Алексей Венедиктов: Массами овладела идея "отобрать и поделить"

Sobesednik.ru побеседовал с главным редактором «Эха Москвы» накануне 26-летия станции, которое отмечается 22 августа.

После скандального интервью Всеволода Чаплина, который выступил на «Эхе Москвы» с оправданием массовых убийств одних людей в назидание другим, главный редактор радиостанции решил больше не приглашать в эфир протоиерея.

— Как допустили-то такое, Алексей Алексеевич?

— Во время эфира я был на совещании (не на станции) и получал эсэмэски от продюсеров: «Надо это прекратить», «Надо его выгнать из эфира». Я, не зная, в чем дело, писал: «Эфир должен быть продолжен. Девочки должны справляться. Потом разберемся». Так и случилось.

— Трудно далось решение внести Чаплина в черный список?

— Очень. Я до сих пор переживаю. Когда ко мне пришли ведущие и сказали, что они больше не могут с ним (Чаплиным) общаться, я собрал редакционный совет. Не очень понимал, как поступать в таком случае. Почитал текст, послушал запись эфира, и мы обсудили с моими заместителями разные варианты. Жестко спорили. Было точно понятно, что пропустить это нельзя. Из уст Чаплина прозвучали призывы к уничтожению больших групп людей по разным признакам. И, на мой взгляд, это подпадает под определение Нюрнбергского трибунала. Не хотел бы вешать ярлык, но я всегда говорил, что «Эхо Москвы» предоставляет эфир всем, кроме фашистов.

— А Чаплин, простите, был трезв?

— Это первое, что я спросил у ведущих. Если бы он был нетрезв, я бы списал все на общее помутнение и плохой алкоголь. Но он был трезв. Вот в чем дело...

— И теперь уже вас обвиняют в самоцензуре.

— Я готов. Это мое решение, и я несу за него ответственность. Но считаю, что мы поступили правильно, опубликовав стенограмму программы на сайте. Наши слушатели и читатели должны понимать, почему не услышат какое-то время на «Эхе» господина Чаплина. Но мы не единственное СМИ в стране. Найдет, где выступить.

— Алексей Алексеевич, сегодня, когда столько людей мечтают, чтобы «Эхо» прикрыли, очередная дата — двойной праздник.

— Да-а-а! (Смеется.) Это совсем правда.

— Но вы при этом, похоже, спокойны?

— 26 лет — это молодость. Все еще только начинается. Мир так быстро меняется — и с точки зрения технологий, и информационного обеспечивания, что только успевай поворачиваться. Все время молодеешь. По-моему, у меня пошел обратный отсчет.

— Чем закончилась проверка Генпрокуратуры, запросившей у вас в июле записи программ Радзиховского и Шендеровича?

— Как и другие, идет своим чередом. Где-то возбуждаются дела, и мы ходим как свидетели. Собственно, к нам претензий нет, потому что мы являемся публикаторами, площадкой.

— То есть не только поворачиваетесь, но и уворачиваетесь?

— Нет, мы как раз не уворачиваемся. Мы ничего не нарушаем. Со всем уважением относимся к правоохранительным органам, но считаем, что в отношении нас они тратят время и деньги налогоплательщиков впустую. Им бы с подлинными экстремистами, а не со СМИ бороться.

— На днях у вас побывал Жириновский. Хотя месяц назад требовал закрыть «Эхо». Он вас поздравил?

— Он нас всегда поздравляет. И всегда говорит, что «Эхо» — лучшее радио. Это правда, мы с ним согласны. Мы спросили, закроет ли он нас, если станет президентом. «Нет», — ответил Жириновский. Дал обещание.

— Если бы еще ему кто-то верил...

— Это другой вопрос.

— За месяц до выборов как вы оцениваете их? Интересные?

— Безумно! Благодаря введению одномандатных округов возникла реальная конкуренция. Это возвращение год в 1907-й. Например, кандидатов разных партий по Тушинскому округу Москвы разделяют считаные проценты. Это личности, я хочу подчеркнуть. Это реально выборы! Я думаю, что по России таких округов много. И, конечно, правящая партия, которая сейчас имеет рейтинг вокруг 40 процентов. Не большинство.

— Вы не учитываете путинские 86%.

— В данном случае это не путинские 86% — это проценты левых. Я вижу, как на Дальнем Востоке, на Урале прут левые партии. Идея «отобрать и поделить» овладела массами — от КПРФ до Навального. Как левые будут разрывать этот путинский электорат — это тоже интересно.

— В условиях скукожившегося информационного поля вы чувствуете значительный прирост аудитории? Или не нужны людям ни объективность, ни дискуссионность?

— Нет прироста. У нас после Крыма был 15-процентный отскок.

— Могли бы и соврать.

— А зачем? Говорю абсолютно серьезно. Этот отскок сравним с тем, который случился в США, когда началась война с Ираком. Мне рассказывали американские коллеги: радиостанция, которая давала слово противникам войны (а тогда американское общественное мнение на 85% поддерживало войну. Через 4 года — 50%), тоже потеряла 15% аудитории. Людям было неудобно слушать, что их страна ведет несправедливую войну.

Но прошло время, и слушатели вернулись. Так же случилось с нами. Мы практически восстановили позиции. Мы честно говорим: есть проблемы. И не собираемся менять редакционную политику: все точки зрения, кроме фашистской, должны быть представлены на «Эхе». Мы что, согласны с Жириновским, Зюгановым? Которые... не приветствуют нашу профессию. Но мы им даем слово, потому что за ними миллионы избирателей. Хотя, конечно, в современной России это выглядит странно. Нас называют агентами то Госдепа, то «Газпрома». Вы уж определитесь. Может быть, Госдеп и «Газпром» — это вообще одно и то же? Но все недовольны. Значит, мы профессионально выполняем свою работу. «Эхо» не конфетка, которая должна быть по вкусу какой-то политической силе, — объясняет Алексей Венедиктов.

[:wsame:][:wsame:]