Кто спасет самоубийц?

За последние 20 лет в России покончили с собой 800 тысяч человек. Вдумайтесь! Это население крупного областного центра. Эту цифру недавно озвучили в ГНЦ им. Сербского. При этом специалисты признают, что у нас почти нет системы суицидологической помощи. Ежегодно тысячи людей совершают самоубийства, и их некому остановить.

Гибельная тусовка

У 25-летнего Вадима за плечами две попытки. От второй остались тонкие белые шрамы на запястьях, в первый раз он травился. Мы встретились, чтобы поговорить о «суицидальной тусовке» – так задорно они называют себя в Интернете. Та армия самоубийц, с которой психиатры не в силах справиться в реале, в виртуальном пространстве представлена многолюдными сообществами и форумами. Объединяются они якобы для взаимопомощи, а на деле зачастую толкают друг друга к гибели.

– В 18 лет погиб мой лучший друг, – рассказывает Вадим. – Мы вместе росли с трехлетнего возраста, и я буквально физически ощутил его смерть. Бросился его «догонять» – меня откачали после таблеток, через неделю вернули домой. Но даже тогда мне было не с кем поговорить, знал, что скажут родители, приятели, девушка – «не у тебя первого горе, всё можно пережить».

Вадим начал искать понимания в Сети. Сразу наткнулся на печально известный питерский клуб самоубийц ныне арестованного отца Григория (Лурье). Самозваный священник через Интернет вербовал склонных к суициду молодых людей в свои «группы взаимопомощи» на частных квартирах. За несколько лет такой групповой «терапии» около десятка подопечных Лурье покончили с собой.

– В 2005-м информация об этом просочилась в прессу, – вспоминает Вадим. – Но мне не хотелось умирать в какой-то группе. Даже наоборот, мне хотелось, чтобы кто-то подтолкнул меня к жизни. Но в суицидальной тусовке только и говорили, как на днях кто-то покончил с собой и каким способом это лучше делать.

После разоблачения клуба Лурье за интернет-активностью стали следить. На форумах запретили открыто призывать к суицидам и рассказывать о способах.

– Многие сайты закрыло МВД, некоторые закрылись сами по причине смерти владельцев, – уточняет Вадим. – Но те, кто якобы преодолел суицид, брались помогать другим посредством обращения «в личку» (личный ящик в Интернете). Я несколько месяцев писал этим людям. С одного из форумов мне пришел ответ сплошь из штампов и унижений, что я ничтожная тряпка. На каком-то сайте православной направленности мне написали, что я грешник и спасет меня только церковь. На третьем ответили мягко: что, если точно решился, надо делать. Я и сделал.

На одном из «антисуицидных» сайтов сейчас висит опрос: «Как повлиял на Вас этот форум?» Тут же результаты голосования: «помог мне пережить трудное время» – 22,9%, «помог понять, что суицид – единственный выход» – 20,4%. Разрыв между вредом и пользой минимален.

– А потом они со слезами вспоминают о тех людях, которым помогли умереть. Я зашел на несколько сообществ перед встречей с тобой: пара людей, которых я знал, уже ушли. Я же остался просто назло. Точно зная, что в критической ситуации, кроме меня самого, никто мне не поможет.

Тупики бюрократии

И зря я доказывала Вадиму, что есть, к примеру, телефоны доверия. Потом безрезультатно пыталась найти такую горячую линию в Москве. Интернет выдавал несуществующие или недоступные номера – еще один «позитивный» фактор для отчаявшегося абонента.

На сайте департамента здравоохранения указаны экстренные телефоны, но одни помогают наркозависимым, другие – депрессивным. Суициды – не их профиль. Заветный номер я узнала случайно, от специалиста-психолога.

– Два года назад наш телефон изменился и с тех пор вообще нигде не указан, – говорит руководитель экстренной медико-психологической помощи Вера Петровна. – А вообще-то наш телефон доверия – первый в Советском Союзе, работает с 82-го года. И мы изначально создавались как звено суицидологической помощи, наши специалисты проходили специальную стажировку.
Это единственный телефон, на котором, помимо психологов, работают врачи-психотерапевты.

Круглосуточно, в две смены, они принимают звонки в небольших закрытых кабинках. В каждой – телефон, стул, стол и кушетка – для самих сотрудников, если в течение 12-часовой смены они захотят прилечь.

– Помимо коротких звонков, у каждого специалиста за смену 8–10 сеансов психотерапии. Это обсуждение с человеком его проблемы – от 40 минут и дольше, – говорит Вера Петровна. – Но люди на грани самоубийства нам звонят редко. Большинство – с тревогой, депрессией, отчаянием.

Однако это то, с чего все начинается. Профессионалам известна цепочка – от тревоги к суицидальным мыслям, намерениям и попытке. Причины этой изначальной тревоги на 80% личные.

– Но чаще стали звонить люди, попавшие в тупиковую социальную ситуацию, – говорит психолог службы Елена. – С одной женщиной мы общаемся уже шесть лет: из-за квартирных махинаций она с двумя детьми осталась без жилья, прописки и паспорта. Обошла кучу чиновников, и ни один ей не помог. Как-то она мне спокойно сказала, что не убивает себя только потому, что тогда придется убить и детей, ведь без нее им в этой стране все равно не выжить.

Люди, отчаявшиеся от бездушия государства – новая категория абонентов. Зато резко уменьшилось число женщин, звонящих с проблемами одиночества. Теперь им не до того: они думают, как заработать, а не как мужика найти.

Удаленный доступ

Кстати, по статистике женщины совершают самоубийства в шесть раз реже мужчин. Мужчины 42–45 лет – вот самая многочисленная категория самоубийц в России. Их не встретишь в интернет-тусовке, на телефон они тоже звонят редко. Может, и умирают чаще просто потому, что выпадают из узкого круга помощи? Но в Москве есть еще одно место, куда обращаются и мужчины, и женщины от 15 до 80.

– Место для людей, уставших от жизни. Без замков и решеток, – объясняет по телефону едущему к нему пациенту Вадим Гилод.

Вадим Моисеевич заведует единственным кризисным стационаром на 58 коек при ГКБ №20. Сюда ложатся только добровольно – и после попыток суицида, и до. Срок лечения от двух недель до двух месяцев. Ежедневно минимум 30 минут психотерапии и до 1,5 часов общения с психологом. Рецидив – в 30% случаев. Всего в 30%.

– Людям важно иметь возможность свободного доступа к помощи, – говорит Гилод. – Психиатрия в бытовом сознании связана с карательной составляющей. А до перестройки в Москве было 12 кабинетов суицидологической помощи – вне психбольниц и диспансеров. Сейчас эту систему пытаются создавать заново.

Неожиданно Вадим Моисеевич рассказывает мне, что уже сейчас при обычных больницах есть психотерапевтические отделения, где принимают и суицидентов, при поликлиниках – амбулаторные кабинеты, куда таким людям даже можно прийти на групповую терапию. Но отчего же вся эта помощь у нас вроде подпольного бизнеса – об объемах и средствах никому не известно? В Сети нет этих адресов и телефонов, о них не говорят в социальной рекламе.

Специалисты только пугают нас цифрами: по числу самоубийств мы все эти годы в тройке стран-лидеров то на первом месте, то на втором. Добровольно уходят из жизни около 40 тысяч человек в год. Наверно, существующей помощи на всех не хватит. Но люди даже не привыкли ее искать. Тысячи потенциальных самоубийц, как и Вадим, уверены, что им некому помочь и – либо «дурка», либо борьба жизни и смерти в собственном разуме.

Телефон доверия: 8(499)791-20-50