Последнее интервью артиста-карлика Владимира Федорова: Маме сказали сдать меня в дом инвалидов

18 мая не стало известного артиста Владимира Федорова. Последнее интервью он дал корреспонденту «Собеседника».

В социальных сетях Владимир Фёдоров подписывал к своей фамилии – Черномор, памятуя его известную роль в фильме «Руслан и Людмила». «Людей по фамилии Фёдоров много, а Черномор один, это уже адресно, особенно», – объяснял Владимир. 

– Владимир, а вам нравится, когда вас узнают? 

– Таких, как я, называют карликами (человек, у которого в два раза короче ноги и руки при нормальном туловище), естественно, всю мою жизнь, начиная с раннего детства, на меня обращали внимание. Поэтому в круге внимания я был всегда, это мне привычно, как мозоль натёртый. 

– Был комплекс? 

– Нет, у меня не было комплексов. Когда я родился, все люди вокруг – соседи, например, говорили родителям: «Ой, какая трагедия! Как же этот человек будет жить? Какой же из него защитник Родины, он же ни на одну лошадь не залезет?»

Но мне повезло: папа с мамой меня очень любили и вообще даже не замечали этой моей особенности. И я вырос в состоянии колоссальной любви и какой-то родительской преданности. Поэтому у меня не было никогда никаких комплексов.

– Но, бывает, в школе дети издеваются над другими: кто-то толстый, кто-то худой, кто-то высокий…

– Надо мной не издевались, наверное, боялись меня. Вот когда я родился, некоторые врачи говорили моей маме: «Его надо обязательно в инвалидный дом отдать. Такое горе, такое горе!» А мои родители отдали меня в обычную школу. Если я сидел за школьной партой, то моя голова с головами одноклассниками была на одном уровне. И потом, я с детства любил пошутить, и это нравилось большинству окружающих меня людей. Так что в школе меня воспринимали совершенно адекватно.

– А как же девчонки?

– Получилось так, что сначала мы все учились в разных школах: мальчики – в мужской школе, девочки – в женской. А потом, когда я перешёл в восьмой класс, стал учиться в смешанной школе. И там я сильно влюбился в одну девочку.

Потом ещё был один такой маркер. Представьте себе: выпускной вечер у нас в школе, и наша классная руководительница Алла Александровна (она была педагогом английского языка) собрала нас всех в нашем классе, села за своё рабочее место, достала школьный журнал и начала постепенно, от буквы «А» до буквы «Я», называть и говорить, например, «Иванов, ты будешь, скорее всего, кинооператором. Петров, а ты будешь, наверное, учителем...»

Пока дошла очередь до моей фамилии – Федоров, она так уже устала, долго молчала, как будто отдыхала и набиралась сил, а потом сказала: «Володенька, тебе я не знаю, что сказать… Инвалидный дом или чтоб тебе пенсию назначили какую-то!» И все это в присутствии той девочки, которую я любил! Вы можете представить, что я тогда чувствовал?!

– А тогда так получилось, что я остался без родителей (не буду говорить, почему так случилось), и у меня было еще два младших брата. Я был за старшего, как бы «брат-одиночка». Братья по строению тела обыкновенные, так же, как и родители.

Моя участь была очень наглядна и не очень приятна для меня и окружающих. Вокруг меня были обеспеченные друзья, дети состоятельных родителей. О них заботились родители, кормили, поили, одевали, а мы с братьями были предоставлены сами себе.

– Вы еще в детстве увлекались больше физикой и математикой? 

– Учился в школе я очень плохо, у меня гуманитарные предметы были в таком... недопустимом состоянии. С раннего детства я был радиолюбителем. Не в смысле передающим на ключе азбукой Морзе, а в смысле конструирования и пайки электронных схем.

– Еще меня очень интересовала джазовая музыка. Поэтому я ловил, и когда можно было, слушал джазовые передачи. И всё время думал о своём, о своих проводах, резисторах, конденсаторах, катушках, трансформаторах. И у меня полная парта была набита вот этим всяким «барахлом».

Конечно, это возмущало педагогов, что я, по их мнению, всякой ерундой занимаюсь на уроках. И я очень-очень плохо учился. Но были друзья, которые были как-то привязаны ко мне, и у них было ко мне отношение такое: «Володь, тебе же не надо учиться, ты же можешь быть отличным жуликом, ты пролезешь в любую форточку». И начали меня в это дело подталкивать как бы...

– Пробовали?

– Это моя служебная тайна. Но я понял, что для меня это тупик. И тут взялся и сел за учебники, решил поступать не куда-нибудь, не в какой-нибудь пищевой институт или даже МАИ, а я поступил в МИФИ. Этот институт из самых таких крутых наших институтов по тем временам. И я там становился ядерным физиком.

Причём МИФИ – это такой как бы элитарный институт. Туда шли очень сильные ученики со всей страны. И вся эта элитарность была ещё выражена в том, что они все были стройные, высокие, хорошо сложенные. И так как с деньгами было очень тяжело у меня (ещё два брата), учиться надо было на отлично.

– Я учился и получал повышенную стипендию. Помимо того, что учился, занимался наукой у великого нейтронного физика Георгия Георгиевича Дорошенко. Он увидел как-то меня сидящим в научной библиотеке, где в основном преподаватели занимались, очень удивился, что я, ученик начальных курсов, читаю иностранные журналы, и пригласил к себе в команду.

В то время как наш классный руководитель Алла Александровна вообще больше двойки мне никогда ничего не ставила. Она была высокая, стройная, породистая женщина. Но у неё, вероятно, возникло какое-то негативное ко мне ощущение и восприятие. Где-то подсознательно, возможно, на физиологическом уровне. Так как мы жили без родителей, можете себе представить, как я ходил: в вельветовой, не всегда чистой, курточке. Помимо всего прочего, ко мне могло быть у нее чувство брезгливости.

А вот Дорошенко меня приютил у себя на кафедре, в своей группе, и я стал с ним заниматься ядерной микроскопией. Когда я закончил четвёртый курс, у меня уже были опубликованы 22 научные работы.

Материал о Владимире Федорове читайте в ближайших номерах «Собеседника».