Зураб Соткилава: Большой театр на дне

Театрально усевшись на обычном стуле, как умеют располагаться только большие артисты, Зураб Соткилава гримируется перед записью выпуска «Призрака оперы»

Театрально усевшись на обычном стуле, как умеют располагаться только большие артисты, Зураб Соткилава гримируется перед записью очередного выпуска «Призрака оперы» («Первый канал»), который ему предстоит судить. Тенор с наслаждением листает какие-то редкие ноты, которые привезла ему по его просьбе из-за границы коллега по жюри Любовь Казарновская. Так увлечен процессом, что мой первый вопрос, явно не соответствующий обстановке, выбивает его из колеи.

– Зураб Лаврентьевич, вы стояли или сидели, когда вам предложили «Призрак оперы»?

– Не понял…

– Можно было и упасть от неожиданности. Вы же сами говорили: «Телевидение делает всё, чтобы опера умерла».

– Мне позвонил Юрий Аксюта и предложил встретиться. Мы, возвращаясь к первому вопросу, сидели в кафе возле консерватории. Когда он рассказал мне о проекте, где звезды будут петь оперу, я задумался. Немного представляю возможности наших эстрадных певцов, но, узнав состав, дал согласие. По-моему, это хороший проект. Во-первых, популяризирует оперу. А во-вторых, его участники наконец начали работать. В опере по-другому нельзя.

– На записи первого выпуска вы сами исполнили арию Сида, но ее почему-то не показали.

– Мне досадно из-за этого… Когда я спел, народ в зале встал. Я всех друзей предупредил, чтоб посмотрели. Вдруг звонит мне один из начальников канала и говорит: «Мы не можем пустить это сейчас. Чтобы не показывать разницу. Сделаем это, когда конкурс закончится». Мне стало грустно. Я так давно не выступал на «Первом», очень хотелось… Если в конце мой номер вставят в эфир, буду рад. Тем более что многие ребята сейчас хотят вместе со мной выступить. С девочками и одним мальчиком мне бы хотелось попробовать.

– Как вы относитесь к участникам? Большинство представляют ту самую попсу, которая уводит слушателя у классики, в том числе у вас.

– У меня никто не уводил. Позавчера пел в битком набитом зале – 1100 человек.

– Но концертов-то у вас поменьше, чем у Билана.

– А я так часто и не могу. Один день пою, один отдыхаю, день на перелет, и только на следующие сутки могу петь. Лишь однажды нарушил это правило – в Мурманске. Был такой ажиотаж, что билетов продали еще на два дня. Я пел три дня подряд – чуть не умер. Не забывайте, что я не пою под фанеру.

Насчет ребят я никогда не говорил, что они плохо поют или портят вкус. У них своя публика. Но пусть эта музыка занимает не 100 процентов эфира, пусть будет место и для оперы. Хотя бы процентов 10. Рейтинг классической музыки и стал падать в 90-е годы из-за того, что появилось слишком много эстрады, где есть и откровенно позорные вещи. Радио иногда включаю: «Ты пришла, села на меня. Ты ушла, я без тебя». Что это за песни? Зачем их пускать? С ума сошли? Молодежь и так в парке друг на друге сидит, ничего не стесняется.

– И этих людей вы надеетесь заинтересовать Массне?

– Почему нет, если подавать в доступной форме? «Первый канал» делает в этом смысле блестящую передачу, основанную на творческом соревновании. Возможны и другие варианты. Представляете, Паваротти с друзьями сделал шлягерными арии! Даже безголосый Стинг пел их по-своему, и получилось классно.
Не обязательно показывать оперу от начала до конца, я бы посоветовал каналу «Культура» вообще отказаться от этого. Даже я, оперный певец, не могу слушать, как 4 часа подряд орут Вагнера. Особенно если нет очень выдающегося солиста. А сейчас таких почти нет.

– Вы не раз судили профессиональные конкурсы. В «Призраке оперы» предъявляете те же требования?

– Нельзя сравнивать. На ТВ я очень лоялен, в каждом ищу хорошее. А найдя, начинаю его нахваливать. Когда же серьезный конкурс, большая сцена, там я всё в глаза говорю – и про фальшь, и про стиль, и про звук, и про верх, и про низ.

– Что дает вам звание пожизненного солиста Большого театра?

– Например, на любые репетиции и спектакли я могу приходить, когда захочу.

– А хочется?

– Последнее время не особенно. У меня там несколько учеников, а остальных вообще не знаю. Уровень очень сильно упал. И потом, репертуара нет у театра. А если он сейчас под открытие исторической сцены и появится, то те молодые, которых набрали, в Большом звучать не будут.

– Разве вас не привлекают к отбору солистов?

– В Большой пришли такие люди, которые меня близко к этому не пустят. Они меня ненавидят, потому что я им правду скажу, а ее будет неприятно слушать. Один пример: отбор певцов на «Золотого петушка» делали в Вене. Понятно, почему?

– Не очень.

– Поехали ребята, повеселились неделю, вернулись и взяли тех, кто и был – из старых. Умереть можно со смеху. Да и весь «новаторский» спектакль Серебренникова очень слабый.

– Вы рисуете печальную картину оперной части Большого. Цискаридзе может повторить ваши слова, но уже в отношении балета. Куда же идет театр, который откроется на днях после многолетнего ремонта?

– Люди будут смотреть, какие стали красивые стены, какая удобная парковка… и спать в зале. Я видел, как на «Золотом петушке» зрители спали. И когда клакер начинал хлопать, просыпались и удивленно оглядывались.

Видите, как откровенно я говорю? Не потому, что обижен, унес когда-то документы и стал пожизненным солистом. Я проработал в Большом театре 40 лет. У меня болит душа, так как вижу: туда пришли люди, которые опускают его на дно. На дне он сейчас и находится.

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика