Борис Акунин: Православный крест Руси

Sobesednik.ru поговорил о главных узлах далекой истории России и о ее ближайшем будущем с писателем Борисом Акуниным

Фото: Фрагмент фрески «Крещение Руси» // Сергей Ковалев / Global Look Press

Sobesednik.ru поговорил о главных узлах далекой истории России и о ее ближайшем будущем с писателем Борисом Акуниным.

В новом году мы предлагаем вам обсудить вместе с известными писателями и историками поворотные пункты нашей истории. Где истоки тех болевых точек, что есть у России сегодня? Как прошлое влияет на настоящее?..

Мы открываем новую рубрику беседой с Борисом Акуниным, недавно выпустившим третий том «Истории Российского государства», о крещении Руси князем Владимиром Святославичем.

Один Бог – одна страна?

— Принято считать, что с принятием христианства закончилось становление единой Руси в дотатаро-монгольский период. Но ведь Владимир Красное Солнышко был не первым князем, кто пытался объединить Русь. До него это делал Олег (Вещий), в некоторой степени Ольга... Так почему России потребовалась единая религия именно в XI веке?

— Создателем первого российского государства был Олег. Этот правитель взял под единый контроль речной торговый путь от Балтики до Черного моря («из варяг в греки»). Произошло это еще в IX веке, так что крещение (988 г.) особенной роли в объединении Руси не сыграло.

Владимир Святославич, судя по сохранившимся сведениям, был сугубым прагматиком. По-видимому, он хорошо понимал, что в централизованном государстве с одним государем непременно должна быть и монотеистическая религия: на небе — один Бог, на земле — один государь. Вот в чем, по-видимому, заключался политический смысл перехода от язычества к христианству. Ислам и иудаизм вряд ли могли рассматриваться всерьез — это скорее всего легенда. Католический Рим и папство в конце Х века пребывали в упадке и были слишком далеко от Киева и его интересов. Поэтому единственным серьезным вариантом могло быть христианство греческого толка — будущее православие.

«Особый путь»

— Вы пишете, что выбор Владимиром православия предопределил «особый путь» России. А что бы изменилось, если бы был выбран, скажем, католицизм? Орда не смогла бы завоевать страну?

— Выбор католицизма (об этом, кажется, задумывалась в середине Х века княгиня Ольга) означал бы признание Русью духовного верховенства Рима — как это случилось с западными славянами.

[:image:]

Монголы, конечно, все равно завоевали бы Восточную Европу — там не было силы, способной остановить такое нашествие. Но потом, после ослабления Орды, новая Русь неминуемо потянулась бы к церковной метрополии, которая находилась бы на Западе.

Но что об этом говорить? Это была бы уже не Россия, а другая страна. Литва, может быть. Как известно, Великое княжество Литовское и так чуть не подчинило Московскую Русь.

— Сегодня нам мешает наш «особый путь» или помогает?

— Как известно, дуракам все мешает, а умным все помогает. Будем вести себя умно — «особый путь» откроет перед нами свои уникальные возможности. Расположение — культурное, этническое, географическое — между двумя великими цивилизациями, точнее, даже внутри них, это вообще-то огромный бонус. Нам должны быть близки и европейские, и кавказские, и тюркские, и дальневосточные, и среднеазиатские — самые разные корни, достижения и ценности. Не надо никакую из них отталкивать. Формула успеха такова: мы берем из каждого культурного компонента все хорошее, что в нем есть. И, конечно, ни в коем случае нельзя считаться между собой, кто тут житель первого сорта, кто второго, а кто третьего.

Почему не спаслись от Орды?

— Избежать распада страны при феодальном строе, как вы пишете, было нельзя — это закон истории. И после Владимира Русь снова пришлось собирать его сыну, Ярославу Мудрому, за ним — Владимиру Мономаху... А если бы между правлениями этих сильных и ярких князей не было междоусобиц, существовал бы четкий закон о престолонаследие, по силам ли было церкви в тандеме с сильным единым князем противостоять татаро-монголам?

— Мне кажется, что историческая заслуга православной церкви в том, что в годы распада и утраты независимости она сохранила единое культурно-духовное пространство. Именно оно и называлось Русью, когда бывшая страна попала не только в состав разных государств, но и разных цивилизационных моделей (азиатской и европейской).

