слепого мальчика-пианиста из Армавира Олега Аккуратова и захотела экранизировать ее. Гурченко мечтала вытянуть слепого музыканта из провинции, хотела, чтобы о нем узнало как можно больше людей. Гурченко – уходящая Атлантида. У нее взгляд другой, отношение к профессии другое. Всегда в форме, подтянутая, уравновешенная. Никогда не позволяла себе никаких выходок. Она такой человек,  ради хорошей роли готова была бесплатно сниматься. На первое место всегда ставила профессию и про деньги никогда не говорила.