Любовь Казарновская: Если ты не "пилишь" бюджет, тебе перекрывают вентиль

Оперную диву Любовь Казарновскую широкий зритель узнал ближе после шоу «Один в один!», где она оценивала пение популярных исполнителей в качестве эксперта. Мы же встретились с Любовью Юрьевной в Московской консерватории.

Там она ставила баллы уже оперным певцам. Оказывается, Казарновская решила стать первооткрывателем и начала искать талантливых исполнителей через Интернет. Мы решили поговорить с ней о том, как она собирается пиарить оперу и делать популярными сопрано, теноров и баритонов, а договорились аж до... Впрочем, по порядку.

В самородков не верю

– Любовь Юрьевна, зачем вы ищете таланты, да еще и в Интернете?

– Мы решили идти в ногу со временем и поменять конкурсную форму. Вместе с коллегами и друзьями, большими профессионалами в оперном искусстве, я объявила конкурс среди вокалистов. Это первый интернет-конкурс оперных певцов – Global Internet Vocal Competition. К большому сожалению, на многих конкурсах идут соревнования между членами жюри. Это не только у нас, во всем мире так. Оценки выставляются по принципу: сегодня ты дашь моему, а потом я дам твоему. У нас же была абсолютно объективная история, потому что ни у кого из членов жюри в конкурсе не было учеников. Со всеми мы впервые познакомились в Интернете.

– А каким критериям дарование должно было соответствовать?

– Женщины – до 32 лет, а мужчины – до 35. По моему опыту, если ты к 32 годам не начал еще хорошо петь, то уже и не запоешь. К этому возрасту у певцов должен быть обработанный голос, с личностным тембром.

– Но это означает, что певцу должен был кто-то помогать обрабатывать голос. Учить его петь. А как же самородки? У них был шанс показаться в вашем конкурсе?

– Что такое самородки? Вы знаете, я уже мало верю в самородков. Любой алмаз нуждается в огранке. Только тогда из него получится бриллиант. Певцы обязательно должны обучаться. Когда мне рассказывают, что в Интернете миллион талантливых певцов, я не верю в это. Певец должен знать, что такое сольфеджио. Необученный самородок так и остается лишь камнем. Наше дело простое только на первый взгляд. Это титанический труд. Утром – техника, вечером – арии и партии. И так каждый день!

– В итоге вас кто-нибудь удивил?

– Конечно. Но этих ребят единицы. Нам присылали всякое: два тенора так вообще кричали петухами. Но одна дама прислала арию в исполнении известной певицы. Думала нас провести. Но мы-то знаем, с чем и с кем работаем.

Я заметила, что на сайт конкурса заходили разные люди. Некоторые писали: «А эта песня Кармен нам так понравилась, что теперь хочу послушать всю оперу». А ведь оказывается, опера – это не так страшно, не так скучно, как представляется.

– То есть вы отчасти ликбез для непросвещенных?

– Точно. Именно поэтому я еще занимаюсь Музыкальным просветительским обществом.

– Для чего вам это нужно?

– Сейчас оперные театры в очень плохом состоянии либо их вообще нет. Для популяризации в большой стране оперного искусства нужна большая пропаганда. Идея оказалась не нова. Ее я взяла у братьев Рубинштейн. Антон и Николай Рубинштейн создали под высочайшим покровительством императора и его семьи попечительский совет Русского музыкального общества. Из него впоследствии выросли все консерватории, оперные театры и вообще пошла большая музыкальная культура. Я прочитала устав этого общества. Меня он так впечатлил, что я поняла: вот именно такая же организация сейчас нужна России.

– На что рассчитываете?

– Поднять интерес к классической музыке. Вообще планы у нас громадные. Но мы начали с того, что умеем и можем. Сняли видеофильм «Великие певцы России: от Шаляпина до наших дней». Диски с ним как учебное пособие теперь используют в университетах Японии, США, Германии. Мы ищем новых композиторов. Поднимаем интерес к романсам. Я постоянно даю мастер-классы. Ищу таланты и показываю их коллегам и мировым агентам. На радио «Орфей» в своей программе «Вокалиссимо» я рассказываю о судьбах композиторов: Россини, Вагнера, Верди.

Помните, раньше были подобные программы на советском радио? А я продолжаю эту большую традицию, чем очень горжусь.

Снобов сын покорил Вивальди

– Есть ли формула, как заинтересовать человека оперой?

– С нашей семьей произошел невероятный случай. Сын Андрей учился в элитной московской школе с углубленным изу­чением иностранных языков. С ним учились дети-снобы, у которых очень богатые родители. И вот им классный руководитель говорит: «Завтра на классный час все приносят то, чем интересуются, кроме учебы». Тогда мой и решил: «А я расскажу о Вивальди». На что его друзья ему ответили: «Ты что, ненормальный? Кто про твоего Вивальди будет слушать?» – «Будут». И они с папой всю ночь делали стенгазету. Написали биографию Вивальди. Это самое мистическое, что есть в истории музыки. Ведь Вивальди был аббатом, его даже называли «рыжий падре». Он носил сан и при этом служил музам, за что церковь ему постоянно пеняла. Биография Вивальди столь увлекательна, что по ней нужно кино снимать. Андрюша принес стенгазету, более того, решил сыграть на скрипке Концерт ля минор. Он параллельно учился еще и в музыкальной школе.

– Чем закончилось его выступление перед снобами?

– Мне позвонил классный руководитель: «У вас сейчас большая проблема». – «Какая?» – «Все хотят пойти слушать Вивальди в консерваторию». Вот и мы со своим просветительским обществом хотим сделать то же самое, что сделал Андрюша с одноклассниками. Оперное искусство можно показать без режиссерского идиотизма, который мы часто видим, а по-настоящему «джинсово», как я говорю. Но это в хорошем смысле этого слова – горячо и современно.

– Чем сын занимается?

– Он окончил первый курс Московской консерватории. Андрей – скрипач, но хочет быть дирижером.

– Недавно я тоже наблюдала, как сотни человек приобщались к опере. Хворостовский и Нетребко давали концерт на Красной площади. Билеты от 6 до 50 тысяч.

– Как? Они же говорили, что концерт благотворительный.

– Ну, может, сборы от него пошли на благотворительность. Но в Интернете билеты продавали. На концерте – аншлаг. Когда смотришь на такие цены на оперу, на такую популярность этих артистов, складывается впечатление, что сейчас стать оперным певцом стало престижней, чем попсовым.

– Если у вас есть такая пиар-поддержка, как у этих двух певцов, у вас будут и большие гонорары. Если у вас нет такой поддержки, вы должны пробиваться самостоятельно. Но это будет невероятно сложно. Я знаю очень много суперталантливых людей, но, к сожалению, их не знают зрители. Потому что они не имеют такого пиара.

– Поэтому у них и карьера не складывается?

– А как настоящему молодому таланту пробиться?! Сегодня так много имитаторов – деятелей от музыки. Они бесконечно устраивают разные фестивали в честь себя любимых с приглашением на участие в них таких же деятелей, как они, друзей-имитаторов. Таким образом создав в классической музыке «тусовку» подобно «попсовой».

И все это на федеральные деньги! Другими словами, если ты не в их команде, не «пилишь» бюджет, не обласкан властно-олигархическими структурами, тебе (молодому певцу) просто перекрывают вентиль. Что значит для молодого таланта – барахтайся как хочешь. Это страшно. Поэтому большинство талантов ищут свое счастье за рубежом.

В СССР я ходила по сцене в шортиках

– Вы развенчали миф, что оперная певица обязательно весит 100 килограммов.

– И рада этому. Певец не должен на котлеты положить свою диафрагму. Для меня опера – это театр. Мы же с большим удовольствием смотрим кино с красивыми артистами. Почему нужно выходить на сцену стопудовым тёткам и петь партии девочек: Татьян и Виолетт? Когда я пела 15-летнюю Саломею в одно­именной опере Рихарда Штрауса, я поставила перед собой задачу: я выгляжу, как пятнадцатилетняя, я двигаюсь, как в 15 лет.

– Что вы сделали с собой?

– Похудела. С детства я занималась фигурным катанием и художественной гимнастикой. Так что мое тело было привычно к нагрузкам. А тут я начала еще и танцами заниматься. Потому что в опере есть 15-минутный сольный танец. Когда я в Германии, на родине Штрауса, вышла на сцену оперного театра, все были просто в полном восхищении. А то зрители привыкли, что если на сцену выходят сопрано, то обязательно толстушки. Вот вы поверите такому театру? Я – нет. Даже если певица очень прилично поет. Опера – это когда красота в гармонии с искусством. И только после такого выступления можно услышать возгласы: «Кстати, здорово! Супер! Хочу еще посмотреть и послушать с ней что-то такое!»

– Вы уже успели оценить любимовскую постановку «Князя Игоря» в Большом театре?

– Нет, я не ходила, но наслышана.

– Теперь не пойдете?

– Может, и пойду. Вы знаете, я очень против того, когда кромсают музыку, и такую великую, как музыка Бородина. А Любимов это сделал. Возможно, он имел что-то в виду, когда ставил эту оперу. А иначе как можно было выкинуть из «Князя Игоря» арию Кончака, которая является ключевой в действии? Это противостояние двух героев: животного Кончака и благородного, отстаивающего свою родину князя Игоря. Нельзя было убирать эту музыку. Это стратегически неверно. Я, конечно, очень уважаю Юрия Петровича Любимова, но, когда оперу так сжимают, у меня у самой сжимается сердце.

– Меня поразило то, почему Игорь ходит всю оперу с перевязанной головой.

– А почему Кончаковна с плеткой? Вы меня извините, конечно, дочь хана, наверно, может один раз плеткой хлестануть, но постоянно с ней ходить... Какая-то сексуальная маньячка.

– Коли мы заговорили о сексе, то смею напомнить, что вы когда-то и сами выходили на сцену в шортиках и майке.

– Это же была Зося Синицкая в сцене на пляже из оперы Тихона Николаевича Хренникова «Золотой теленок». Это же комическая опера, поэтому я – Зося Синицкая – выходила на сцену в шортиках и маечке. Раньше женщины так одевались на пляж. Бикини еще не было.

– Вы стеснялись выходить в таком виде перед публикой?

– Мне Тихон Николаевич говорил: «Твой костюм – в стиле эпохи, точно такой же костюм на актрисе в фильме». А публика была в восторге, когда я вышла на сцену в шортах. Это ж был глухой СССР, в котором «секса не было». А я была очень гордой в купальном костюме и шляпке.

– Смело. А то, что делают в оперном театре молодые режиссеры – Серебренников, Черняков – вам по нраву?

– Я в шоке от «Руслана и Людмилы» в Большом. Сначала меня шокировал «Евгений Онегин». Но после «Руслана и Людмилы» «Онегин» – суперклассика! Откуда такое желание выпендрёжа, который не имеет отношения ни к Чайковскому, ни к Глинке?

– Строчка в резюме: мол, работал в Большом?

– Да. И желание как бы за­явиться как бы в оперном искусстве. Такие постановки делаются ради скандала! Этого я не разделяю. Можно не нагораживать декораций, как делали раньше, но чтобы было уважение к автору, уважение к певцу, уважение к драматургии и зрителю. Потому что зритель сидит и не понимает, за что заплатил. Приятельница мне рассказывала, что ее дети разревелись на «Руслане». Сказали, что больше такое видеть не хотят и будут читать оригинал, то, что написал Пушкин.

Артистка для народа

– Кстати, в биографии Николая Баскова тоже есть строчка о работе в Большом. А как вы относитесь к его вокальным данным?

– У него хороший, большой голос. Но его надо очень серьезно обрабатывать.

– Не в шоубизнесе.

– Нет. Как правило, сидеть на двух стульях невозможно. Либо ты занимаешься оперой и иногда, как это делали Паваротти, Доминго и Каррерас, поешь популярный репертуар. Но когда они его запели, они уже имели 40-летнюю карьеру в опере. Ведь, только пропев весь оперный репертуар и вокально установившись, ты можешь это себе позволить. Когда ты еще на стадии становления, то такие эксперименты, как правило, плохо отражаются и на голосе, и на твоем имидже. Что такое одна-две оперные партии? Тебя еще никто не знает как серьезного певца. Но ты считаешь, что тебе подвластны эксперименты. На это имеют право лишь большие мастера.

– А вам не обидно, что Басков при этом народный...

– ...а я нет? Нет, не обидно. Сегодня я не хочу никакого звания.

– Даже заслуженного?

– Никакого. Когда меня объявляют на некоторых концертах как народную артистку Советского Союза, я поправляю: у меня нет вообще никакого звания. «Не может быть! Вы – народная артистка». Вот это для меня намного ценнее. А быть народной рядом с теми людьми, которые, простите меня, сегодня получили эти звания... На сегодня мне приятней быть артисткой, которую знает и любит народ.

– Может, за вас некому похлопотать?

– У нас звания дают, если ты прикреплен к какому-нибудь театру. И поэтому, если артист где-то долго служит, за него на звание подает театр. А я – кошка, гуляющая сама по себе. Где хочу, пою, в чем хочу, участвую.

– А у вас трудовая книжка есть?

– Есть. Она лежит в моем фонде. Ну не будет же Фонд Казарновской подавать на звание Казарновской? А я еще буду бегать и для себя собирать подписи уважаемых людей? А так это и делается. Ты сам собрал подписи, сам подготовил документы, а потом радуешься, что тебе дали звание. «Боже, какая неожиданность!» Не смешите меня. Это фальшь. Не хочу.

– Я вас иногда встречаю на улице идущей пешком.

– А мы здесь рядом живем. Это такое счастье – у меня всё рядом. До Большого театра – 10 минут пешком, до консерватории – 5, до офиса на Арбате – тоже 5 минут. Поэтому я все время хожу пешком для формы и содержания.

Читайте также:

Секрет молодости Любови Казарновской

Любовь Казарновская: Могу неделями сидеть на гречневой каше