История шедевра. Страсти вокруг "Ивана Грозного": от цензуры до вандалов

С самого появления перед публикой в 1885-м у полотна Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» сложилась необычная судьба.

Кровавая полоса

Тот, 1881-й, год Репин ощущал как большую трагедию. Он вспоминал: «Какая-то кровавая полоса прошла через этот год, чувства мои были перегружены ужасами современности, но к ней страшно было подходить — не сдобровать!»

Было от чего. В марте народовольцы взорвали бомбу, осколками которой был убит император Александр II. Позже художник услышал новую вещь Римского-Корсакова «Месть», которая потрясла его: «Эти звуки завладели мною, и я подумал, нельзя ли воплотить в живописи то настроение, которое создалось у меня под влиянием этой музыки. Я вспомнил о царе Иване».

Но это еще не было началом работы над картиной, которой потом стало суждено перепахивать людей. В 1883-м Репин путешествовал по Европе и посетил корриду:

«Несчастья, живая смерть, убийства и кровь составляют... влекущую к себе силу... В то время на всех выставках Европы в большом количестве выставлялись кровавые картины. И я, заразившись, вероятно, этой кровавостью, по приезду домой, сейчас же принялся за кровавую сцену Иван Грозный с сыном.

Работал, как завороженный. Минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины. Прятал ее. Но что-то гнало меня к ней, и я опять работал. Порой пробивала дрожь, а потом чувство кошмара притуплялось», — писал художник.

— Страшно, конечно, было, — говорит Татьяна Юденкова, зав. отделом живописи второй половины XIX — начала ХХ в. Государственной Третьяковской галереи (ГТГ). — Он же писал, что картина вдохновлена кровавой современностью. Репин действительно дает острые психологические характеристики и царю Ивану, и царевичу. Он просит своих современников позировать. Например, художник Григорий Мясоедов (с него Репин писал образ Грозного) вспоминал, что Илья Ефимович заставлял его «подолгу оставаться без движения и самых неудобных позах и на диване, и на полу, ерошил мои волосы, красил лицо киноварью, имитируя пятна крови, муштровал в выражении лица, принуждая делать, как говорил, "сумасшедшие глаза"»... Он очень хотел поймать то настроение, которое ему в итоге удалось изобразить — ужас, покаяние от осознания содеянного…

«Царь заподозрил царевича в предательстве... поднял руку... острым жезлом сильно ударил царевича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровью. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: "Я убил сына!" — и кинулся обнимать, целовать его...»

Н. М. Карамзин, «История государства Российского»

Цензура

Публика увидела картину 10 февраля 1885-го, на 13-й выставке передвижников в Петербурге.

— Словно из исторического далека высвечиваются только две фигуры, все остальное погружено в густое мрачное пространство, в котором преобладает кроваво-багрово-коричневая гамма, — описывает впечатление, возникающее от полотна, Татьяна Юденкова. — Здесь совершено нечаянное убийство. В сцеплении человеческих тел соединены два начала: нервно-судорожное биение жизни в движениях отца-убийцы и тихое предсмертное дыхание обессилевшего сына, мучительное и медленное исхождение жизни из его тела. Царь находится в состоянии безумия, в крайнем эмоциональном напряжении, он только что осознал трагедию произошедшего. Кажется, что слышен его страшный крик. Образ Грозного в картине уподоблен ревущему зверю.

Конечно, репинская картина по эмоциональному воздействию впечатляет, — продолжает Юденкова. — Не случайно, по воспоминаниям, дамы падали перед ней в обморок. Но, согласитесь, психофизика человека второй половины XIX в. была более уязвима, если хотите ранима. И зрителей поражало то количество крови, которое есть на картине Репина. Сегодня уже это мало кого так поражает.

Работа вызвала шквал противоположных отзывов. Так, художник Иван Крамской писал: «Вот она вещь, в уровень таланту... И как написано, Боже, как написано! Кажется, что человек, видевший хотя раз... эту картину, навсегда застрахован от разнузданного зверя, который, говорят, в нем сидит».

Лев Толстой тоже восторгался: «Тут что-то бодрое, сильное, смелое и попавшее в цель... И Иоанн... плюгавый и жалкий убийца, какими они и должны быть, и правдивая смертная красота сына, — хорошо, очень хорошо».

С другой стороны доносилось: «Удивительное ныне художество — без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Эта его [Репина] картина просто отвратительна», — писал обер-прокурор Синода Константин Победоносцев.

Этому полотну Ильи Ефимовича суждено было стать второй в России картиной, которая подверглась цензуре (первой стала работа Василия Перова «Сельский крестный ход на Пасху» — в 1861-м). На него был наложен запрет как «на картину, оскорбляющую у многих правительственное чувство». Купивший работу Репина коллекционер Павел Третьяков вынужден был хранить произведение в отдельном помещении, куда никто не имел доступа, закрытое коленкором. Впрочем, друзьям он все же позволял увидеть эту работу. А через три месяца запрет был снят — по ходатайству близкого ко двору внука Александра Радищева художника-мариниста Алексея Боголюбова.

Как было на самом деле?

В 1963 году в Архангельском соборе Кремля проводились реставрационные работы. Тогда же решено было вскрыть гробницы царя Ивана и его сыновей и провести их доскональное обследование. Среди вопросов, которые просили прояснить ученых, был и тот, что касался удара посохом. Но ответа на него получить не удалось: кости черепа царевича превратились в беловато-сероватую порошковую массу, сохранилась лишь нижняя челюсть.

Зато появилась новая загадка: ученые обнаружили мышьяк и ртуть в останках членов царской семьи. Причем количество мышьяка не превышало естественного его содержания в организме, а вот дозы ртути были вполне приличными. Споры ведутся до сих пор — травили их или это результат популярной в то время теории, что к яду можно привыкнуть, если употреблять его по чуть-чуть. Кроме того, ртуть использовалась тогда для лечения различных заболеваний (а царевич Иван — есть свидетельства — болел перед смертью).

Первая жертва

Полотно стало первой в истории России картиной-жертвой вандала. 29 января 1913 года 28-летний старообрядец Абрам Балашов с криком «Довольно смертей, довольно крови!» перескочил через ограждение и трижды полоснул картину ножом. До прибытия полиции его отвели в контору галереи, где он сидел, закрыв лицо руками, все время повторяя: «Господи, что же я сделал!»

Молодой человек часто бывал в Третьяковке — он был иконописцем, смотрители его знали и не ожидали такого вандализма от тихого сына крупного мебельного фабриканта. После допроса его поместили в клинику для душевнобольных. Впрочем, после трех месяцев лечения он был выпущен.

Вопреки призывам Балашова, смерть как раз и пришла в музей: после этой трагедии покончил с собой хранитель галереи Егор Хруслов. А попечитель музея художник Илья Остроухов подал в отставку. На его место был назначен реставратор и искусствовед Игорь Грабарь.

Картину надо было серьезно лечить... Укрепили холст (продублировали), вызвали из «Пенат» Репина. Художник посмотрел на сильно изуродованные лица царя и царевича и поначалу решил, что это непоправимо. Но потом включился в работу.

— По прошествии многих лет дать художникам возможность вторгаться в свое же произведение — это не всегда хорошая история, — рассказывает Татьяна Городкова, главный хранитель ГТГ. — Репин переписал целиком лицо царя, и есть свидетельства, как Грабарь пришел от этого в ужас.

Это и впрямь удивительная история: голова царя стала совершенно новой, написанной в лиловых тонах (к которым в тот период художник тяготел) и совершенно не вязалась с остальной гаммой картины. Грабарь бросился спасать полотно — благо Репин быстро вернулся в «Пенаты» и краски не успели высохнуть. Грабарю удалось смыть их и восстановить лицо царя в прежнем варианте. Несколько месяцев спустя Репин вернулся, долго стоял перед картиной... Но так ничего не сказал — то ли не заметил, то ли молча согласился, что так правильнее.

Акт вандализма вызвал в обществе небывалый шок. Любопытно, что представители нового искусства, ратовавшие за эмоциональность в ущерб реализму, почему-то не желали видеть, что сила картины Репина именно в этом и состоит. Что это не натурализм, в котором они обвиняли художника, а точное отображение ощущения жизни, ее атмосферы, психологической достоверности.

О столь разном понимании цели живописи в 1913-м даже состоялся публичный диспут в Политехническом музее. Выступал Максимилиан Волошин — говорил о саморазрушительной силе полотна, о том, что это художник виноват перед душевнобольным Балашовым, а не наоборот. Сила произведения казалась ему недостатком... Репин пришел инкогнито — просто послушать, но не выдержал и тоже выступил. Аудитория, к слову, оказалась на стороне Репина.

Второе нападение

25 мая 2018 года на картину снова напали. На этот раз вандалом оказался 37-летний безработный из Воронежской области Игорь Подпорин. За несколько минут до закрытия галереи он схватил металлическую стойку ограждения и ударил по стеклу, защищавшему картину. Оно разбилось. На этот раз пострадала фигура царевича.

Подпорин признан вменяемым. Суд вынес вердикт: 2,5 года колонии. Галерея намерена подать иск о возмещении ущерба после оценки стоимости реставрации. А во сколько встанет вылечить картину, еще неясно. Пока помогает Сбербанк.

— Я бы не говорила о какой-то магической, дьявольской силе этой картины — это величайшее художественное произведение европейской живописи второй половины XIX в., и готова поспорить с любым, кто мне предложит другой пример, — размышляет директор ГТГ Зельфира Трегулова. — Какова вообще может быть мотивация нападения на произведение искусства? К слову, мотивация Подпорина в высшей степени неэмоциональная: он якобы принципиально не согласен с позицией художника.

Есть работы, на которые нападают многократно. Казалось бы, в «Ночном дозоре» Рембрандта нет ничего такого эмоционального, что могло бы заставить человека впасть в ярость. А ведь картина три раза подвергалась нападениям — и кусок холста вырезали, и ножом более 10 ударов наносили, и серной кислотой обливали... Думаю, общее во всех этих случаях то, что речь идет о шедеврах. Работа Репина — это одно из самых великих, возвышенных, меняющих душу человека произведений, — объясняет Трегулова.

Мистика цифр

Первый вандал Алексей Балашов нанес три ножевых удара полотну.

Второй вандал Игорь Подпорин так же три раза ударил картину.

Писатель Гаршин, лицо которого Репин использовал для образа умирающего царевича, покончил жизнь самоубийством через три года после первого появления работы перед публикой.

— Мне кажется, мистические свойства картине Репина приписываются искусственно. Смотрите, Гаршин побывал на русско-турецкой войне. И первые признаки его душевной болезни начались тогда. То есть задолго до того, как Репин начал писать свою картину, — убеждена Юденкова.

Спасение

— В музее для работ с этим полотном создали специальное помещение, которое оснащено оборудованием, позволяющим поддерживать постоянную температуру, — рассказывает Городкова о том, как идет спасение картины, — уже раздублировали (расслоили) холст, на который был дублирован оригинальный холст в процессе реставрации 1913 года.

Кроме того, смонтировали «чудо-стол» для работ:

— Идея стола много лет вынашивалась реставраторами. В работе с большим полотном важно, чтобы каждый участок красочного слоя был доступен для рук реставратора. А это не всегда возможно. Наш новый стол позволяет дотянуться до любого участка картины без ущерба для ее сохранности, — объяснила Городкова. — Проще говоря, он мобильный, его участки двигаются в разных плоскостях.

Это, если можно так выразиться, немного похоже на строительные леса для ремонта фасада дома.

Теперь задача реставраторов — решить следующую очень трудную задачу: чтобы сделать новое дублирование холста, с него надо удалить остатки клея. Но при этом нельзя использовать никакие материалы, в составе которых содержится влага.

— Возможна лишь сухая очистка, — говорит Андрей Голубейко, зав. отделом реставрации масляной живописи ГТГ. — О том, как это сделать, сейчас и думают реставраторы.

Хронические болезни

— Сейчас, когда картина лежит на реставрационном столе, обнаженная, освобожденная от всех своих защитных оболочек, снятая с подрамника, абсолютно беззащитная, особенно остро чувствуется, насколько хрупок этот шедевр, — говорит Городкова. — Мы постараемся не только восстановить разрушенные вандалом участки, но и вылечить застарелые болезни этой картины, которые делали из нее инвалида.

Это полотно Репина и впрямь давно «болеет»: его даже не выдавали на выставки внутри самой галереи.

— Работа очень сильно реагирует на влажность, — объясняет «диагноз» Голубейко. — Когда полотно было дублировано в 1913-м, это стало миной замедленного действия: при малейших перепадах влажности холст пытается чуть сжаться, и красочный слой отстает. Только не надо думать, что отставание — это осыпавшаяся краска. Нет, речь идет о слегка приподнятом красочном слое. Причем увидеть это можно только профессиональным взглядом.

— Такого рода ситуации возникали, начиная с 1924-го, — рассказывает Городкова. — За эти годы было укреплено 700 точечных участков. Только в 1994-м, когда в галерее был установлен музейный климат, появилась некая стабилизация состояния работы. Легендарный реставратор Алексей Ковалев в 1970-х говорил, что его поколение не может «вылечить» картину», но «придут наши ученики, которые в другое время сделают это».

— И правда, сейчас уже есть методики, которые позволят стабилизировать холст, чтобы в дальнейшем таких проблем не возникало, — добавляет Голубейко.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник+» №06-2019 под заголовком «Страсти вокруг "Ивана Грозного": от цензуры до вандалов».