Никита Высоцкий: Отец не выдержал бешеной скорости, с которой жил

25 января – день рождения Владимира Высоцкого. И хотя артиста нет с нами тридцать с лишним лет, интерес к его творчеству только растет. Каждый, кто хотя бы однажды общался с Владимиром Семеновичем, считает своим долгом опубликовать воспоминания о нем. И не всегда эти легенды правдивы. Его сын Никита Владимирович считает, что любое из них имеет право на существование, ведь у каждого был свой Высоцкий. 

 – Мне рассказывали, как еще совсем малышами нас с братом Аркадием привели в Театр на Таганке на спектакль «Пугачев», где отец играл Хлопушу. Когда мы увидели его на плахе, испугались и заплакали. А лет в четырнадцать я увидел его в роли Гамлета и помню, как был ошарашен его игрой. Вышел из театра и побрел домой, даже не зайдя за кулисы. Забыл обо всем напрочь! Так отец умел порадовать зрителя.

«Несмотря на мощь, он был незащищенным»

– С детства у меня осталось ощущение от него как от человека сильного и... очень высокого. Помню, как я испытал шок, когда перерос его (на самом же деле он, это все знают, был вовсе не высокого роста). Для всех это было неожиданно. Однажды в прихожей мы – отец, мама и посередине одиннадцатилетний я – оказались вместе перед огромным зеркалом. Отец удивленно посмотрел на маму, которая была почти одного роста с ним: «Смотри, он уже выше нас стал!» А как-то в театре его спросили, мол, кто такой взрослый высокий парень рядом с ним. Он ответил: «Сын мой. Да ему всего-то десять лет!» А мне тогда было уже тринадцать и хотелось выглядеть еще старше. Я даже обиделся на отца за эту шутку.Сам он тоже мог на меня вспылить. Однажды мы ехали вместе в машине и он стал спрашивать, почему мы так редко приходим в гости к деду Семену, который скучает без нас. Я тогда резко ему ответил, что, дескать, нам неинтересно с этим воякой. И вот тут Высоцкий взорвался. Вцепился в руль, надавил на педаль газа и закричал: «Твой дед – герой, он воевал, в Прагу въехал на первом танке!!!» Я тогда страшно растерялся, не знал, что ответить...

Но иногда отец сам терялся под напором чьих-то слов. Мне рассказывали, как однажды в театре во время собрания Высоцкий начал высказываться по обсуждаемому делу и вдруг одна актриса встала и резко сказала ему: «Вы нас жизни не учите! Сами-то вы давно уже зазнались, даже не здороваетесь с нами!» Отец осекся, медленно сел и больше в этот вечер не сказал ни слова. Сидел и смотрел в одну точку. Несмотря на свою мощь и силу, он был человеком незащищенным... 

Помню, за год до смерти отец подошел ко мне и сказал: «Пора уже определяться, кем ты будешь в этой жизни. Хотел бы ты стать актером?» Я ответил ему совершенно искренне: «Нет». Мне все равно было, куда идти. Например, думал поступать в горный институт или в нефтехимический. В детстве мечты о театре у меня, конечно, были, но я почему-то стеснялся говорить о них родителям. Наверное, если бы отец был жив, я в театральный институт не стал бы поступать. И тут дело не в нем – он бы, думаю, обязательно меня поддержал и помог. Дело во мне, в моих каких-то внутренних комплексах. Еще отец спрашивал, мол, почему не учусь играть на гитаре. Я отмахивался, но втайне от него все-таки пробовал научиться. У меня получалось, но плохо. Понимал, что от сына Высоцкого люди будут ждать чего-то особенного. 

«Машина зависла на краю пропасти»

– Мне часто говорят о нашем большом сходстве с ним. Помню, в Кремле вручали Государственную премию фильму «Место встречи изменить нельзя». За отца, которого уже не было с нами, пришли получить премию его родители – мои бабушка и дедушка. И я с ними был. Встретили там режиссера Станислава Говорухина. А он накануне видел меня в спектакле театра «Современник», где я тогда работал. И вот с окружающими поделился впечатлением: «Представляете, как будто Володю увидел. Только больших размеров». 

На самом деле мы все-таки очень разные, если, конечно, не брать во внимание скорость, с которой жил он и с которой живу я. Как-то подростком спросил у него: «Почему ты так редко общаешься с нами, почему у тебя так мало времени?!» В ответ он посадил меня в машину и протаскал с собой весь день. Мы были на репетиции в театре, на дневном концерте, в автосервисе, на студии звукозаписи... «Поедешь со мной на ночную съемку фильма?» – спросил он меня после вечернего спектакля. Я тогда уже валился с ног от усталости и отказался. Ритм жизни у него был бешеным... Помню, с одним из автомобильных журналов со мной делали фотосессию: снимали на фоне машин тех марок, которые когда-то были у отца. Renault, BMW, Mercedes. Он же обожал свои машины! Особенно гордился последней покупкой – спортивным Mercedes. Купил его за два года до смерти. Говорил: «Такого в нашей стране нет ни у кого, даже у самого Леонида Брежнева!» 

И вот я сравниваю эти фотографии: отец рядом со своим автомобилем и я – с похожим. Нет, все разное: как улыбаемся, как руль держим... Да, я его сын и этим горжусь, но я – это другая история... Кстати, я любил отца за рулем. Он так гонял! Однажды мы гнали по арбатским переулкам, вдруг он резко затормозил, и наша машина зависла на краю огромной ямы. Еще немного – и мы бы на полной скорости в нее свалились. Мне стало страшно. Но зато потом я с восхищением рассказывал об этом эпизоде. Мама, услышав эту историю, заплакала: «Ты пока ничего не понимаешь. Ведь от этой скорости он умрет...»

«Вокруг имени отца много сплетен»

– После смерти отца многие решили, что имеют право сводить счеты с теми, кто якобы его когда-либо обижал. Я против этого. И прежде всего потому, что вокруг имени отца много сплетен. Так, например, ходит слух, что будто бы наш дедушка Семен Владимирович писал доносы на своего сына в КГБ. Неправда – однозначно. Также говорили, что якобы наша мама – актриса Людмила Абрамова – после развода с отцом (Высоцкий и Абрамова развелись, когда Никите было четыре, а Аркадию – шесть лет. – Ред.) еще в 1968 году поменяла нам с братом фамилии на Абрамовых. Тоже неправда. По метрикам и паспортам мы всегда были и остаемся Высоцкими. Просто, когда мы пошли в школу, мама и учителя решили записать так в классных журналах, чтобы избежать ненужной шумихи вокруг детей Владимира Высоцкого, чтобы лишний раз нас не дергали. Помню, как отец, увидев наши тетрадки с другой фамилией, поначалу вспыхнул, но, выслушав аргумент мамы, успокоился, все понял и согласился.

«Он мог в один день кого-то выбросить из своей жизни»

– Меня порой возмущенно спрашивают: «Столько людей в последние годы стали называть себя друзьями Высоцкого! Кому же верить?» Думаю, что всем. Потому что, несмотря на ссоры и выяснения отношений между этими людьми, каждый из них в какой-то период жизни был Высоцкому близок. И те, кто создавал с ним Театр на Таганке, и друзья юности с Большого Каретного, и те, кто учился с ним в Школе-студии МХАТ... Другое дело, что у отца случались разрывы с целыми группами людей. В один день он мог кого-то выбросить из жизни по понятным только ему причинам. Отец развивался, менялся, отказывался от себя старого, но окружающие не всегда это понимали и принимали. А он обижался. В какой-то момент отец перестал общаться со своим очень близким другом юности Левоном Кочеряном, которому он посвящал некоторые песни, который в свое время первый записал Высоцкого на магнитофон. Почему так произошло? Не знаю, я бы и сам хотел в этом разобраться. В 1971 году, когда Левон умер, отец даже не пришел его проводить, и многих общих друзей это, конечно, обидело. Что происходило в такие моменты в душе отца, не знаю. Думаю, ответы можно найти в его стихах. Но были люди, которые прошли с отцом всю жизнь. Например, Сева Абдулов. Это был даже не друг, а уже родственник, брат, что ли. Они познакомились еще во время учебы в Школе-студии МХАТ и вместе шли по этой жизни.

«В последний год часто впадал в «зеленую тоску»

– После выхода фильма «Спасибо, что живой» ко мне и сейчас подходят люди, говорят: «Спасибо». Да, меня обвиняли, что мы спекулируем и хотим заработать на имени отца. Но, послушайте, когда фильм только начали показывать в кинотеатрах, мы проводили опрос людей в таком большом городе, как Красноярск. Показывали фотографию Высоцкого с гитарой и спрашивали: кто это? Шесть процентов назвали его Чаком Норрисом, три процента – Джеки Чаном и, если не ошибаюсь, семнадцать процентов затруднились ответить. Молодые люди, которые и посещают чаще кинотеатры, не знали Высоцкого. И благодаря нашему фильму имя отца снова зазвучало. Это иллюзия, что рукописи не горят, а золото не ржавеет, многое забывается и уходит. А вообще, спор, который возник после выхода фильма, тоже объединяет всех нас вокруг имени Высоцкого – и это хорошо...

Он никогда не выпячивал своих проблем. Окружающие Высоцкого вовсе не ждали, что все так закончится. Хотя уже после его смерти многие, в том числе и я, поняли, что к такому трагическому финалу все и шло. В последний год он часто стал впадать в такую «зеленую тоску». 

«Шел я, брел я, наступал
То с пятки, то с носка,
Чувствую – дышу и хорошею...
Вдруг тоска змеиная,
Зеленая тоска,
Изловчась, мне прыгнула на шею...»

Бывали такие резкие перепады настроения, что на него было страшно смотреть. Он мог шутить, общаться, а потом в один миг уходил в себя, замолкал, впадая в отсутствующее состояние. Однажды пришел к нему в гости, что-то начал рассказывать о себе. Он лежал на диване какой-то мрачный, а потом вдруг встал, сказал мне: «Не надо» – и вышел из комнаты. 

Но я, как и многие вокруг, старался не думать ни о чем плохом. Да и когда он умер, никто в это не верил еще долго. Вспоминаю, как, узнав, что его не стало, мы приехали к отцу в квартиру на Малой Грузинской. Он лежал на диване в комнате. Все вокруг ходили какие-то растерянные и говорили о нем так, как будто он был еще жив... Это потом, намного позже, все стали вспоминать, что были какие-то знаки, по которым можно было понять, чем все закончится, врачи предупреждали. Но это понимаешь уже спустя время после трагедии.

Все эти годы, что отца нет рядом, он мне снится. Не часто, а только в те периоды жизни, когда я неспокоен или принимаю какое-либо важное решение. Он приходит ко мне и молчит. В этот момент я хочу ему многое сказать, но поговорить нам всегда что-то или кто-то мешает. Как будто нечто встает между нами. И все эти появления отца поворачивают меня как бы к себе. Во мне пробуждается совесть, и я принимаю решение так, чтобы мне самому было перед ним не стыдно.

– Никита Владимирович, некоторые возмущаются, когда каждый год в концерте-премии «Своя колея» по «Первому каналу» артисты перепевают песни Высоцкого. Как вы к этому относитесь?

– Мне нравится, что Высоцкий продолжает оставаться автором, а не просто исторической фигурой. Песни живут, их поют люди из совершенно разных музыкальных направлений. Конечно, как отец, спеть невозможно, но исполнить песню по-своему, в новой аранжировке, достойно вполне можно и нужно. Я считаю эту премию важным делом. Обладателю «Своей колеи» не дают денег, ему не полагаются какие-то льготы, даже бесплатный проезд в метро. Но эта премия почетная и с точки зрения людей, кто ее получает, и тех, кто вручает. Это те люди, которые живут и творят созвучно тому, о чем пел и писал отец.  

• читайте также:
  Дмитрий Быков. «Владимир Высоцкий – кумир страны, которая его уничтожила»
  (отрывок публикации из нового издания ИД «Собеседник»)