Последний шанс вернуться с войны. Что ждет экс-террористов?

Как в Дагестане работает Центр профилактики экстремизма для экс-террористов, Sobesednik.ru рассказала его руководитель

Фото: Террористы обещают новобранцам красивую и безбедную жизнь, только на деле все выходит иначе // Global Look Press

Как в Дагестане работает Центр профилактики экстремизма для экс-террористов, Sobesednik.ru рассказала его руководитель.

Что ждет тех, кто примкнул к террористам в Сирии и Ираке, но потом решил вернуться к мирной жизни в России? Единственный, как нам сказали, центр адаптации подобных граждан находится в Дагестане, в городе Дербенте. Туда мы и отправились.

Не колония и не клиника

«Муниципальный бюджетный Центр адаптации к мирной жизни лиц, решивших прекратить террористическую и экстремистскую деятельность» – так громко называется это учреждение. Все остальное – более чем скромно: крохотный кабинет в здании мирового райсуда Дербента. Никаких табличек на двери.

– Да и зачем, – поясняет директор центра Севиль Наврузова. – Местные о нас наслышаны и так. Мы не исправительная колония и не клиника. В сущности, центр – это комиссия из 8 человек (юристы, психологи, представители комиссий по делам молодежи), которая работает в связке с сотрудниками администрации республики, уполномоченным по правам человека, полицейскими, сотрудниками спецслужб. Наша главная задача – найти человека, ушедшего к террористам, войти с ним в контакт, уговорить отказаться от идей джихада, а затем помочь вернуться на родину.

Ну уговорили, ну вернулся. Что дальше? Центр ходатайствует, чтобы «возвращенцы», которые добровольно отказались от радикального ислама, смогли избежать уголовного наказания или, по крайней мере, получили условный срок. Иногда это удается, иногда – нет. Тут надо понимать: уже сам факт, что человек отправился к террористам, влечет за собой уголовную ответственность. Рассчитывать, что автоматически все простится, наивно.

Застать Севиль на рабочем месте непросто. Чаще она «в полях» – то ей надо съездить в правительство республики в Махачкалу, то родственников боевиков навестить… Вот и наш разговор с Наврузовой проходит в машине – по дороге в Махачкалу. Он все время прерывается звонками.

«Верните мне сына»

Похоже, Севиль хорошо известна в Дагестане. Ей беспрестанно звонят, пишут SMS или разыскивают через мобильный мессенджер WatsApp.

Она показывает мне пришедшие сообщения. И женщины, опрометчиво вышедшие замуж «за ИГ» (запрещено в РФ. – Ред.), и не менее опрометчиво вступившие в «воинство» молодые ребята рассказывают Севиль о том, в каких условиях они живут, и о том, как хотят выбраться из Сирии. Но сбежать непросто: вокруг городов, которые находятся в руках боевиков, расположены блокпосты, пройти незамеченным через которые практически невозможно.

И тем не менее некоторых жителей Дагестана центру уже удалось вырвать из лап ИГ.

– Пока мы спасли всего 40 человек: некоторые из них понесли наказание, а после завели семью, родили детей... Живут нормальной жизнью, – рассказывает Севиль. – Вот самый последний случай. Четверо наших ребят вернулись из ИГ. Троих амнистировали, один получил условный срок. Одного из них нам удалось вернуть буквально с границы Сирии с Турцией. Правда, есть риск, что он снова может удариться в бега. Он ведь сбежал из-за того, что ему родители не разрешили жениться на любимой девушке. Но его родителей, похоже, ничему не научил его побег.

Или вот случай, которым мы занимаемся сейчас, – продолжает перечислять Севиль, – 20-летний Руслан (имя изменено. – Ред.) из Махачкалы. Мальчик из приличной семьи, бывший студент медицинской академии. Два с половиной месяца назад бросил учебу, уехал в Сирию. Никаких вестей от него долго не было. Но неделю назад мать и сестра Руслана получили от него весточку. Парня, оказывается, целый месяц обучали «держать оружие», а теперь отправляют воевать.

[:image:]

Мы с Севиль навестили маму Руслана.

– Не знаю, что и думать, – плачет женщина, показывая мне фотографии Руслана. – Когда в последний раз сын мне звонил, у него голос дрожал… Он говорил, что его отправляют в бой. Я умоляла, чтобы он никого не убивал. Севиль, найдите способ, как его вернуть... Пусть его в тюрьму посадят. Главное, чтобы был живой.

Почему Руслан ушел к террористам, мать не может понять...

«Мой брат ушел в джихад»

Севиль Наврузова начала спасать заблудших после того, как ее семья пережила этот ужас: 7 лет назад ее брат Рамиль тоже ушел «в леса» и п­огиб.

– Рома (так мы его называли) вел светский образ жизни: учился в местном университете, ходил на дискотеки... А на втором курсе вдруг начал углубляться в мусульманство, отдалился от семьи, из дома стали пропадать деньги, – вспоминает Севиль. – Выяснилось, что Ромка и его друзья встретили вербовщиков, которые навязывали им идеи джихада.

Осенью 2008-го брат и его друзья ушли к дагестанским боевикам. Спустя две недели, 17 сентября, во время спецоперации все были убиты.

После этой трагедии Наврузова обратилась с письмом к президенту Дагестана, в котором рассказала о том, что происходит в Дербенте и как погиб ее брат. Спустя несколько лет в республике была создана Комиссия по адаптации террористов, в состав которой вошла и Севиль.

Есть рецидивисты?

Риск, что бывший ваххабит снова вернется в джихад, есть всегда. Но пока за все время работы Севиль Наврузову обманули лишь однажды.

– Мне позвонил молодой человек и начал просить: «Севиль, помоги, меня все время вызывают к участковому, но я ни в чем не виноват. Хочу спокойно жить, у меня жена, ребенок». Я поверила ему. Замолвила за него словечко в органах, и от парня отстали. Но вскоре его задержали – он был участником бандподполья, – вспоминает Севиль.

Поэтому, чтобы рецидив не случился, тех, кто вернулся из «леса» или ИГ, ставят на особый учет в полиции и спецслужбах. Кроме того, центр адаптации наблюдает за вернувшимися – как человек живет, чем занимается, устроился ли на работу и т.д. Как наблюдает? Да просто: то кто-то из сотрудников центра позвонит (спросит, как у подопечного дела), а то и в гости зайдет или соседей расспросит…

– Если вернувшийся снова пытается сбежать или родители видят, что он опять на грани ухода «в леса», то, конечно, такого человека надо сажать. Для его же блага, – считает Наврузова.

Сегодня вербовщики террористов ищут разные подходы к молодежи: обрабатывают «клиента» через интернет, зомбируют социальными роликами... А как этому противодействуют?

– У нас налажена работа по выслеживанию лиц, которые придерживаются радикальных религиозных взглядов, – рассказал мне и.о. начальника отдела МВД РФ по городу Дербенту Абдурахмангаджи Мустафаев, с которым сотрудничает центр адаптации. – Спецслужбы теперь ставят на учет всех таких лиц.

Увы, пока статистика не на стороне правоохранителей: большинство боевиков попадают из Турции в Сирию нелегально. По данным спецслужб, пограничники получают хорошую плату от проводника: 10 тыс. $ за 100 пропущенных через границу «новобранцев». Потому-то и международный розыск не всегда справ­ляется.

/По закону

Уголовная ответственность за терроризм, вербовку и финансирование террористической деятельности предусмотрена несколькими статьями УК РФ. Террористы наказываются лишением свободы на срок от 5 до 10 лет и штрафом в размере до 500 тыс. рублей либо в размере дохода осужденного за период до трех лет. А организаторы террористических группировок могут получить по максимуму – пожизненно.

Что же касается тех, кто решил добровольно оставить террористическую деятельность, то они, согласно п. 2 ст. 208 УК РФ (участие в вооруженном формировании), могут избежать уголовной ответственности, если не успели совершить иные преступления.

/Статистика

В октябре Владимир Путин заявил, что на стороне ИГ уже воюют от 5 до 7 тысяч россиян и граждан других стран СНГ. И это только те, кто уже прошел о­бучение в Сирии, а вот женщин и новобранцев еще не подсчитали.

Глава Дагестана Рамазан Абдулатипов отметил: сегодня лишь 30–40 дагестанцев являются активными участниками бандподполья, но огромное количество людей находится в «пограничном состоянии» – т.е. им импонирует джихадистская идеология.

[:wsame:][:wsame:]

Рубрика: Общество

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика