Юлий Дубов: Бориса Березовского убивали тринадцать лет

В день похорон Бориса Березовского «Собеседник» публикует интервью с бывшим генеральным директором ЛогоВАЗа, правой рукой Березовского и его другом с сорокалетним стажем - о причинах смерти олигарха, тайнах его завещания и многом другом

В день похорон Бориса Березовского «Собеседник» публикует интервью с бывшим генеральным директором ЛогоВАЗа, правой рукой Березовского и его другом с сорокалетним стажем - о причинах смерти олигарха, тайнах его завещания и многом другом.

Юлий Дубов написал лучший роман о русском бизнесе – «Большую пайку», экранизированную Лунгиным под названием «Олигарх» и выдержавшую множество переизданий. Не меньшим успехом пользовались его «Варяги и ворюги» – всё о том же бизнесе и чиновничестве, но глазами молодого иностранного гостя. «Меньшее зло» – о том, как герои «Пайки» пошли в политику и сделали президента, – последний на сегодняшний день роман Дубова, изданный в России. Его уже не экранизировали – по крайней мере пока.

Дубов получил в 2009 году заочный приговор «за хищение денежных средств на сумму 140 млн рублей» и девятилетний срок. С 2005 года он живет в Лондоне. Работает над двумя новыми романами. Ему 65 лет, хоть с виду и не дашь.   

«После суда мы выпили бутылку вина»

– Вы можете поверить в самоубийство Березовского?

– Я приму любую версию, которую огласит британская полиция. Это может произойти не раньше мая. В какой степени я с этой версией внутренне соглашусь – вопрос. Я разговаривал с ним в последнюю неделю его жизни дважды. Говорят про депрессию – здесь я не компетентен, я вообще всегда склонен был полагать, что «депрессия» всего лишь звучный псевдоним для обычного плохого настроения, с которым человек в течение жизни учится справляться сам. Пару лет назад мне все-таки пришлось поверить в депрессию – на моих глазах один знакомый действительно лишался всех жизненных сил, но это было совершенно не похоже на случай Березовского. Он строил планы, собирался в Израиль, его ждали там друзья.

– Но говорят, что он получил катастрофический финансовый удар...

– В каком смысле?

– Денег не было.

– Денег у него никогда не было. Он прожил жизнь в ситуации их постоянной нехватки, его капиталом были энергия и влияние, деньги всегда были вложены в активы, и сейчас у него эти активы были. Иное дело, что часть их выглядела не слишком ликвидной – но это, в конце концов, решаемый вопрос. Суд с Абрамовичем нанес ему серьезный удар, но не столько финансовый, сколько репутационный. К этому он не был готов, и предположить такой исход в самом деле было трудно. Возможны были два слабых звена: либо часть эпизодов соответствует российскому законодательству, но не соответствует британскому и потому не подлежит рассмотрению, – либо по ним истек срок давности. В остальном у Березовского была очень хорошая позиция. Я допускал, что он может проиграть суд в части, касающейся «Сибнефти», хотя все знают, что доля там у него была. Но проиграть иск по «Русалу» он не мог. Тем не менее судья целиком встала на сторону Абрамовича и вынесла решение в той единственной форме, которая исключает обжалование. Она признала Березовского ненадежным, путающимся свидетелем, который меняет свои показания в зависимости от того, насколько истина ему полезна. Речь шла не только о деньгах – в конце концов, он должен был получить по суду, если бы выиграл, не бог весть какую (для Березовского) сумму, и сам процесс ее получения растянулся бы года на три. Речь шла прежде всего о репутации. Почему судья Элизабет Глостер вынесла это решение именно в такой формулировке – бессмысленно даже гадать, решения английских судей не обсуждаются. В здешней прессе писали, что муж судьи Глостер, тоже судья, сколько-то лет назад вынес решение против Березовского, а Борис опрокинул это решение в апелляции и процесс выиграл. А еще один родственник судьи Глостер выступал барристером Абрамовича на первом этапе процесса, каковой был Абрамовичем проигран. Но судья Глостер этого не скрывала, и на то, чтобы процесс вела именно она, Борис пошел с открытыми глазами. Так что я не стал бы сводить все к интригам и личным связям – просто Березовскому в резкой форме дали понять, что считают его ненадежным свидетелем. Я считаю это выдающейся несправедливостью, но оспаривать решение судьи не могу.

– Что он сделал после вердикта?

– Ничего, мы поехали в офис, пошли в кафе, выпили бутылку вина.

– Он был сильно подавлен?

– Он был озадачен и зол, потому что на такой результат не рассчитывал никто, насколько я знаю, даже адвокаты Абрамовича. А потом на него еще обрушился процесс с Леной – его гражданской женой. Вот это была последняя соломинка на спине верблюда. Лена затеяла бракоразводный процесс, потребовала наложить арест на все его имущество – и вот этого он действительно не ждал. Это воспринималось им предельно тяжело. Но, повторяю, ни о чем из того, о чем говорила в странном интервью New Times его последняя подруга Катя Сабирова – многочасовые лежания в постели днем, бессонница по ночам, разговоры о возвращении, – мне неизвестно. Мало спал он всегда, а о возвращении говорил постоянно, но только после смены власти. Никаких надежд на договор с Путиным у него не было – он сам часто повторял, что плохо разбирается в людях, но идиотом не был никогда.

«Это Англия, сэр»

– К вопросу о том письме: оно все-таки было?

– Сабирова в своем интервью сказала, что видела черновики. Если это письмо рукописное – Путин бы элементарно не смог его прочитать. Вы видели почерк Березовского? Это скомканные обрывки мокрой паутины. Чаще всего он сам не мог прочесть свои записи. Посылать рукописное послание – совершенно не в его стиле, а в компьютере никаких следов такого письма, насколько я знаю, не обнаружили. Для меня по-прежнему сомнителен способ его доставки. Через Абрамовича? Но они вообще не пересекались. Кошка не передает писем через собаку. И о чем он мог бы писать Путину?

– Есть такая версия: он ставил условия. Дескать, я приезжаю и заявляю, что ты ни при чем в истории смерти Литвиненко, а ты за это пускаешь меня в страну и позволяешь тихо дожить.

– Исключено. К чему? Это Англия, сэр, и что бы там в России ни заявил Березовский – расследование смерти Литвиненко идет здесь своим чередом. Это заявление, даже если бы он его действительно сделал вопреки совести и логике, ничего бы не изменило.

– А Кремль, вы полагаете, причастен?

– Одно время я полагал, что Луговой был использован втемную. Я рассорился на этом с многими здешними друзьями. Правда, его последующее поведение – особенно на разных телеэфирах – убедило меня, что я о нем думал слишком оптимистично. А что решение принималось на достаточно высоком уровне – тут у меня никаких сомнений не было.

– Допускаете ли вы версию убийства Березовского?

– Пока нет результата, я допускаю все. Но если называть вещи своими именами – Березовского убивали все эти тринадцать лет, что он прожил вне России.

– Некоторые писали, что если бы он остался – мог бы выжить.

– В любом случае остаться на свободе он не мог. Роману он больше не был нужен – свои политические связи Роман выстроил уже и без него, а в качестве партнера он его не интересовал. И знал много. Березовский в любом случае не стал бы сидеть тихо. И я не думаю, что сесть было бы для него лучшей участью.

– Из того, что я знаю, все-таки никак не выстраивается образ Абрамовича-зверя...

– Он не зверь, конечно. Он прагматик. Именно поэтому Боря смог уехать. Но охрану он нанял и в безопасности своей не мог быть уверен ни минуты. Путин не простил бы его ни при каких обстоятельствах. Речь не о разоблачениях, не о партии «Либеральная Россия», не о здешней его деятельности. Речь о том, что Березовский делал Путина-президента. Вот это непростительно.

– Он перестал верить, что доживет до смены власти в России?

– Не думаю. Хотя подробных разговоров об этом у нас в последнее время не было. Иной вопрос, что он не испытывал особого оптимизма насчет последствий этой смены власти. У меня тоже нет радостных ожиданий по этому поводу.

