Алексей Венедиктов: Медведева президентом первым назвал я

Когда собрался к главному редактору «Эха Москвы» Алексею Венедиктову, сын задал вопрос: «И о чем вы будете разговаривать?» – «Ну как, – отвечаю. – 20 лет все-таки «Эху»! Спрошу про изменения за это время: с ним, с радио, со страной».

«Эхо» не раз могли грохнуть

– Не знаю, как за двадцать, но за пять лет, Алексей Алексеевич, что я не был в этом кабинете, изменения бросаются в глаза. Раньше у вас на стенах календарей с голыми женщинами не наблюдалось…

– Так это ж знаменитый календарь Pirelli, за которым гоняются все коллекционеры мира! И он у меня за спиной. Это пусть посетители смущаются. А я смотрю, – кивает на телевизор перед собой, – серьезный телеканал. Написано же в «Обитаемом острове» у Аркадия и Бориса Натановичей: «Посетителю должно быть неудобно». Так я сразу получаю преимущество.

– Да, симпатичная. Все мы любим красивых голых женщин, но не каждый осмелится… Хотя, конечно, у главного редактора «Эха Москвы» были и посмелее поступки: тот же 91-й год, ГКЧП!

– Ну, тогда главным редактором был не я – Сергей Корзун.

– Но вы уже работали здесь?

– Практически с первого дня.

– Любопытно, что многие рождение станции связывают именно с ГКЧП.

– Это третье рождение. На самом деле радиостанция заработала 22 августа 1990 года. Настоящая история «Эха», история с большой буквы – это, конечно, январь 1991 года, события в Вильнюсе. А третье рождение, безусловно, – август того же 91-го, когда нас отключили. Кстати, это был последний указ ГКЧП: отключить на хрен «Эхо Москвы»! Тем все и закончилось для них. 22 августа мы уже праздновали не только победу над ГКЧП, но и годовщину.

– «Эхо» чуть ли не единственная редакция, которая каждый день рождения отмечает публично. На 20-летие будет нечто особенное?

– Нет. Для нас это всегда повод встретиться с друзьями, выпить. Мы к этому относимся совсем без пафоса. Ну, 20… Вообще, нас столько раз за это время могли грохнуть: закрыть или выгнать всех, оставив только бренд. Как случилось с иными. Где сейчас «Московские новости»? Где «Столица»?

– Если б могли, то, наверное, грохнули бы?

– Могли! Михаил Сергеевич Горбачев мне рассказывал, что в сентябре 90-го, т.е. нам месяц, ему на Совбезе СССР докладывали, что вот появилась вражеская радиостанция буквально около Кремля; что было дано поручение выяснить, как она возникла. Надо понимать, что в то время закрыть станцию – проще, чем два пальца… Могли в любой момент. И продолжают мочь.

– Сейчас, наверное, цивильнее действовать другими методами? «Сити-ФМ», «Вести-ФМ», «КП-ФМ»…

– Я могу добавить: «Коммерсант-ФМ», «Говорит Москва», «Маяк», который был сначала «Маяк-24» – да много всяких! Но какая разница, какими методами? А конкуренция – это же хорошо; она не очень честная бывает, но в принципе конкуренция – благо. Они должны, эти вот наши братья если не по разуму, то по эфиру, хватать нас за пятки, чтобы мы быстрее бежали. Конечно, хотелось бы быть монополистом, чтобы не 55 радиостанций в Москве, а 1 и называлась она «Эхо Москвы». Но на самом деле конкуренты заставляют крутиться-вертеться и уменьшать самодовольство, которое, конечно, наросло за эти 20 лет. Хотя и обидно: программы крадут, названия имитируют, людей переманивают – те уходят.

– До сих пор держите обиду на Сергея Доренко?

– Знаете ли, обида в делах царства – дешевый товар. Но, конечно, обижен на многих. И на Сергея. Хотя понятно, куда он ушел, зачем и кто его позвал.

– Куда, все знают: «Русская служба новостей». Зачем? Он же очень талантливый, по мне, так просто гений.

– Один из самых талантливых в электронной сфере, это да.

– А кто позвал? Владислав Сурков? Хотите, выключу диктофон?

– Нет, не надо. Давайте я расскажу факты, а дальше – кто за чьей спиной стоит, сказать трудно. Итак, приходит ко мне (это было вскоре после грузинской войны, за три дня до встречи главных редакторов с Путиным) Сережа и говорит: «Лёш, вот мне предложили возглавить радиостанцию». У нас же честные отношения – а что тут такого? Я: «Хорошо, Сережа, а кто тебе предложил?» – «Сурков». Я не поверил: «Подожди секундочку». И при нем набираю номер. Соединили с Сурковым. «Владислав Юрьевич, я у вас сотрудников не сманивал, почему же вы сманиваете моих?» Сурков мне говорит: «Ты через три дня будешь у начальника, вот и задай ему вопрос». Всё! Я, естественно, вопрос не задал… Но это выбор Сережи, и я не знаю его ограничений… И таковы факты.

– И у него же получилось делать радио!

– Конечно! А как у него могло не получиться?! У меня что, были сомнения? Правда, с другой стороны, «Эхо Москвы» он пока и утром не бьет. Но Сергей действительно очень талантливый. Будем соревноваться.

За «рындой» потеряли суть

– Возвращаясь к разговору о том, как что менялось. «Эхо», мне кажется, становится все более предсказуемым. Да, вы по-прежнему всем даете высказаться без табу и т.д. Но я, как слушатель, знаю априори, что скажет тот или иной ведущий, что скажет обозреватель, гости. Нет неожиданности, теряется интерес.

– Первое, что все-таки вам признать придется: за последние 5 лет наша аудитория в Москве выросла на 27 процентов! Покажите мне фирму, которая дает такой большой прирост…

– «Собеседник».

– Поздравляю. т.е. «Эхо» не неинтересное. Второе: мир становится информационно другим – очень много людей начинают искать новости в Интернете, аудитория меняется. Соответственно мы делаем ставку не только на новости, как раньше, но и на мнения, дискуссию. Если раньше наш формат был news and talk (новости и обсуждение. – М.Д.), то сейчас у нас news–opinion–discussion (новости–мнения–дискуссия). Мы поменяли формат. А предсказуемость? Да, люди одни и те же, но события-то другие! «Эхо» становится разнообразнее, и в среднем нас слушают 292 минуты в день… Второе место по стране после «Радио России».

– Почему мне еще всегда было интересно слушать вас – прежде всего персонально: у вас, Алексей Алексеевич, всегда были тесные отношения с властью. Не в том смысле, что вы вещали под их диктовку, но всегда были на зависть информированы. Вы о добровольной отставке Ельцина узнали за полгода до нее. Но не поверили: решили, что «Эхо» хотят использовать. И не дали информацию в эфир. Спустя 5 лет, совсем недавно, все обсуждали письмо блоггера top-lap, прозванного «рындой», на которое ответил сам Вэ Вэ Путин. Письмо это Владимир Владимирович получил через вас. Известно, что премьеры просто так на письма не отвечают. Значит…

– Рассказываю. Грандиозная удача «Эха Москвы»! Я великий главный редактор в этой истории! 1 августа, это было воскресенье, среди прочих редакторы переслали мне ссылку на вот этого top-lap’а. Я обратил внимание на нее потому, что он  написал там очень важные вещи, которые за матерной формой и пресловутой «рындой» потом никто не заметил. А он сказал: дайте мне налоговые льготы, и мы нашей народной дружиной сами будем тушить пожары. Чистая Калифорния! Это именно так, как делается в Америке. Утром следующего дня я совершенно формально, через сайт правительства переправил это письмо Путину. При этом подстраховался, честно: позвонил в департамент пресс-секретаря Пескова. Через два дня вечером получаю ответ. По правде говоря, подумал, что это какой-то розыгрыш: Путин не переписывается ни с блоггерами, ни с главными редакторами. Звоню уже самому пресс-секретарю: «Дмитрий Сергеевич, знаете, я тут получил что-то – по-моему, розыгрыш». Он говорит: «Не-е-ет, я передал. Он сам написал ответ. Более того, он кое-кому прочитал это». – «Так что, могу публиковать?» – «Ну, это на твое усмотрение». Всё! Мы опубликовали. Рассчитывал, что разыграется дискуссия про «Калифорнию». Но люди предпочли обсуждать форму, «рынду», говорить, что этого блоггера не существует. Мы вынуждены были привести его в эфир, хотя на самом деле какая разница? Важна тема! Тема, которая не обсуждалась. Ладно, не заметил Путин, не заметили политики – самое обидное, не заметили люди, которые это обсуждали. Правда, обратил внимание Шойгу, надо отдать ему должное.

– Коллеги, думаю, все равно не верят.

– Это их трудности. С другой стороны, а что бы изменилось, если бы об этом написал не «рында», а Доренко или Быков?

– По сути ничего, но в данном случае премьер, ответив человеку из блогосферы, человеку из Интернета, показал, насколько легко он играет на поле, занятом президентом.

– И?

– Это как бы их внутренняя борьба за рейтинг…

– Мне это смешно. Точно знаю, что никакой борьбы между ними на выборах не будет, на выборы пойдет лишь один.

Путин стал таким политическим животным

– Вот и определяются, кто, устраивают праймериз такой…

– Да вы что, смеетесь?

– Смотрите, один тушит пожары, опять рулит самолетом, другой устраивает публичный разнос за разбазаривание госсредств на закупках медоборудования…

– Не надо детского сада. Они сядут и выкатят совсем другие аргументы, которые не имеют никакого отношения к тому, что происходит в стране.

– А зачем тогда напрягаться?

– А Путину нравится. Я вас уверяю. Он реально стал таким политическим животным, настоящим политиком. Чем профессиональный политик отличается от непрофессионального? Он превращает в собственный пиар всё: трагедию, комедию, интермедию. Я смотрю, как Обама бродит по Мексиканскому заливу и гладит перемазанных нефтью лебедей, блин!.. Что это такое? Смотрю, как Саркози едет на похороны убитого жандарма в глухую деревню… Так что все эти самолеты – пиар по отношению не к Медведеву, а к публике. Он очень хочет, чтобы его любили. Конечно, когда на него матом наехали тетки под Нижним Новгородом, Владимиру Владимировичу было очень неприятно. Путин же любит, чтобы его любили!.. Никакого праймериз, я вас умоляю. Вот вы вспоминали про уход Ельцина; напомню еще, что первым Медведева как будущего президента назвал я.

– Сам хотел вам напомнить: за два с половиной года до выборов‑2008. Поэтому позвольте полюбопытствовать, Алексей Алексеевич: вы еще не определились, кто у нас будет следующим президентом?

– Не определился… Если серьезно, они говорят правду, на самом деле. Медведев и Путин. Им никто не верит, а они говорят правду. Думаю, на сегодняшний день решение не принято. Они, повторюсь, принимать его будут во многом исходя из отношенческих вещей. По отношению друг к другу они соблюдают все правила – я сам был свидетелем, как Путин уважительно, даже по мелким вопросам, которые входят в компетенцию президента, говорил: узнайте у Дмитрия Анатольевича… Очень уважительно. Думаю, что так же уважительно они примут и это решение. Посмотрим. А если Путин пойдет на президентский срок, то Медведев станет либо премьер-министром, либо возглавит некий объединенный верховный конституционный высший арбитражный суд, такой а-ля верховный суд США.

– Это была бы гораздо более интересная история, чем премьер-министр. Может, у нас появилась бы независимая судебная власть?

– Ага, помечтайте-помеч­тайте.

У сына крыша нечиненная – типа  корова недоеная

– Иначе как, Алексей? Вот я хотел поговорить про то, как изменилась страна за 20 лет – мало времени, не успеем, – но главное-то не изменилось. Демократические институты не созданы, страна патерналистская, все упования – на царя-батюшку. Одновременно мздоимство процветает, воровство не считается зазорным. При этом даже у честных, инициативных, предприимчивых нет уверенности в собственной безопасности, в том, что завтра не придут и не заберут: твое или тебя. Элита свое будущее с Россией не связывает… Ладно, долгий разговор… Скажите, вот вы хотели бы, чтобы ваш сын учился, жил и работал здесь? Ему ведь 10 лет уже.

– Да, путинский призыв. Знаете, почему? Это смешная история. Путин в предвыборную свою кампанию, в феврале, сказал, что у нас плохо с демографией. А в ноябре родился Алексей.

– А за второго денег дают!

– Я пока с этим-то не справляюсь. Он же тоже Венедиктов! С таким же характером. Несколько дней тому назад сидит на даче, жена рассказывает, и говорит: «Мам, кажется, мне пора встретиться с Медведевым». Жена соответственно падает со стула: «Зачем?!» – «У нас с ним есть много тем, которые надо обсудить». – «Ты уверен?» – «Да, мам, я уверен. Теперь надо папе сказать, чтобы он попросил мне встречу с Медведевым организовать. Он же встречается с папой, почему бы и со мной не встретиться?» А через 5 минут: «Ты знаешь, мам, наверное, пока не надо. Это же голову придется мыть, костюм надевать». Когда рассказал историю Тимаковой (пресс-секретарь президента. – М.Д.), она уверила, что два Венедиктова для Медведева это слишком. Точно, у него характер тот еще! Вот сейчас пытался эвакуировать его во время смога, уговаривал уехать в Кронштадт, а он говорит: «Пап, куда? Крыша еще не починена, подожди». Сидит на крыше с топором, 10-летний, и чинит ее вместе с дедушкой своим. И никуда не поехал. Упрямый, даже упёртый. Вежливый, но при этом, вот если он уверен в чем-то, совратить невозможно ни за какое мороженое, ни за какой «Макдоналдс». Жена отмечает: вы оба какие-то неподкупные, из-за того у нас все проблемы. Т.е. купить его, грубо говоря, нельзя. Думаю, так и дальше будет. Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, сам решит, где жить… Догадываюсь, как. Мы же ездим. Мы были в Лондоне, в Париже, пару лет подряд я его отправлял на две недели в Грецию. Спрашивал: «Хочешь здесь жить?» – «Нет, пап, это же каникулы. У меня там друзья, крыша недоделанная» – корова недоеная типа… В этом смысле он банальный. И это очень хорошо. Конечно, для меня он единственный, самый лучший, но я прекрасно понимаю, что он абсолютно нормальный.

– Но вы сами, вы себе говорите: хочу, чтобы он жил в России?

– Да. Я хочу, чтобы он жил в моей стране.

– «Лучше, чем я»?

– Лучше, чем я, это абсолютно точно. Не хочу, чтобы он жил в период революций. Но чтобы он жил и делал то, что ему интересно. При этом я хочу, чтобы его свободу никто не ограничивал – свободу мысли, во всяком случае. Когда меня спрашивают: а вот если он… Я буду рядом. А вот если… Я буду рядом. Это мой ребенок, это моя страна. До тех пор, пока нет физической угрозы существованию семьи, мы будем здесь.