Кинорежиссёр Сергей Урсуляк: Сегодня я не совсем понимаю рамки разрешённого!

16 февраля в российский кинопрокат выходит новый фильм режиссёра Сергея Урсуляка «Праведник». История о том, как в 1942 году советский офицер Николай Киселёв вывел из оккупированной немцами Белоруссии более двухсот евреев, основана на реальных событиях. «Собеседник» поговорил с режиссёром о фильме, о том, почему он отказывается снимать кино о современности, и о том, что в этой современности происходит.

Даты

1958 – родился 10 июня в Петропавловске-Камчатском

1979 – окончил актёрское отделение Щукинского училища

1993 – режиссёрский дебют с фильмом «Русский регтайм»

1999–2000 – был режиссёром документального цикла «Новейшая история» с Евгением Киселёвым, ныне «назначенным» «иноагентом»

2008–2009 – получил кинопремии «Ника» и «Золотой орёл, а также премию ФСБ за сериал «Ликвидация»

2016 – Госпремия России «За вклад в развитие отечественного киноискусства»

Разговоров, чтобы убрать Чулпан Хаматову, не было

– Сергей Владимирович, не кажется ли вам, что сегодня, когда в прокате комедии собирают больше зрителей, выпустить фильм о трагической военной истории, мягко скажем, смело? 

– Я понимаю, что сейчас существует в кинопрокате тенденция развлечений. Порой даже фильмы о войне создают в некоем облегчённом варианте. И конечно, решение продюсеров, с которыми я работал, что такому кино, как «Праведник», быть – это большая отвага продюсеров, с которыми я работал. К тому же если говорить о стилистике нашего фильма, то она не жёсткая. Сценарий писал Геннадий Островский, а ему несвойственна жёсткая интонация. Поэтому, мне кажется, картина вполне может найти широкого зрителя. 

– После того как в 2004 году вышел ваш полнометражный фильм «Долгое прощание», вы снимали телесериалы. Даже тогда вы сказали: «Я зарекаюсь снимать прокатное кино». А тут вы решили изменить позицию. Почему?

– Правильно говорят, что не нужно зарекаться – никогда не говори «никогда». Я действительно не предполагал возвращение в прокатное кино из-за того, что оно стало больше развлекательным. А тут идея возникла у одного из продюсеров фильма Антона Златопольского, именно он предложил мне этот проект. Я тогда удивился, что такая серьёзная тема планируется для проката. Но не стал сопротивляться. Тем более что по способу работы, по отношению к работе, будь то полнометражная картина или сериал, ничего не изменилось. Как я снимал, так и снимаю, а где это будет показано – уже решение продюсеров. 

– Известно, что в последнее время некие негласные цензоры пристально наблюдают, чтобы историю нашей страны (особенно про войну) показали в правильном, нужном для государства направлении. За этим на вашем проекте следили?

– Ни от кого никаких указаний лично я не получал. Пожелания были у меня. Геннадий Островский написал сценарий, основываясь, естественно, на документах, воспоминаниях, на реальных историях, но ещё в какой-то мере и на своих фантазиях. Конечно, я пригласил военных консультантов для того, чтобы не было неправды в бытовом смысле, точно показать, как это бывает на войне. А с точки зрения какой-то идеологии со мной на эту тему никто не говорил. 

– Почти три года вы работали над фильмом, что для сегодняшнего времени достаточно долго. Что же мешало закончить раньше? 

– Если быть точным, то предложение заняться этим проектом мне поступило два с половиной года назад. Тогда история ещё не была написана. Когда был готов сценарий, его пришлось сокращать. Параллельно шла подготовительная работа к съёмкам, которая у меня не бывает короткой. Ещё нашу жизнь трагическим образом осложнил ковид, который в самом начале работы унёс жизнь нашего художника-постановщика Алима Ивановича Матвейчука. И это нас напугало всех, мы не понимали, как будем работать дальше. Когда чуть спало пандемическое напряжение, мы сняли основной материал довольно быстро – за три месяца. Но главное, что задержало окончание процесса, это съёмки в Израиле, где происходят действия в 2005 году. Небольшая, но важная часть нашей картины. Сначала сложно было из-за ковидных ограничений, потом появились другие сложности. Но в конце концов ситуацию разрулили, и съёмки всё-таки состоялись.

– В одном из эпизодов у вас снялась Чулпан Хаматова, которую после её отъезда в Латвию у нас чуть ли не официально принято считать предателем страны. Не думали на монтаже отказаться от сцен с её участием, как это делают сегодня некоторые кинематографисты, вымарывая неугодных из проектов?

– Разговоров о том, чтобы убрать Хаматову из фильма, у меня ни с кем не было. Может быть, потому, что эпизод, где она играет в паре с Константином Хабенским, невелик по объёму, не знаю. В любом случае я сам никого не спрашивал, а мне никто ничего не говорил на эту тему. Моё личное отношение к Чулпан не изменилось, я по-прежнему считаю её замечательной актрисой, красивой женщиной и порядочным человеком.

Платное обучение – большой вред

– Почему вы не снимаете кино о современной жизни?

– Все очень просто – мне это неинтересно. Так называемые ретропроекты я люблю, знаю, а про современность снимать не хочу. 

– Не из страха ли, чтобы не показать в негативном ключе сегодняшний день? К тому же показывать то, что было далеко в прошлом, можно, слегка фантазируя...

– Я никогда так не формулировал. Возможно, если бы я снимал о сегодняшнем дне, то столкнулся с большим количеством сложностей. Не знаю. Ведь все запреты и разрешения возникают всегда этакими всполохами. Поэтому сегодня я не совсем понимаю рамки разрешённого, да и вообще стараюсь об этом не думать. Снимаю, как снимал и раньше. Несмотря на то, что я работал над проектами, которые выходили на государственных телеканалах, у меня никогда ни с кем не было идеологических разговоров. Никто не указывал мне, например, как нужно освещать тему Гражданской войны или эпоху Сталина, Ельцина и так далее. 

– Сергей Владимирович, ваша супруга – актриса Лика Нифонтова, дочери Александра и Дарья – тоже актрисы. Почему вы так редко снимаете их в своих фильмах?

– Это происходит ровно тогда, когда я понимаю, что ту или иную роль должна сыграть одна из них. В данном случае я не рассматриваю их как членов моей семьи, а только как актёров, которые либо могут сыграть эту роль, либо по каким-то причинам не могут. Там, где у меня есть 100-процентная уверенность, я их зову и никаких комплексов или угрызений совести не испытываю. Здесь никаких глубинных размышлений, мучительных этических раздумий или личных запретов нет. При этом всех их я считаю замечательными актрисами, они могут сыграть очень многое. 

– Сейчас вы преподаёте ещё и во ВГИКе, взяли режиссёрский курс, который набирал незадолго до своего ухода из жизни Владимир Меньшов. Какие впечатления от сегодняшних студентов?

– Подводить итоги своей работы буду, когда выпущу этот курс. Если честно, я не предполагал, что займусь преподаванием. Такие предложения поступали из разных творческих учебных заведений и раньше, с периодичностью раз в год, но я отказывался. А в этой ситуации сработало моё чувство долга перед Владимиром Валентиновичем, человеком, которого я знал и любил. Именно поэтому я согласился, заранее предупредив, что у меня нет педагогического дара и своей сложившейся методики. Не знаю, что я даю своим ученикам, лучше спросить у них. Если говорить о нынешних студентах, то могу сравнивать только с тем, какими мы в своё время были. А нам же свойственно себя в некотором смысле идеализировать, нам кажется, что мы были другими.

А вообще считаю, что в режиссуру человек должен приходить с каким-то жизненным багажом. Конечно, бывают исключения, например Эльдар Рязанов или Сергей Соловьёв, которые начали снимать хорошее большое кино сразу после института. А ещё считаю, что платное обучение в творческих вузах – это огромный вред, такое художественное образование должно быть целиком бесплатным, чтобы не отсекать большое количество талантливых людей. 

Нравы ожесточаются, нетерпимость крепчает

– Вы же окончили Театральное училище имени Щукина, некоторое время работали в театре. Не возникает желания поставить спектакль?

– Мне многократно подобное предлагали, я отказывался. Всё-таки режиссёр кино и театральный режиссёр – это совершенно разные профессии. Но в последние полтора года я серьёзно задумался. По крайней мере, предложения от двух театров стали настолько определёнными и настойчивыми, что возникло желание что-то там поставить. Пока оттягиваю момент начала, поэтому не знаю, что из этого получится. Точно могу сказать, что опять же это не будет что-то современное: либо классика, либо советская классика. Посмотрим. 

– А как вы относитесь к большим изменениям в сегодняшних театрах – слияния коллективов, новые назначения художественных руководителей?

– В отдельных случаях это ужасно. Допустим, объединение театров я не считаю правильным. Это мы уже проходили, и ничего хорошего из этого не получилось. А возглавлять театры, конечно, должны талантливые люди, и такие примеры из вновь назначенных худруков есть. Но их мало. Ещё я категорически против изменений художественного руководства по идеологическим причинам. Допустим, уход из Театра имени Вахтангова Римаса Туминаса губителен для этого коллектива... Я против того, чтобы на эти должности назначались угодные власти люди, что называется, тихие. Ведь талантливый человек бывает разным, со своими взглядами, убеждениями. Театр должен возглавлять человек, имеющий на это право. Как определить это право? Ну точно не пришибленностью.

– В последнее время из-за разных взглядов на те или иные политические события в мире вам пришлось в ком-то из вашего окружения разочароваться?

– Безусловно, это так или иначе происходит, споры людей разводят. Я это наблюдаю и в своём близком окружении. И это ужасно, если говорить о наших общих перспективах. Как поступать в таких случаях?! Моя позиция заключается в том, что спорить бессмысленно, жизнь сама все расставит на свои места. Я это знаю, потому что подобное уже проходил... 

– С удивлением узнал, что вы попали в список невъездных людей на Украину. Вам объясняли, за что?

– Я не спрашивал. Насколько мне известно, включили меня туда по формальным признакам – посещение Крыма. Я действительно там был, снимал кино. Конечно, это обидно и усложняет мне жизнь, потому что там живут мои родственники, там могилы моих бабушки и дедушки, частично моё детство прошло в этой стране. Но кто-то на Украине принял такое решение в отношении меня, и ничего с этим поделать я не могу.