Да, единая церковь помогла новой Руси восстановиться и тоже стать единой. У московских государей возникла осознанная и легитимная цель: объединить под своим скипетром все православные земли. Не было бы православия — не было бы и России.

[:image:]

А что касается распада страны на княжества... Закон о престолонаследии в России появится лишь много веков спустя после смерти Владимира Крестителя. Для людей Х века сама идея о том, что какая-то бумажка может быть выше воли государя, казалась странной. Как государь распорядится своей вотчиной, так и будет. Поэтому после смерти правителя его воля почти всегда оспаривалась — ведь «хозяина»-то на свете уже не было.

Впрочем, первое русское государство распалось не из-за отсутствия установленного порядка передачи власти, а потому что развалилась экономическая основа, на которой держалась вся конструкция. В основном она существовала на доходы от обслуживания транзита византийско-балтийской торговли. Когда же эта магистраль пришла в упадок, местные князья потеряли стимул делиться доходами с центром, а у центра оказалось недостаточно средств, чтобы удерживать области силой. Даже такой выдающийся политик, как Владимир Мономах (1113–1125), смог остановить распад страны лишь на время. Потом все равно произошло то, что не могло не произойти.

Распад России неминуем?

— Сейчас многие политологи предрекают распад России (по аналогии с распадом СССР) — в случае, если не будет побеждена коррупция, если не будет больше свободы у регионов, если... Этих «если» называют много. Считаете ли вы вероятным такой сценарий?

— Еще пару лет назад я считал возможность распада России чем-то совершенно нереальным. Сейчас я начинаю всерьез этого бояться. Мы оказались в системе, которая исключила возможность обновления в результате честных, открытых, демократических выборов. При таком положении дел система может смениться лишь через революцию. И произойдет это тогда, когда вконец обанкротится экономика — а мы быстро к этому движемся. К тому времени количество политических, социальных и региональных проблем, да и просто обид, будет столь огромно, что страну может разорвать на части.

— РПЦ способна вновь стать соединяющим моментом?

— Никакая РПЦ — на мой взгляд, сегодня институт совершенно несамостоятельный и недеесопособный — ничего удержать не сможет, даже смешно про это говорить.

Парадокс, но чем церковь сильнее становилась как институт, тем слабее становилось ее духовное влияние, и наоборот. То есть, если церковь была в силе, это было плохо для веры и для христианства. Если она была гонима, находилась в нищете и в ничтожестве материальном, ее влияние и ее сила невероятно возрастали.

Сейчас мы живем в тот период, когда церковь практически сомкнулась с государством. Думаю, для православия в России это в итоге сыграет дурную роль.

[:image:]

— Что могло бы в таком случае стать цементирующим моментом?

— Единственная надежда избежать сценария распада — если режим сменится прежде, чем все окончательно развалилось. Как? Благодаря чему? Не знаю. К сожалению, шансов на демократизацию сверху, с постепенной заменой властной «вертикали» властной «горизонталью» (то есть восстановлением независимости депутатов и судов), уже нет. Эта возможность существовала в 2012–2013 годах, но была упущена.

По-видимому, впереди нас ждут тяжелые испытания.

Мир переживает религиозный передел?

— В последние годы активизировался ислам экстремистского (террористического) толка. Это политический передел мира, бизнес-передел или передел сфер идеологического (религиозного) влияния?

— Мне кажется, это следствие ошибочной политики США и, шире, Запада. Шок трагедии 11 сентября заставил Атлантический альянс, это фактическое правительство Земли, сделать акцент на силовых методах борьбы с исламскими радикалами. А болезнь радикализма от сугубо силового воздействия только обостряется. Экстремизм нужно развенчивать и разрушать изнутри ислама, а не снаружи. Сейчас же западные страны своими действиями лишь способствуют рекрутированию новых террористов.

Главное оружие Запада — не ракеты и не спецслужбы, а «мягкая сила»: привлекательность образа жизни, культуры, технических новинок. Цивилизационные войны выигрываются не оружием, а демонстрацией культурных, материальных и бытовых преимуществ. Именно так капиталистическая модель в свое время победила социалистическую — не на поле боя, а в умах и сердцах. Мы все — или почти все — захотели жить «как в Европе», и Советский Союз закончился. Вот так же надо победить и исламский радикализм.

[:wsame:][:wsame:]

Рубрика: Общество

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика