Семен Гальперин о "деле Сушкевич": Рошаль, похоже, не верит в справедливый суд
Семен Гальперин рассказал, что изменится в нашумевшем деле калининградских врачей после обращения Рошаля к Путину
Во время церемонии вручения ему золотой медали «Герой труда Российской Федерации» 12 июня известный детский хирург и глава Национальной медицинской палаты Леонид Рошаль попросил президента Владимира Путина обратить внимание на «новое дело врачей», как он выразился: уголовное преследование калининградских врачей Элины Сушкевич и Елены Белой, которых обвиняют в убийстве новорожденного. Сообщества врачей уже не раз выражали им свою поддержку.
Есть ли реакция на эту просьбу опытного доктора? Об этом Sobesednik.ru узнал у главы «Лиги защиты врачей», доктора медицинских наук Семена Гальперина.
– Леонид Михайлович уже не в первый раз высказывается в поддержку калининградских врачей. В начале июня 2020-го он предложил отправить на новую экспертизу это дело и уволить следователей. По его словам, если обвинение строится на данных о концентрации магния, железа и цинка в теле ребенка, это свидетельствует о непрофессионализме следственных органов. На следующий день глава СКР Александр Бастрыкин поручил своим сотрудникам изучить дело, не вмешиваясь в компетенцию суда. Что-то изменилось?
– Насколько я знаю, нет. Да и непонятно, что тут может измениться. Суд у нас по закону независимый. А дело уже в суде. И уже было несколько заседаний. Так, 19 мая Калининградский областной суд начал предварительное слушание. Адвокаты обвиняемых попросили вернуть дело в прокуратуру, так как там есть процессуальные нарушения. Суд отказал. 8 июня было еще одно заседание, на котором слушания перенесли на 2 июля – не смогли отобрать достаточное количество присяжных.
То есть судебная машина уже запущена. И что тут может изменить ведомственный процессуальный контроль, «не вмешиваясь в компетенцию суда»?
Что касается слов Леонида Михайловича про то, что обвинение строится на данных о концентрации магния, железа и цинка в теле ребенка… Тут я могу только поддержать главу Национальной медицинской палаты. Вообще-то, это какое-то новшество – такого еще в мировой практике не было, чтобы кто-то утверждал, что этот препарат был использован для того, чтобы умертвить человека. Грубо говоря, это выглядит так же, как если бы в крови ребенка нашли следы физраствора и утверждали, что его использовали для убийства.
– А кто делал экспертизу? Это были специалисты-неонатологи?
– Насколько я понял, ее делал институт судебно-медицинской экспертизы. Были привлечены эксперты из Санкт-Петербурга. Тут странная ситуация. Мы уже несколько лет замечаем: как только экспертиза на первом этапе показывает невиновность медработников, следователи привлекают этих экспертов как более высокую инстанцию. И по странному стечению обстоятельств по результатам их экспертиз всегда выходит, что врач виноват… Так было и в начале прошлого десятилетия, когда в Смоленске были первые уголовные дела по врачам…
Не хочу сказать, что специалисты выполняют какие-то команды. Просто отмечаю тот факт, что от этих экспертов выходит довольно много заключений, направленных на виновность врачей.
– Но разве не логично, чтобы экспертизу о причинах смерти недоношенного младенца делали те специалисты, которые являются профессионалами именно в этой сфере?
– Логично. И было много выступлений крупных специалистов на эту тему. И они готовы были предоставить свои заключения… Но у нас, к сожалению, судебная практика такова, что судья единолично решает, какую экспертизу принять, а какую – отвергнуть.
Судья просто говорит: это заключение не имеет отношения к делу. А вопросы эксперту ставит следователь. И они конкретные, подразумевающие ответ «да» или «нет»: типа могли ли повлиять действия подозреваемого… Хотя я знаю случаи, когда следователи трактуют заключение не совсем так, как написал эксперт.
Проблема в том, что в таких делах у нас не участвует профессиональное сообщество. В мире же принято иначе: сначала все обвинения врачей рассматриваются внутри профессионального сообщества, а потом уже в иных инстанциях. И если медицинское сообщество увидит умышленное преступление (что бывает очень редко), тогда врача отдают под суд.
Дело Сушкевич исключительное – в том плане, что обвинение говорит об умышленном убийстве, даже не о врачебной ошибке. Такого у нас не было с 1950-х, когда гремело сталинское «дело врачей»…
– Младенец родился на 23-ей неделе, то есть не дотянул даже до 6 месяцев. У мамы, пишут, было два выкидыша, то есть анамнез не слишком хороший. Ребенок родился весом 700 граммов. Одни говорят, что у него были шансы, другие – что мало… Можно ли тут понять, кто прав? У нас вообще много выхаживают таких недоношенных младенцев?
– Статистика есть, но надо понимать: всегда кто-то может выжить, а кто-то – умереть. Выводить из каждой такой смерти вину врача – последнее дело.
Не так давно у нас изменились правила о том, каких младенцев нужно выхаживать. Порог снизился до 500 г веса. Вроде бы Россия по статистке успешных выхаживаний соответствует мировой практике, хотя в разных роддомах ситуация выглядит по-разному.
У умершего младенца было 700 г веса, все-таки не 500 г. Но были и другие пагубные причины, кроме недоношенности: мама не наблюдалась у врача, у нее осложненный анамнез… С медицинской точки зрения, мне представляется, что у ребенка было не так уж много шансов выжить. В любом случае обвинять врача в том, что младенец умер, необоснованно.
– В общем, вы считаете, что обращение Леонида Михайловича к президенту ничего не изменит?
– Судя по тому, что Рошаль обратился к президенту, он не верит в возможность справедливого суда в тех условиях, которые сложились сегодня. Но как он представляет решение этого вопроса президентом, мне совершенно непонятно, учитывая юридическую независимость нашего суда.
Хотя, конечно, нужно понимать, что все судебные решения происходят на фоне политической воли. Был перерыв: когда была эпидемия, когда про врачей требовалось говорить либо хорошо, либо никак. Но этот период заканчивается, и снова можно вернуться к тому, что во всех бедах у нас виноваты врачи.
И еще один момент. Об этом нигде не говорят, но когда начинаешь рассматривать уголовные дела против врачей под микроскопом, часто видишь, что в них присутствует и классический аспект – материальный. Связаны ли эти события или просто совпадение – это уже другой вопрос. Но многие ситуации выглядят так, словно их используют люди, заинтересованные в разделе собственности, в захвате зданий, захвате рычагов управления и так далее. А тот факт, что в эти разборки попадают врачи, так это им просто не везет.
В частности, в Калининграде все начиналось из-за спора о здании роддома. Да и в не менее нашумевшем деле врача-гематолога Елены Мисюриной (ее, к слову, оправдали) тоже была своя подоплека: доступ к создаваемому сейчас банку костного мозга…
