Sobesednik.ru узнал, как украденную картину Куинджи проверяли на подлинность и сколько она на самом деле стоит.
Главный хранитель Русского музея Ольга Бабина рассказала Sobesednik.ru о том, как проверяли работу Архипа Куинджи «Ай-Петри. Крым» на подлинность. Напомним, 27 января ее украл из Третьяковской галереи Денис Чуприков, который пошел на такой отчаянный шаг, чтобы расплатиться с долгами.
Каждая царапинка описана
– Насколько я знаю, вы только что вернулись из Москвы, где принимали возвращенную картину…
– Да, я буквально вчера [разговор происходил 31 января – прим. авт.] участвовала в процедуре, где правоохранительные органы передали нам работу. За день до этого ее осматривали наши сотрудники – реставратор Мария Солдатенкова, которая готовила эту картину и отправляла ее на выставку, и научный сотрудник Сергей Кривонденченков, хранитель работы в нашем музее.
Они все детально осмотрели. Естественно, это был визуальный осмотр. Но, поскольку именно они передавали работу на экспозицию и готовили полное описание состояния ее сохранности на момент отправки из Русского музея и распаковки в Третьяковской галерее (все это фиксируется актами), всех волновал вопрос: та ли это работа?
Нам сразу стало понятно: сомнений в том, что это именно та работа, абсолютно нет.
– Достаточно ли только визуального осмотра?
– Коллеги из Третьяковской галереи тоже приезжали туда. И тоже с реставраторами. Но они привозили еще и оборудование для исследований. Например, смотрели картину в ультрафиолетовом излучении. И дали точно такое же заключение, как и мы, – сомнений в подлинности работы нет.
Что касается нашего вывода. Это тот случай, когда визуального осмотра тоже было достаточно. Вор оставил раму в Третьяковской галерее, но картина-то осталась на подрамнике. Дело в том, что работа написана маслом на бумаге и для лучшей сохранности и экспонирования была дублирована на холст.
Что такое дублирование? Если говорить простым языком, на подрамник натянут холст, на него наклеена работа. С подрамника этот холст не снять, не повредив работу: он законвертирован, то есть с обратной стороны заклеен бумагой.
Чтобы установить подлинность, нам даже не надо было расконвертировать работу: на тыльной стороне очень много помет Русского музея разного времени. Там разные штампики, номер работы, бумажные этикетки… Все это в нетронутом состоянии.
– А сама работа? Так сказать, ее лицевая сторона?
– Во-первых, у нас есть высокоточное изображение этой картины. Во-вторых, подробное ее описание, где указаны каждая царапинка, каждое вкрапление краски (там несколько в области неба), выкрашки, как мы их называем… Кроме того, на уголке была надставочка картона, которая чуть смещена. Такое не подделать.
– Работа пострадала?
– Если судить по визуальному осмотру, состояние работы удовлетворительное. Более подробную информацию дадут реставраторы уже после детального изучения.
Есть изменения с лицевой стороны – скажем, появилась новая царапина (видимо, когда вор вынимал картину из рамы), есть незначительные потертости, новые выкрашки: он же нес ее в руках, и там, где держал пальцами, есть небольшой продав.
Третий рубеж безопасности
– Работа возвращена в свою раму. Разве рама – не вещественное доказательство?
– Вещественное. Вор оставил ее в музее. Следователи изымали ее для снятия отпечатков пальцев, других исследований, потом вернули. В этой раме картина сейчас экспонируется в ГТГ.
– Ее решили оставить на экспозиции в Третьяковке до конца выставки. Теперь она надежно охраняется?
– Да, это сделано по согласованию с министерством культуры и директорами музеев. Это же очень имиджевый случай – похищенную работу вернули в течение буквально 8 часов!
Кстати, тот факт, что она находилась в ненадлежащих условиях очень короткое время, как раз и не повлекло трагических последствий для ее сохранности.
По рекомендации наших реставраторов и коллег из Третьяковки картина теперь выставляется под стеклом. Предполагаю, сейчас очень много людей захотят увидеть эту работу.
Сегодня все 180 картин этой выставки защищены третьим рубежом безопасности.
– Что это такое?
– Датчики на прикосновение и перемещение.
– Имеется в виду линия, за которую нельзя заходить?
– Нет, это вы говорите про экраны: идет проекция, и возникает звуковой сигнал, когда посетитель приближается слишком близко. Это очень дорого, и оснастить музеи таким оборудованием сегодня финансово практически невозможно. Есть, правда, датчики российской разработки, но это тоже миллионы.
Кроме того, уровень защиты зависит от уровня музея и произведения. Хотя бывает и по-другому. Так, понятно, что такие произведения, как, скажем, «Последний день Помпеи» Карла Брюллова, наверное, бессмысленно снабжать именно таким экранным датчиком – столь объемную работу попросту не снять.
– Так что же самое действенное сегодня в смысле охраны?
– Не поверите, но это смотритель, который постоянно присутствует в зале и оперативно реагирует на любую нештатную ситуацию. А для этого надо специально обучать смотрителей. Надеяться только на техническое оснащение не стоит. Все должно быть в комплексе и работать очень слаженно.
«Ай-Петри. Крым» часто ездит на выставки
– По возвращении работы в Русский музей планируете ли выставку одной картины?
– Да, мы хотим это сделать. Но сроков пока не знаю. И, скорей всего, это будет не одна работа, а, не исключено, что целая крымская серия Куинджи.
В любом случае «Ай-Петри. Крым» надо экспонировать только после реставрационных работ. Формат у картины небольшой, для реставраторов там работа несложная. Наверное, будут тонировки.
– В Русском музее большая коллекция работ Куинжди. И эта картина, прямо скажем, не принадлежит к признанным шедеврам художника. Она обычно висит у вас в запасниках или выставляется?
– Иногда она появляется в постоянной экспозиции. Кроме того, мы отправляли ее на выставку в Ямало-Ненецкий автономный округ, в Казань, в Уфу… Она опубликована в генеральном каталоге Русского музея.
«Последний день Помпеи» оцифровывали всю ночь
– Кстати, еще один способ защиты фондов – оцифровка. Вы ее делаете?
– Конечно. Правда, не столь быстро, как нам бы хотелось. Например, из более чем 416 тысяч единиц хранения сделано только 15 тысяч высокоточных изображений (там каждый мазок художника виден, а его подделать невозможно).
– В первую очередь что сканировали?
– Наши крупномасштабные вещи. Например, высокоточный скан картины Карла Брюллова «Последний день Помпеи» нам делал Google.
На съемку одного этого произведения было потрачено больше 8 часов беспрерывной работы. При этом снимали ночью: все-таки второй этаж, здесь вибрация, а для нужного качества оцифровки требуется идеальное спокойствие. Вес сканированного сшитого изображения составил 20 гБ.
– То есть вам сканируют в основном спонсоры?
– Да. Или стараемся под другие проекты заказать еще и сканирование. У нас есть предписание Минкульта закончить оцифровку фондов к 2025 году.
Сколько стоит
Министр культуры Владимир Мединский озвучил страховую стоимость работы: 12 млн рублей. Это ее реальная цена? Sobesednik.ru расспросил об этом искусствоведа Михаила Каменского, который в 2007-2016 годах был генеральным директором «Sothebyʼs Россия и СНГ»:
– Думаю, это объективная цифра. Эта работа не относится к шедеврам художника. Куинджи на свободном рынке вообще очень редок: практически все его работы находятся в государственных собраниях. А те малочисленные работы, которые находятся в частных собраниях, на рынке не циркулируют.
– Разъясните, пожалуйста, механизм страховки, который много обсуждался в связи с этой кражей. Говорили, что стандартный вариант страхования коллекций, которые выставляются из разных музейных фондов внутри страны, такой: страховка покрывает только транспортировку. А сохранность произведений на экспозиции, нет. Это верно?
– Тут все зависит от конкретных условий контракта. Надо читать страховой договор. Если там, например, написано, что произведения застрахованы «от гвоздя до гвоздя», то это значит: забрали из музея и вернули в музей. А если не вернули, то возникает компенсация в полном размере.
Но если в договоре написано, что период страхования – только на момент транспортировки, то страховая компания несет ответственность лишь за этот период, и ни за какой больше.
– Если верить коллегам, то Третьяковка заключила с компанией «Стерх» договор именно на таких условиях. Кто же тогда заплатил бы ущерб Русскому музею, если бы работу Куинджи вдруг не нашли?
– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно читать контракт.
– А как гарантируется сохранность произведений, если музей устраивает выставку современного художника. Недавно в той же Третьяковке, к примеру, закончилась выставка Ильи и Эмилии Кабаковых… Тоже по договору?
– Все выставки в соответствии с межмузейными договорами (или договорами между музеем и частным коллекционером или художником) регламентируются контрактами, где прописано огромное количество условий.
Но если работы прибывают из-за рубежа, то там уже никакого межмузейного соглашения нет: они все страхуются по полной.
Еще есть понятие государственных гарантий. То есть когда между странами заключен договор о культурном сотрудничестве, тогда можно немного сэкономить на страховке (которая обычно очень дорогая): государства гарантируют друг другу свободу от возможных арестов или имущественных претензий на экспонируемые произведения и т.д. Но полностью необходимость страховки это не отменяет. Без нее никто свои ценности на выставки не отдает.