– Хорошо, но если это не убийство и не самоубийство...

– Есть разные варианты внезапной смерти. Человек может чего-то выпить – и через час или через сутки произойдет внезапная остановка сердца. Есть другие варианты мгновенной смерти, вызванной шоковым известием или испугом. Пока у меня нет сколько-нибудь связной картины происшествия. Ванная была заперта изнутри, снаружи этого никак не сделаешь. Но вешаться на планке для занавески, рассчитанной только на вес этой самой занавески...

– Есть еще экзотическая версия насчет имитированной смерти и бегства.

– Это я даже обсуждать не хочу. Повторяю: это Англия, сэр. Британская полиция так не работает.

– Я не могу поверить в его самоубийство именно потому, что это значило бы признать поражение. А признавать поражение – совсем не в духе Березовского, какую бы депрессию он ни переживал.

– Верно. Это было, с его точки зрения, капитуляцией. У Бориса были довольно жесткие представления о мужском поведении. Мужчина не может слишком много разговаривать о своем здоровье: на моей памяти он разговорился о нем единственный раз, после обследования в Израиле. Следить – следил, вслух не рассказывал никогда. Мужчина не имеет права жаловаться. Он должен уметь справляться с поражением. И так далее. Самоубийство, в кодексе Березовского, не мужской поступок. Хотя я, может быть, смешиваю реального человека с литературным персонажем – не знаю.

– Но, может, в завещании есть требование обнародовать после его смерти некий убойный компромат...

– Там нет такого требования.

– Откуда вы знаете?

– Я на сегодняшний день – один из немногих, кроме членов семьи, кто его читал. Оно у меня есть. Показать, разумеется, не имею права.

– А почему он его вообще составил?

– Это нормальная вещь для человека в возрасте, к тому же подвергающегося опасности.

– О месте похорон там что-нибудь сказано?

– Ни слова.

«Апология грязных поступков»

– Как вы думаете, он представлял какую-то опасность для российской власти?

– Не думаю. Там чистая мстительность. Нынешняя его деятельность была совершенно безопасна – тем более что он вообще был человек импульсивный и увлекался непредсказуемыми вещами, причем охладевал к ним так же стремительно. Однажды – года два назад – он позвонил мне в два часа ночи. «Боря, что случилось?» – «Ты что, уже спишь? Ну да, поздновато... Скажи, ты читал Канта? «Критику чистого разума»? Помнишь, что там говорится о вере?» Я начинаю, тяжело ворочая мыслями, вспоминать, что у Канта сказано о вере. «Ты понимаешь, ведь это же почти в чистом виде формулировка первой теоремы Гёделя о неполноте!» Ну да, говорю я, есть сходство... «Какое сходство! Кант просто пришел к этой мысли до Гёделя. Но это означает, что почти все философские системы соотносятся с математикой и, если установить это соотношение, можно из той или иной математической аксиоматики вывести оригинальную философскую систему! Делаем так: завтра ты приходишь в офис не в десять, как обычно, а к девяти. Мы всех выгоняем, отключаем телефон и весь день об этом думаем. Потом можно будет привлечь лучшие умы, и у нас получится такое!» Кряхтя, я переставил будильник – надо ли говорить, что в офисе Боря не появился ни к девяти, ни к двенадцати и ни о каком Гёделе больше не заговаривал? Я установил потом, кто подсунул ему «Критику чистого разума». Что вы наделали, кричал я, надо было дать ему что-нибудь прямо противоположное! «Апологию грязных поступков»! Думаю, они долго искали эту апологию...

– Вы продолжаете писать?

– Я написал маленькую повесть «Инновация Ворохопкина» – о том, как некий современный российский олигарх, желая сотворить масштабную инновацию, разыскал своего старого учителя химии и попросил его придумать способ изготавливать бензин из воды.

– И что учитель?

– Изготовил. Но пересказывать не буду, там много веселого. Кроме того, после процесса я начал роман под названием «Книга судей» – это был бы своего рода эпилог к «Большой пайке» и «Меньшему злу», и финал был придуман довольно-таки неожиданный, хотя бы по исполнению. Но потом меня отвлек старый и очень красивый замысел, так что сейчас я заканчиваю роман «Лахезис». Готов он примерно на две трети.

– Там про что?

– А там про то, что сказал, кажется, Льюис, объясняя отношения между Отцом и Сыном: если бы Шекспир написал пьесу, сделав ее персонажем Уильяма Шекспира, то Шекспир-автор и Шекспир-персонаж были бы одновременно и одним человеком и совершенно разными сущностями. Так что это роман о человеке, выстраивающем отдельное бытие, но с собой внутри – объяснять подробнее я не хочу и, пожалуй, не могу. В работе над этой книгой был момент, когда мне показалось, что она сведет меня с ума. Во всяком случае, описывать все события с двух точек – эксперимент, достойный шизофреника. К осени я надеюсь от этого наваждения избавиться.

«И тут же уехал бы в Англию»

– Вы не хотите сами вернуться?

– Я могу вернуться при двух очень простых обстоятельствах. Первое – отмена фальсифицированного приговора. Хотя бы по «вновь открывшимся обстоятельствам». И принесение мне извинений – в любой форме.

После этого я хотел бы вернуться, да. Может быть, на месяц. Встретиться с одноклассниками – весь наш класс продолжает встречаться, иногда я по скайпу в этих встречах участвую. Потом я хотел бы посетить несколько кладбищ. Пока я в Лондоне, успели умереть многие мои друзья, которых я не смог проводить. И на могилах родителей я давно не был. Еще мне хотелось бы посетить дачный домик на станции «Луч». Я ведь ваш сосед.

– Да, у меня в Чепелеве...

– Сейчас в этом домике живут племянники. А мне он дорог, я хотел бы там побывать. После чего, выпив с несколькими друзьями, я вернулся бы в Лондон.

– Вы помните вашу первую встречу с Березовским?

– Конечно. 1972 год. Я после выпуска из МЭИ впервые пришел в Институт проблем управления, а он возглавлял там, насколько помню, совет молодых ученых. Сидел еще кудрявый. Приветствовал меня радостно – сказал, что выпускники МЭИ им нужны. После чего я примерно год его не видел. В следующий раз мы встретились на научной конференции и поругались. Я спрашивал, зачем он занимается этой проблемой, зачем его метод нужен вообще.

– Что была за проблема?

– Проблема была общая – принятие решений при многих критериях, – но занимались мы разными ее участками. Его участок казался мне несколько экзотическим. Он даже не обиделся, но старшие товарищи меня поправили.

– Вот представьте: вам тогда, в семьдесят втором, сказали бы, к чему приведут ваши отношения с этим человеком. Вы бежали бы от него как от чумы или...

– Нет, конечно. Конечно, не бежал бы. Ради одной «Большой пайки» – романа, конечно, а не бизнеса. Бизнеса у меня никогда не было. А вот романа – и всего, что там описано – без Березовского не получилось бы. Как-никак это самое значительное, что я видел. И подозреваю, многие, вспоминая о Березовском, сказали бы то же самое. В России на него в предсмертных публикациях вылили много грязи, но при этом сказали и другое: больше всех мне понравились – очень неожиданно – Лимонов и Прилепин. Правда, Прилепин выдумал себе другого, своего Березовского – но текст первоклассный. Увидите их – скажите.

– Лимонову – вряд ли, а Прилепину скажу. Кстати, Березовский действительно писал стихи?

– Насколько я знаю, не писал.

Смотрите фотогалерею Умер Борис Березовский: последние скандалы опального олигарха [ФОТО]

Читайте также:

Дмитрий Быков: Смерть Бориса Березовского и тень Владимира Путина

Почему на самом деле умер Борис Березовский: 4 главных версии

и другие подробности РАССЛЕДОВАНИЯ ПРИЧИН СМЕРТИ БОРИСА БЕРЕЗОВСКОГО

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика