Андрей Кончаловский: Какие дворяне – смешно говорить!

В постановке Андрея Кончаловского в сентябре на сцене Театра Моссовета состоится премьерный показ спектакля «Дядя Ваня». В нем заняты Александр Домогаров, Павел Деревянко, Юлия Высоцкая, Мария Порошина… Как раз сейчас идут репетиции. А еще он заканчивает свой новый фильм-мюзикл «Щелкунчик – нерассказанная история». Из разговора со знаменитым режиссером я сделала вывод, что живет он по заповеди: имей мужество изменить то, что можешь, и терпение принять то, что не можешь.

Когда ругают – ходишь не в духе

– Вы провели мастер-классы для студентов, чьи профессии связаны с кино и театром, и я знаю, что впереди еще такие же встречи. Почему вы захотели поговорить со своими молодыми коллегами?
– Чтобы поделиться мыслями, наработанными идеями о сущности искусства. Они, может быть, не имели возможности их услышать, ведь у каждого – свои учителя. К тому же сегодняшняя среда не дает студенту возможности что-то изучать, он скорее запоминает, информации много, а времени постигать, что-то открывать, думать – мало.

– Вас это раздражает? Я имею в виду, когда не думают?
– Раздражение ничему не помогает, они же не виноваты, что родились в эпоху МТV и «Фабрики звезд», не виноваты, что есть Интернет, глянец… Они – продукт этого, и их нельзя обвинять в том, что им дано жизнью.

– Надо ли понимать так, что, если вы проводили для них мастер-классы, значит, хотели бы рекрутировать под свои знамена – чтобы они придерживались ваших взглядов, смотрели бы на мир с ваших позиций?

– Придерживаться моих взглядов вряд ли кто-нибудь сможет, потому что для этого надо прожить мою жизнь. Я всего лишь хотел поделиться опытом, который может пригодиться им в какой-то момент. Конечно, никто не учится на советах родителей, все учатся сами. И у них другое представление о жизни, как у меня в свое время были иные представления о жизни, чем у Пырьева. Всегда молодой человек думает, что он сам все знает и сам все найдет. Поэтому каждый будет учиться на своих ошибках. Но как учиться, какие при этом делать выводы? Вот этим можно поделиться – какие выводы делать из своих ошибок.

– Почему, по-вашему, одни становятся профессионалами, а другие – нет, хотя у них для этого есть все данные?
– Профессионал – это человек, который много работает. Без большого количества труда вряд ли можно обрести профессию в высоком смысле. Для того чтобы быть лучше других – надо работать, вот и все. Не быть лучше других в связи с рекламной кампанией: быть известней других – не значит быть лучше. Быть лучше – это значит объективно делать что-то лучше. И это, наверное, важней, чем быть успешным.

– Но при этом успех дает деньги и признание, а быть лучшим в профессии – далеко не всегда денежно. И его к тому же достичь быстрее, тогда как на мастерство уходит жизнь. Поэтому чаще стремятся к успеху, а не к постижению мастерства.
– Ну а что я могу поделать? Ничего мы с вами тут не поделаем, каждый выбирает свой путь сам.

– Для вас имеет значение, что о вас говорят и пишут?
– Конечно, имеет. Когда хвалят – приятно, а когда ругают, то, как говорил мой любимый Чехов, два дня ходишь не в духе. Но я хожу не два дня, меньше, поскольку привык, но факт остается фактом: когда ругают – неприятно. Но что делать, мы же публичные фигуры. Надо стараться не обращать внимания на внешние раздражители, что я и делаю – стараюсь. Всегда это получается или нет – другой вопрос.

У каждого свое кино

– Ваша билетерша с жидким пучком волос в альманахе «У каждого свое кино», которая завороженно смотрит Феллини в пустом зале – это я, вымирающий вид зрителей, для которых кино – абсолютно магическая вещь. Но вы продолжаете снимать, несмотря на выраженную там пессимистичную идею, что молодые будут ходить в кино в основном затем, чтобы в темноте заниматься любовью.
– Тут опять-таки ничего не сделаешь. Этого же нельзя изменить. Нельзя сказать: будьте хорошими. Или будьте умными. Или будьте образованными. Что толку к этому призывать, это бессмысленно. Можно только делать свое дело и стараться, чтобы кто-то его увидел, то есть с кем-то разделить свои мысли. И если разделил, пусть даже с небольшим количеством народа, который на это откликнулся внутренне, то это уже хорошо. Массовость – не обязательно качество.

– Расскажите о вашем новом фильме «Щелкунчик». Почему сюжет разворачивается именно в Вене, ведь Щелкунчик все же родом из Нюрнберга?
– Начнем с того, что Гофман, написавший сказку, – австриец. Об этом почему-то мало вспоминают, но это так. А что до Вены – это ведь город-сказка, в 30-е годы прошлого века она была очень хороша! К тому же именно в те годы она пережила нашествие крыс, был такой факт в ее истории. У меня в фильме не мыши, а крысы. Когда картина выйдет, пока точно сказать не могу, думаю, что не раньше Нового года. А может быть, и позже.

– Тяжело было уговорить сняться в вашем фильме таких блестящих актеров, как Джон Туртурро и Ричард Грант? Денег ведь, наверное, много просили?
– Кроме Туртурро и Гранта, у меня же еще снялся большая звезда Бродвея и американского культового кино Натан Лейн, он вместе с Умой Турман и Мэтью Бродериком играл в ремейке знаменитого старого фильма «Продюсеры». Лейн прекрасно поет, танцует. В моем фильме он играет Эйнштейна, который рассказывает всю историю. Историю относительности. Что касается Туртурро и Гранта, они согласились, так как им показалась интересной эта работа, они не из тех артистов, что нарасхват, поэтому ценят предложения. Туртурро – это ведь артист братьев Коэнов, он интеллектуал, но не звезда. Был бы звезда, может, я никогда и не уговорил бы его. И кино бы тогда не получилось.

– Я несколько раз смотрела фильм, который он поставил как режиссер – «Любовь и сигареты» с Кейт Уинслет. И всякий раз хохочу заново.
– Да, он очень остроумный человек. Большая умница и большой актер, очень большой.

– Вспомнила сейчас в связи с разговором об артистах, которые не нарасхват, ваш замечательный фильм «Поезд-беглец», сделанный в Америке. Там играет Эрик Робертс, тогда только начинавший. Он номинировался за эту роль на премию «Оскар», а потом совершенно потерялся в тени своей сестры Джулии. По каким признакам вы его открыли?
– Ну по каким признакам… Молодой, красивый, талантливый, интересный. Мне нужен был как раз такой, чтобы сыграть само­влюбленного идиота. К сожалению, успех свой он действительно не закрепил и не продолжил. Что этому помешало, не знаю, не вдавался. Сейчас снимается в фильмах категории «Б».

– Давно хотела задать вам вопрос: почему вы не снимаете комедии? Вам это не близко по мироощущению?
– Вот уж не знаю… Таланта нет, наверное.

– О, боже мой, нет, только не это, звучит, извините, как девичье кокетство.
– У меня все же есть комедии, но они сатирические скорее. «Глянец», например, «Курочка Ряба». И даже «Дом дураков» – комедия, хотя и драматическая.

– Российский кинематограф в последнее время очень полюбил историю и фантастику – фильмы «1812», «Адмирал», «Дозоры», «Обитаемый остров»… Это просто удовлетворение возникшего спроса на мифы, в том числе и исторические, или из-за нынешней невозможности высказываться открыто, а только через намеки?
– Деньги появились, вот и стали снимать. Без денег такие фильмы не снимешь.

– А я-то думала, режиссеры что-то новое пытаются сказать, переосмыслить прошлое и настоящее…
– Каждый художник, если вы его спросите, ходить по-старому или по-новому, ответит: по-новому! Но одно дело, что он думает, а другое – что есть на самом деле. Все стараются по-новому, а получается, как требует партия и правительство. Конечно, критикам всегда хочется увидеть какие-то признаки революционности. Но в конце концов, какой бы ни был фильм – исторический или фантастика, хороший или плохой, – все равно мы говорим о человеке. И говорить мы можем только о человеке сегодняшнем, потому что другого не знаем. Когда мы снимали «Рублева», все равно говорили о сегодняшнем человеке и о сегодняшнем художнике. А все остальное – лишь повод для этого высказывания.

– Вы будете продолжать дальше свой телевизионный цикл «Бремя власти»?
– Если найду деньги – обязательно буду.

– Какие персоны, кроме Юрия Андропова и Гейдара Алиева, о которых уже рассказали, вам интересны?
– Назарбаев, Кучма, Ярузельский, Ататюрк… Это все деятели, которые в определенные моменты истории сыграли важную роль для своего народа.

Прошлое не вернуть,  все сожжено

– Некоторое время назад я делала материал о российских усадьбах, ездила в связи с этим в Ярославскую область. Там же находится имение ваших предков Михалковых. Являясь памятником федерального значения, оно разваливается, как и сотни других усадеб. Если бы государство не наставило вокруг их приватизации немыслимое количество препятствий или если бы их раздавали по рублю, как раздавали по пфеннигу заводы в послевоенной Германии, вы взяли бы Петровское себе, стали бы восстанавливать?
– На это надо очень много денег и времени, я имею в виду, чтобы делать по-настоящему. К сожалению, определенный слой российской жизни сорван навсегда. И бессмысленно пытаться его восстановить. Генетический фонд изменился, все люди, что жили в этих усадьбах, либо умерли, либо уехали, либо их расстреляли. Традиций, заложенных там, а многие усадьбы были, подобно Петровскому, культурными и просветительскими центрами, больше нет. И не надо надеяться, что их можно восстановить, это большая иллюзия. Как и современные российские дворянские общества, которые есть чуть ли не в каждом городе. Какие дворяне – смешно говорить, дворян нет и не может быть, все это давно кончилось. Надо думать о возможном, а не о желательном. Кто-то желал бы восстановить монархию, но это невозможно. Восстановление авторитарного строя само произойдет, не волнуйтесь, а вот монархии – нет. Все сожжено.

– Почему во Франции, несмотря на ее революции, имения и замки сохранились, а в России нет?
– Строили-то из дерева в основном, а оно хорошо горело. Но главное, что во Франции революции были буржуазными, а у нас большевистские, коммунистические, где главное желание – уничтожить прошлое. У буржуазной революции во Франции были другие задачи – уничтожить аристократов, но ни в коем случае не уничтожить свои права, в том числе право собственности. Русская революция никаких прав не требовала, она уничтожала класс вместе с его имуществом только для того, чтобы захватить власть. Так что какие имения – после этого семьдесят лет советская власть была.

– А я все мечтаю на манер тургеневской девушки, как хорошо бы восстановить их. Стали бы мы тогда благороднее рядом с такой красотой, обрели чувство достоинства.
– Благородство не зависит от красоты здания, человек может жить в джунглях – и быть аристократом, как в Таиланде. Вы там столько благородства увидите у людей, которые ходят босиком. Они улыбаются и кланяются каждому встречному, они вежливые и приветливые, они хотят сделать добро. При этом у них ничего нет, кроме деревянной миски.

– Разве среда не формирует?
– Среда формирует, правильно. Но музей в виде имения – это не среда. Зашел, походил, потом вышел, и в троллейбусе тебя опять обхамили.

– Но все же жить рядом с музеем – это лучше, чем жить рядом с помойкой.
– Большинство людей живут как раз рядом с помойкой, надо объективно смотреть на вещи. Искусство облагораживает, это бе-зусловно. Но всех же не загонишь в музеи, туда ходят люди, которые заранее хотят этого сами. Конечно, надо приучать и так далее. Но, как говорил Чехов, не надо Гоголя опускать до народа, надо народ поднимать до Гоголя. Он, например, с иронией к народным театрам относился. Поэтому не надо иллюзий. Лучше думать о том, как привить народу желание исполнять гражданские права и обязанности. Когда оно появится, тогда будет и благородство.

– Кстати, о Чехове и Гоголе. Вы не раз говорили, что продолжаете много читать. Для вас в литературе все еще находится что-то такое, чего вы не пережили, не перечувствовали или не знаете лучше, чем любой писатель?
– Меня студенты на одном из мастер-классов спросили, что я больше всего люблю. Я ответил, что учить своих детей и учиться сам. О жизни никто ничего не знает до самой смерти, но книги – это знания.

–Андрей Сергеевич, живите долго, мы вас любим.
– Спасибо, буду стараться.

досье

Андрей Кончаловский родился в семье поэта и переводчицы Натальи Кончаловской и детского поэта, автора гимнов СССР и России Сергея Михалкова. Художник Василий Суриков – его прадед, а один из основателей объединения художников «Бубновый валет» Петр Кончаловский – дед. Никита Михалков – его младший брат.

Дебютировал с фильмом «Первый учитель», где снял казахскую балерину Наталью Аринбасарову, позже они стали мужем и женой. От этого брака имеет сына Егора Кончаловского, успешного кинорежиссера. Перебравшись в США, снял там несколько фильмов с такими звездами, как Сильвестр Сталлоне, Курт Рассел, Настасья Кински, Вупи Голдберг, Джеймс Белуши. Практически за все свои фильмы получал фестивальные награды – отечественные и международные.
В настоящее время женат на актрисе Юлии Высоцкой, которая родила ему дочь и сына.

Рубрика: Интервью

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика