Доктор Лиза: Мы спасаем тех, кого называют «сброд»

Елизавета Глинка – эта миниатюрная, с огромными, будто только из них и состоит, глазами женщина, известная как доктор Лиза, посвящает свою жизнь странному (особенно для нашей страны, которой и здоровые-то не очень нужны) занятию. Кормит и лечит бездомных, сползающихся каждую среду к Павелецкому вокзалу, ухаживает и привозит лекарства безнадежно больным. И зачем ей это?

«На переписку с Голиковой у меня нет времени»

– Вашей организации «Справедливая помощь» три года. Не знаю, принято ли у вас подводить итоги и чем их измерять… не спасенными же жизнями, ведь ваши клиенты – обреченные.

– Ну почему? Не все так грустно. В 2010-м мы 130 человек отправили на историческую родину. 49 больных туберкулезом, подобранных на улице, были помещены в диспансеры. На дому обслужили больше 60 больных. Семеро погибли. Четверых нищих мы похоронили за счет фонда. Собрали десятки килограммов гуманитарной помощи для замерзающих этой лютой зимой, а поддержку, которую летом направляли пострадавшим от лесных пожаров, измеряем тоннами.

– Что характерно, все это не разворовывается и не сжигается на свалках.

– Смысл существования каждого благотворительного фонда в том, чтобы он работал. Не только собирал помощь и отвечал на телефонные звонки, а реально работал. У меня все раздают помощь, в том числе диспетчер фонда.

– Я знаю, вы грезите о создании в Москве больницы для бедных. Приблизились к мечте?

– До такой степени, что озвучила это в кабинете нового уполномоченного по правам человека по Москве. Еще в Совете Федерации была, в префектуре Центрального округа…

– А в ответ – тишина?

– Вроде говорят, что больница нужна.

– Голиковой не пробовали писать? Ее тема.

– Я обращалась к прежнему министру – Зурабову. Получила отказ. С Голиковой у меня нет времени переписываться. Последние два года занимаюсь только бедными – на вокзалах, в домах, подъездах.

– Наверняка не всем, кто к вам обращается, реально помочь.

– Наплыв нуждающихся большой, и есть четкие критерии для тех, кому мы помогаем. Это люди, от которых отказались все остальные. Их называют «сброд», «низ общества» и так далее. Мы берем бездомных, безногих, бывших гастарбайтеров, людей без медицинской страховки, без документов, освободившихся из тюрем, умирающих, которые не хотят или не имеют возможности быть в хосписе – это всё наш контингент.

Не рассказать всего, что есть

– Расскажите о самых длинных и коротких знакомствах с больными. Может быть такое, что сегодня вы приезжаете к человеку, а завтра его уже нет?

– Один раз хлеще было. Приехали практически к трупу, и через три минуты человек умер. А самых долгих – много. У меня есть больной Панов, которого я знаю столько, сколько существует фонд. Он перенес инсульт во время наркоза, когда ему делали тяжелую онкологическую операцию. Есть больная из Люберец. Не буду озвучивать ее диагноз, она не ходит. Одинокая, но очень любимая нами женщина. Есть 34-летний Данила, который третий год окормляется в нашем фонде. У него редкое заболевание – аутоиммунный лейкоэнцефалит, за год он превратился в ребенка, разучился говорить и обслуживать себя. Сознание – на уровне новорожденного. Это все были безнадежные больные.

– То есть чудеса возможны?

– Я бы не сказала, что они живут из-за меня. Это неправда.

– Не представляю, как вы эти стрессы выдерживаете. Или не «пробивает» уже?

– Конечно, «пробивает». Была девочка из Молдавии, которая работала менеджером крупного ресторана в Москве. Она заболела раком и умирала на полу общежития. Это было ужасно страшно. Не рассказать всего, что есть. Это кажется, что достигнуто благополучие. Оно есть где-то. Но есть и незащищенный слой общества. Эти люди не знают, куда пойти. И я уверена, что нет ни одного человека, который, посмотрев на это, останется равнодушен.

– В репортаже о вас видела, как больные с нечеловеческой силой вцепляются в вас, стараясь подольше не отпустить. Что вы испытываете в эти моменты?

