Беда Валентина Распутина: обида, заслонившая реальность

Так случилось со многими «деревенщиками»: всё, чем они жили и о чем писали, и они сами — оказались за бортом жизни

Фото: Валентин Распутин // Генриетта Перьян

В столице простились с писателем Валентином Распутиным. Отпевание провел сам патриарх Кирилл, близко знавший покойного.

[:rsame:]

Валентин Распутин умер 14 марта в больнице, не приходя в сознание, на три года пережив жену и на девять — дочь, погибшую в авиакатастрофе.

Можно было бы сказать, что с его уходом закончилась деревенская проза. Но она, к сожалению, закончилась еще раньше. Для Распутина, наверное, с распадом СССР. Но не он ли сам в 1989 году призывал Россию выйти из СССР? Только он-то имел в виду совсем другое — СССР как географическую единицу, а не как государственное устройство. И вот крушения этого устройства он, Распутин-писатель, пережить не смог.

Всю жизнь он был поэтом распада, лучшие его произведения — о смерти: человека, деревни, затопленной ради строительства ГЭС, русской деревни вообще. Но оплакивать Советский Союз — это тебе не прощаться с Матерой. Когда рушится мир, можно ли плакать о деревне?

В конце восьмидесятых Распутин с головой ушел в публицистику — считал, что только ее и надо писать, когда перед народом стоит реальная опасность, а рассказы и романы — это для времен поспокойнее. Наступили ли эти спокойные времена к 2003-му, когда он выпустил после долгого перерыва «Дочь Ивана, мать Ивана»? Повесть тогда сильно ругали — главным образом за то, что насильник в ней кавказец. Но беда-то не в этом. А в том, что вся распутинская хирургическая точность определений, все писательское мастерство, которое не загубили годы публицистики — всем этим богатым инструментарием он резал и вскрывал совсем не то.

[:image:]

Обида, заслонившая реальность — вот беда, случившаяся с «деревенщиками». Так было с Василием Беловым, так случилось и с Распутиным. Обида — и поиски виноватых в том, что не только Матера утонула, но и всё, чем они жили и о чем писали, и они сами — оказались за бортом жизни. И так хочется обличить виноватых, что проза как таковая отступает на второй план.

Бог знает, возможна ли сегодня деревенская проза вообще. Пытаются некоторые, но все-таки Сенчин — не Распутин, даже и не поздний Распутин.

А мы все равно будем помнить «Последний срок» и «Уроки французского».

[:wsame:]

[:wsame:]

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика