Битва за квадратные метры: как не стать жертвой очередных Цивина и Дрожжиной
Специалист по «черным риелторам» рассказывает читателям Sobesednik.ru о приемах и методах охотников за жильем
Специалист по «черным риелторам» рассказывает читателям Sobesednik.ru о приемах и методах охотников за жильем.
Журналист и депутат Мосгордумы Наталия Метлина уже давно занимается темой рейдерства и «черными риелторами». Именно она обратила внимание на дело актрисы Натальи Дрожжиной и ее мужа-юриста Михаила Цивина, которые сегодня подозреваются в обмане семьи актера Алексея Баталова.
Цивин и Дрожжина «паслись» в Доме ветеранов сцены
– Эта история очень-очень сложная. Цивин и Дрожжина – это профессиональные рейдеры, причем люди, вину которых доказать будет трудно, – делится с «Собеседником» Наталия. – Подобное квартирное мошенничество в 99 процентах случаев базируется на добровольной отдаче теми или иными собственниками своей недвижимости. Очень много документов подписано либо с непониманием, либо с незнанием, либо исходя из каких-то прежних договоренностей, которые, к сожалению, не исполнялись, так как не были зафиксированы на бумаге. Цивин и Дрожжина – люди с хорошо подвешенными языками, имеющие среди знакомых большое количество людей одиноких, но богатых. Их контингент – творческая элита. Не зря Цивин и Дрожжина «паслись» в Доме ветеранов сцены. У них два способа добычи недвижимости: договор ренты и завещание. Семья Баталовых – не исключение. Я думаю, что во всем разберутся правоохранительные органы. Мы посодействовали тому, чтобы дело было возбуждено. Это большая победа, возбуждение уголовного дела по таким историям – большая редкость. Люди, к сожалению, теряют к старости критическое мышление. Они очень доверчивые. Впрочем, я полагаю, что причина всех махинаций кроется и в конфликте между Гитаной Леонтенко и дочерью Баталова от первого брака Надеждой. Так что эта история только начинается.
– Почему вас так интересует тема «черных риелторов»? Может быть, какая-то личная история?
– Как расследовательский журналист я занимаюсь темой квартирного рейдерства более двадцати лет. Это достаточно широкий круг схем. Сейчас я сосредоточилась на долевом рейдерстве. Я не отношусь к тем журналистам, которые сняли и забыли, продолжаю «тянуть лямку», помогаю людям, довожу дело до конца. Делаю это теперь и как депутат – принимаю участие в судах, помогаю писать исковые заявления, безвозмездно оказываю всевозможную помощь, которую только могу.
– Отличаются ли рейдерские истории 1990-х годов от 2000-х?
– Когда я еще работала в «Совершенно секретно», слово «рейдерство» не входило в наш словарь. Были другие термины: «захват», «отжим» – например когда речь шла о крупных предприятиях, о переделе собственности. Это касалось металлургических, горно-обогатительных комбинатов. Потом комбинаты кончились и пошли гостиницы, рестораны, парикмахерские, адвокатские бюро… А потом пошел еще более мелкий пласт – это недвижимость, для которой, как ни парадоксально, эти схемы захвата тоже оказались характерны. Когда уже бабушки и алкоголики, так сказать, иссякли, началось направление, которое сейчас приобретает очень страшные формы – торговля и реализация долей в квартирах посемейного проживания. Я шла в Мосгордуму, уже имея в голове законопроект, который поможет прекратить этот организованный преступный бизнес, потому что без участия судей, нотариусов, участковых, представителей риелторских компаний, занимающихся поиском конфликтных семейных историй, справиться невозможно. В 1990-х практически вся страна приватизировала свое жилье. Муж с женой и даже с детьми приватизировали квартиру или люди покупали недвижимость в равных долях. Приведу пример. Когда мы с сестрой в конце 1990-х разъезжались с родителями, мы специально в каждую квартиру прописывали в качестве собственников друг друга. Чем больше было тогда собственников, тем меньше шансов, что тобой заинтересуются «черные риелторы», потому что мошенники отслеживали именно квартиры одиноких. И дабы этого избежать, мы и многие другие семьи таким образом страховались: чем больше народа, тем меньше опасность.
– А кто вам тогда подсказал это?
– Собственный опыт и опытные риелторы. Тогда было много криминальных сделок: появлялись «дарственные» от давно ушедших людей. И вот, к сожалению, участие в долевой собственности стало темой для серьезных конфликтов. Когда рушатся семьи, как правило, у разводящихся остается недвижимость. Мудрые продают квартиру и делят деньги. Но очень часто такое решение не достигается. Иногда друзья или родственники «накручивают» вторую половину, и, к сожалению, это приводит к самым трагическим последствиям. Например, муж предлагает жене выкупить за какую-то баснословную сумму свою долю, жена говорит, что у нее денег нет. И он продает свою долю постороннему человеку. А дальше – срезается автогеном дверь, и в квартиру, где находятся дети, въезжают «профессиональные соседи». В худшем случае – многодетная семья мигрантов. Я как раз начала свою предвыборную кампанию с того, что выселяла из квартиры в Коньково, где две сестры делили квартиру, киргизскую семью из девяти человек!
Я подвергаюсь беспрецедентным атакам
– Вы сказали про законопроект, который вы вносили. Если вкратце, о чем он?
– С моей рабочей группой мы писали законопроект очень долго. Сейчас он уже выставлен на сайте Мосгордумы, и мы ждем, когда приступим к обсуждению с коллегами. Основной момент – необходимо немедленно регламентировать в Гражданском кодексе оборот долей, не выделенных в натуре, без определенного порядка пользования в квартирах посемейного проживания. Такая доля не является объектом недвижимости – потому что у объекта недвижимости должен быть кадастровый номер, точная площадь и кадастровая цена. Но у доли в большинстве семейных квартир этих показателей нет. А значит, ее можно реализовать только между собственниками – и неважно, это половина квартиры или одна десятая. Второй момент – цена. Если у вас пара обуви и вы ее купили за десять тысяч рублей, это не значит, что найденный вами на улице один башмак стоит пять тысяч рублей. Оценить стоимость такой доли – это работа оценщиков, а не просто математическое разделение кадастровой стоимости. Еще один и, может быть, самый важный вопрос – покупка доли не означает вселение и право проживать. Вы должны получить решение суда об определении порядка пользования, о выделении доли в натуре и соответственно о своем месте в этой недвижимости. Но рейдеры покупают долю и немедленно вселяются, причем при попустительстве сотрудников полиции, для которых мы написали отдельную памятку, как действовать в подобных ситуациях. Вселить рейдера в долю может только судебный пристав, но никак не полицейский. Это если вкратце… Давно известно, что рейдер, который выкупает долю, никогда не купит ее по той цене, которая указана в письме сособственнику. Это мнимые, притворные сделки, когда людей убеждают: «Не волнуйся, продай нам ее сейчас за миллион. Мы создадим второй половине невыносимые условия для проживания и заставим ее продать всю квартиру целиком, а потом тебе выплатим недостающую часть». Но этого никогда не происходит: люди, продающие рейдеру свои доли, оказываются в конечном итоге обманутыми. Вот эти доли – невероятный криминальный рынок. Мы предлагаем либо продавать весь объект недвижимости целиком, либо подавать в суд или добровольно выплачивать компенсацию той стороне, которая заинтересована в проживании.
– Наталия, а вам когда-либо угрожали?
– Я никогда не бравировала этим, это мой выбор, но сейчас я подвергаюсь беспрецедентным атакам со стороны рейдеров, которые создают фейковые аккаунты в соцсетях и просто бесчинствуют. Но я все это понимаю и иду вперед. Я знаю, за мной тысячи, десятки тысяч потерпевших, и они просто спят и видят, когда мы реализуем этот проект и они смогут защитить свои жилищные права. Я считаю, что защищаю семью.
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №01-2021 под заголовком «Битвы за квадратные метры».