– Сидим с ними. Что еще сделаешь? Спрашиваем: «Что вы кушаете? Кто есть из близких? Какие у вас соседи?» Им по большому счету ничего не надо, кроме элементарной регулярной помощи и внимания.

– Не ждете, что государство будет участвовать в ваших делах?

– Я не хочу работать с государством, у меня частный фонд. Одно дело не ссориться с государством, другое – с ним сотрудничать. Единственная площадка, с которой я могу заявить о том, что есть люди в подъездах, – это мой блог. У меня нет своего канала, радио, проплаченных журналистов, пиар-менеджера. Только блог. К счастью, люди слышат.

У меня есть женщина-доброволец, которой 85 лет. Она приезжает, полчаса плачет, а потом дает со своей пенсии денежку. Я ей говорю: «Максимкина, я не могу с вас брать». «А я не могу не давать, – отвечает она. – Потому что пережила войну, смерть мужа и знаю, что бездомным и голодным быть очень тяжело». Ее поколение стало все чаще приходить сюда. Что привлекает молодых, не знаю. Вроде не голодали, только в кино видели. Тем не менее они тоже приходят.

Нельзя давать пьяным замерзать

– Что вы получаете от больных? Они ведь даже конфет не подарят.

– Прежде всего то, что они выживают. Я счастлива от этого, это самое важное. Я получаю больше, чем коробку конфет, – новых больных, которым нас рекомендовали. Про меня всякое говорят: что перепродаю вещи, в комиссионку сдаю, но доверие людей все-таки перевешивает.

– А зачем вам Гребенщиков? Для авторитета или пиара?

– Борис Борисович летом сам меня нашел. Я прямо сказала ему: «Зачем тебе это нужно? Я помогаю такому сброду…» А он ответил: «Мне это и нравится. Я тебе не только по пожарам буду помогать, а всегда». Сейчас он содействует в том, чтобы установить палатки для обогрева замерзающих на улице. Пока сделать это нам не дают, и мы боремся. Помощь не только бомжам нужна, но и пьяным. А то закрыли вытрезвители, и теперь люди умирают на улице. Нельзя этого позволять.

– Вы все свое время посвящаете «Справедливой помощи»?

– У меня трое детей, и я очень стараюсь быть дома в выходные.

– Зарабатываете на фонде?

– Скорее трачу свое.

– На что же живете?

– Меня содержит муж.

– И как он относится ко всему этому?

– (Смеется.) У него погоняло: страстотерпец.

визитная карточка

Елизавета ГЛИНКА, врач-реаниматолог и специалист паллиативной (облегчающей страдания тяжело больных) медицины, стала широко известна благодаря подробным рассказам о своей деятельности в «ЖЖ». По версии «РОТОР» (главная профессиональная премия российского Интернета), Глинка была признана блоггером 2010 года.

В 1999 году основала хоспис при онкологической больнице в Киеве. В Москве у нее пока только «офис» – подвал на Пятницкой, 17/4, стр. 1. Обратиться за помощью можно, придя туда или позвонив по телефону 953-94-86. Предложить свою – по другому номеру: 642-42-57.

Из записей доктора Лизы в «Живом журнале»

Новый пациент

Информацию о новом больном передали по телефону из поликлиники. Мужчина 65 лет. В настоящее время находится в восьмом хосписе города Москвы. В пятницу планируется выписка. Выписывать его будут в подъезд. Больше некуда.

У больного было два брака. Один – тридцать лет назад. Ушел из семьи, но остался прописан в квартире. Семья не возражала, и за все эти годы его не выписали. В гражданском браке прожил с другой женщиной в ее квартире. Женщина умерла. Квартира отошла государству.

Больной дни до госпитализации проводил в поликлинике, а вечером уходил в подъезд ближайшего дома. В подъезде он ночует. Утром снова идет в поликлинику. Первая семья его брать не будет, да они его и не помнят. Суд принял решение в пользу больного, прописка его, и по закону он может там находиться. По закону. С его слов, ему нужна только раскладушка. Но я понимаю, что это только слова. И не понимаю пока, что с этим больным делать дальше. В машине сегодня слушала репортаж про визит премьера в дом престарелых. Со слов радостно возбужденного диктора, в этом доме «пахло пирогами и блинами». Как дома. Мне нравятся такие новости. Но я им отчего-то совсем не верю.