Александр Олешко: Я сам себе молоточек, который бьет по голове

Разговор Александра с корреспондентом «Собеседника» ровно 5 лет назад был очень откровенным. Но тогда Олешко не был известен до такой степени, не пришло в таком объеме, как сейчас, в его жизнь телевидение. Сегодня его знают все от мала до велика: «Большая разница», «Минута славы», «Папины дочки» и еще много чего.

Разговор Александра с корреспондентом «Собеседника» ровно 5 лет назад был очень откровенным. Но тогда Олешко не был известен до такой степени, не пришло в таком объеме, как сейчас, в его жизнь телевидение. Сегодня его знают все от мала до велика: «Большая разница», «Минута славы», «Папины дочки» и еще много чего. Сможет ли артист позволить себе быть откровенным теперь? Молва идет, будто Олешко «поймал «звездочку» и не подъедешь к нему на кривой козе. Оказалось, наговоры.

Отношения с Гришаевой – под напряжением 450 вольт

– Прочитала, что вместе с партнершей по сцене Нонной Гришаевой вы отмечаете в этом году 75 лет на двоих и решили по этому поводу возродить жанр творческих вечеров (ближайший пройдет 21 апреля в Москве). Не рановато в 35 лет проводить творческий вечер? Это как «Камеди Клаб», резиденты которого устраивают программы в свою честь и называют их бенефисами – слово красивое, но для них пока еще незаслуженное.

– Недавно по ТВ повторяли творческий вечер Андрея Миронова в концертной студии «Останкино». Он говорит: «Мне сейчас 37 лет, 12 из которых я отдал Театру сатиры. И сегодняшним вечером мы не подводим итоги – это своеобразный творческий отчет». Из современных артистов Сергей Безруков делал в Доме актера свой творческий вечер, когда ему было 25. Да и многие другие… Дело же не в пафосе или претензиях на что-то.

Творческий вечер – прежде всего возможность познакомить зрителя с собой настоящим, а не с собой в тех рамках, в которых тебя просят действовать режиссеры, продюсеры, телевизионные форматы. Он дает возможность артисту раскрыться, а зрителю – задать вопросы и получить ответы из первых уст. В современном мире, где все искажено до безобразия, перевернуто с ног на голову и до истины докопаться трудно, творческий вечер – это своеобразное протягивание руки со сцены зрителю. А он тебе протягивает ее из зала – навстречу. И в этом дружеском рукопожатии все настоящее. Форма общения «Я звезда, а ты какой-то там народ» меня не устраивает.

– Красиво говорите. А в Интернете пишут, что Олешко с Гришаевой просто решили таким образом «бабла срубить».

– С точки зрения бизнеса творческий вечер – абсолютно нерентабельная история. Шоу или даже антрепризный спектакль окупаются в разы лучше. Современному зрителю название «творческий вечер» уже, к сожалению, ничего не говорит. Первые 20 минут на сцене очень трудно: зрители на тебя смотрят недоверчиво, будто думают: «Сейчас эти двое будут меня объегоривать». Потом потихоньку оттаивают и удивляются. Ведь шли на нас «просто поржать», а оказывается, что не ржут, а смеются от души и по-доброму. Это все-таки разные вещи.

Говорить про этот вечер могу долго, но вы лучше сами приходите на него, приглашаю. Вы-то этапы этого пути наблюдаете уже лет пять. Я тосковал по работе, давая вам прошлое интервью. Видите, как интересно теперь всё происходит?

– Ну да, сейчас к вам всё уже пришло.

– Да нет, не всё. И то, чего я жду на самом деле… этому еще предстоит прийти.

– В любом опросе о популярных телеведущих вы в первых строчках. Чего еще желать?

– …Я говорю не о популярности, а о качестве предлагаемых проектов. Это забавно: «Ой, он на пике популярности…» На пике популярности сейчас доллар и евро, и их перешибить невозможно. Я пришел к вам на интервью спокойно, улиц из-за меня не перекрывали. У меня нет желания с кем-то конкурировать, кому-то что-то доказать. Я всегда хотел жить интересно. А в профессии – очень активно. Что, собственно, и делаю.

– Вы с Гришаевой дружите?

– У нас дружба, перевязанная электрическим проводом под напряжением 450 вольт. То я ей что-то доказываю с пеной у рта, то она. Но как-то мы находим золотую середину, сцена нас примиряет, потом после спектакля хохочем. Это же важно, когда с человеком можно просто похохотать после тяжелой совместной работы. С большинством нельзя, а вот с Нонной можно. Это не значит, что мы держимся друг за друга зубами. Я всегда говорю Нонне: надо развиваться. И если она найдет себе другого партнера, я не из тех, кто будет ревновать.

От пародии на фильм Бондарчука отказался

– В «Большую разницу» вы тоже вдвоем пришли?

– Да, с первого выпуска там снимаемся… Я на самом деле пародию не очень люблю. Считаю ее вторичным жанром. Гораздо интереснее состояться со своим лицом, вне образа, который уже всем известен. Пародия – это как дополнительный тренинг. И я очень благодарен за него Александру Цекало. Предложил. Убедил. Вселил уверенность. Я же, как все, проходил кастинг и говорил ему: «Я, наверное, не умею делать пародии». Цекало настаивал: «Ты умеешь их делать».

– Вы когда-нибудь отказывались от пародии в «БР»?

– Много раз. И дело не в моих капризах. Например, отказался участвовать в пародии на «Обитаемый остров», потому что снимался в этом фильме. И как бы ни относились к тому, что получилось на экране, я видел, каким трудом Бондарчука эта махина поднималась. Я не мог над этим смеяться. Но это уже мои внутренние цензоры работают. Я же сам себе главный молоточек, который бьет по голове.

– Иным участникам «Минуты славы», которую вы ведете, тоже не мешало бы иметь свой молоточек. Порой кажется, что программа превращается в конкурс фриков…

– Если бы вы видели сотни людей, приходящих на вступительные экзамены в театральный вуз, и что они там вытворяют, проект «Минута славы» показался бы вам ромашковым полем. Фрики, как вы их называете, нужны для контраста. Чтобы таланты выглядели еще ярче. Это все-таки шоу, а не просто конкурс.

Я рад два года находиться среди тех, кто пытается прорваться к эфиру, чтобы быть услышанным. Сам прошел этот путь, мне эти мотивы очень понятны. Ведущий «Минуты славы» – не фальшивая роль, которую я играю. Я так чувствую. У нас не прописано ни одного диалога, нисколько не срежиссирован наш «конфликт» с Масляковым, всё это чистая импровизация.

Фига Шмыги

– В апреле после долгого перерыва вы вновь сыграете в Театре Вахтангова в спектакле «Мадемуазель Нитуш» те же роли, которые исполнял в «Небесных ласточках» Андрей Миронов. Для вас это событие?

– Видимо, письмо, которое я послал в небесную канцелярию, долго обрабатывалось и вернулось с подписью о том, что произошла ошибка и что Сашу Олешко в Театр имени Вахтангова надо срочно вернуть. Конечно, я рад. Этот спектакль – наш ребенок, которого мы воспитывали. Я за него театральную премию «Чайка» получил. Но главной наградой было то, что я выходил в этом спектакле на сцену. Это была настоящая радость!

– А почему же вас отстра-нили?

– Я не вникал в причины. 2,5 года назад мне сказали, что я сыграл последний спектакль. Не знаю, с чем это связано, недосуг было разбираться. Мое дело – на сцену выходить. Поэтому я благодарен людям, которые приняли обратное решение – моему любимому педагогу, режиссеру спектакля Владимиру Иванову, худруку театра Римасу Туминасу и директору Кириллу Кроку.

– Поскольку это музыкальный жанр, не могу не спросить: если бы была жива Татьяна Шмыга, с которой вы дружили, вы бы пригласили ее на «Нитуш»?

– Вы мне сейчас как ножом по сердцу… Конечно, пригласил бы и не понимаю, почему не сделал этого раньше. Всегда испытывал внутреннюю робость перед особенными, талантливыми людьми. Мысль такая: вдруг они не хотят на меня смотреть, а я их приглашать буду? Шмыга видела меня только на экране и говорила мне по телефону потрясающие слова.

Она, конечно, была примером для всех наших актрис. Вечер ее 80-летия в Театре оперетты – это просто эталон юбилея. Шмыга завершала его словами: «Все говорят: оперетта умрет, оперетта умрет. Никогда она не умрет. Вот!» – и показала маленькую фигу. Помню, я ей на следующий день после этого позвонил, а она извиняется: «Мне так неудобно, я там фигу в конце показала, это такое хулиганство». Ой, очень тяжело мне о ней говорить в прошедшем времени.

– В таком случае о ролях в вашем «Современнике» спрошу.

– Только уже, наверное, не в моем «Современнике», меня убрали из всех спектаклей любимого театра.

– Почему?

– Сказали, что Волчек после 10 лет уже не нравится, как я играю Епиходова в «Вишневом саде». Не ходил, не выяснял. Принял как факт.

Бог им всем судья. Я Галину Борисовну от этого уважать не перестану. И «Современник», который она сохранила, тем более. Театр – сложнейший организм, там с людьми особо не церемонятся. Это плохо, да. Но так везде.

Я с автоматом – сразу комедия

– Может, упускаю что-то, но совсем не помню вас в боевиках. Не представляю Олешко на экране с автоматом или бьющим морду.

– (Смеется.) Я снимался в таких фильмах, но умолял режиссеров придумать что-нибудь другое. Я, дающий кому-то в морду, – это кинокомедия сразу. Но такие фильмы в моей биографии есть. Когда их повторяют по телевидению, у меня возникает чувство неловкости, хочется спрятаться под кровать и сказать: «Простите, люди добрые, я не хотел!» Но понимаете, артист должен быть в форме, он должен работать, и поэтому, когда мне предлагали какие-то истории, даже не совсем подходящие, я все равно на них соглашался, чтобы попробовать себя и в этом. И что-то мне в этом жанре удалось.

– Сейчас часто разочаровываетесь, когда принимаете сценарии?

– Не могу сказать, что я сижу дома на красивом диване и принимаю или откладываю сценарии… Кинопредложений не так много. Меня как не видели режиссеры, так до сих пор и не замечают. Зато у меня два главных достижения на сегодняшний день. Я остался совершенно нормальным и адекватным человеком, не сбрендившим от, как вы вначале сказали, телевизионной популярности. И сохранил репутацию хорошего актера. Это очень важно. Я жду свой фильм, свой сценарий, своего режиссера. Жду не сложив руки, а работая.

Вот дано мне было судьбой телевизионное поле – я его вспахал по полной программе. В «Большой разнице» сыграл больше ста ролей. Параллельно с этим как корреспондент отснял около 20 сюжетов в программе Михаила Ширвиндта «Хочу знать!» В «Минуте славы» я не просто ведущий – сорежиссер, соавтор, пишу подводки, придумываю номера. Yesterday Live на «Первом» – программа провокационного юмора, юмора абсурда, который не надо объяснять людям, потому что это все равно что объяснять Хармса. Рад, что в этом проекте поучаствовал.

«Папины дочки»? Да, не полный метр. Но какая потрясающая история – добрая, переполненная обаянием детей. Теперь даже в самом отдаленном уголке нашей родины мне кричат: «Аллигатор!» Еще бы «Смешариков» моих любимых вернуть, и я был бы счастлив абсолютно.

– С детьми вы, если не ошибаюсь, и в своей мастерской много работаете. О чем оповещали еще недавно реклама на ТВ и навязчивые дорожные плакаты Академии телевидения «Останкино».

– Когда я увидел, как в Москве из-за кустов то и дело выглядывает моя собственная физиономия, испугался: «Боже, что это?» Даже стал коллекционировать вопросы, которые мне задают по этому поводу: «Сколько ты заплатил?», «С кем ты спишь?» Представляете, какой идиотизм?! У людей не возникает мысли, что человек много работает, – сразу грязь ищут.

Я честно 4 раза в неделю занимаюсь с детьми. Не называю себя педагогом – объявил себя их старшим товарищем, который честно отвечает на вопросы, что их ждет в будущем. Двери открыты, я разрешаю сидеть на занятиях родителям, чтобы они видели, как разговаривают с их детьми. Если бы все это отдавало каким-то душком или неправильной историей, родители не стали бы приводить ко мне из года в год своих детей. Я же не стою и не ловлю их рядом с рекламными щитами: «А ну-ка, иди сюда, девочка!» Мастерская для меня – возможность скорректировать себя, что-то самому вспомнить.

– С другой стороны, за эти 4 дня в неделю сколько вы людей могли бы поздравить, сколько концертов провести…

– А вы думаете, что я этого не делаю? У меня нет никакого просвета в смысле выходных дней.

XXI век – период провокаций с неба

– За эти пять лет у вас появилось больше возможностей, больше соблазнов перескочить через кого-то. Почему не делаете так, как поступают с вами в тех же театрах?

– Потому что я верующий человек, живу в согласии с собой. А те, кто поступает иным образом, – люди внутренне несчастные, и спят они плохо. Значит, ржавчина их поела. Можно только пожалеть. В этом нет никакого открытия – есть заповеди…

– Да плюют на них в современном мире!

– Пускай плюют. XXI век – период провокаций с неба. Посмотрите, что делает планета: она показывает уже настолько выпукло, что может сделать с человечеством… Катастрофа за катастрофой – это не просто так. Значит, количество энергии, которое направлено не на свет, не на любовь, не на взгляд друг к другу, а на банковские счета, в нефть, в цифры, превышает допустимые пределы. Значит, какие-то претензии, которые предъявляет человечество Вселенной, совершенно неоправданны. «Какие претензии? Вы чего, ребят, обалдели?» Ба-бах! «Непонятно? Хотите еще?» Снова бабах! Я рад, что вовремя в детстве посмотрел мультик про золотую антилопу, где раджа тонул в деньгах, но кричал: «Еще! Еще!» Все вокруг хотят еще – да пожалуйста, кричите. Останутся умные, стойкие, душевные. Надо через эту острую фазу войны света и тьмы, которая ведется ежедневно, пройти достойно. Кто не выдержит провокации, погибнет. Не физически – душевно.

Можно сожалеть, когда тебя предают, можно переживать, иногда даже обидеться. А с другой стороны, я думаю: вот меня откуда-то выбросили... А ведь это меня Бог спас, чтобы я рядом с этими людьми не находился. Чтобы я не просто делал вид, что существую, а интересно и полноценно жил дальше, развивался. В этом и есть смысл жизни – понять себя, открыть... Короче, вперед и только вперед!

Рубрика: Интервью

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика