31.03.2011

У Булгакова баб было до черта!

Мартовским вечером 1940 года, 71 год назад, из жизни ушел великий Мастер – Михаил Булгаков. За десять лет до смерти он точно предсказал, как будет умирать. И торопился сделать предназначенное ему судьбой – написать великий роман. Успел, потому что рядом с ним была его Маргарита. Сначала ее звали Таня, потом Любаша, а затем Лена. Все эти любимые им женщины слились в знаменитый образ.

Мартовским вечером 1940 года, 71 год назад, из жизни ушел великий Мастер – Михаил Булгаков. За десять лет до смерти он точно предсказал, как будет умирать. И торопился сделать предназначенное ему судьбой – написать великий роман. Успел, потому что рядом с ним была его Маргарита. Сначала ее звали Таня, потом Любаша, а затем Лена. Все эти любимые им женщины слились в знаменитый образ.

...Тяжело дыша, он пытался что-то произнести. Его невидящие глаза будто кого-то искали, а поднятая рука, неестественно распухшая, поднималась, пытаясь найти опору, и падала на одеяло.

– Таню, позовите Таню, – едва шевелил он посиневшими губами.

Михаил Булгаков умирал. Еще недавно полный жизни, 48-летний мужчина изменился до неузнаваемости. Его мучила одышка, он почти не видел и не слышал. Его убивала наследственная болезнь почек.

– Таню, – опять и опять просил Булгаков.

Но она была далеко. Они давно расстались…

Саратовская 16-летняя гимназистка Таня Лаппа приехала в Киев к родственникам. Заботливая тетушка предложила ей в качестве экскурсовода по городу сына своих знакомых – столь же юного Мишу Булгакова. Взявшись за руки, они брели через шумный Купеческий сад. Глаза их встретились. Миша повлек ее дальше, в Царский сад, где мало прохожих, и там нежно и жадно принялся целовать… Из Киева в Саратов и обратно чуть ли не каждый день летели письма. Таня при первой же возможности садилась в поезд, чтобы оказаться рядом с любимым. Так длилось пять лет. Ему показалось, что Таня его разлюбила. В панике Миша схватился за пистолет, хотел покончить с собой. Дальше так продолжаться не могло. Они поселились на съемной квартире и в апреле 1913 года объявили родным, что женятся. Невеста меньше всего походила на новобрачную – в обычной светлой блузке, полотняной юбке. Отец присылал ей деньги на подвенечный наряд. Но их пришлось отдать акушеру за услуги. Таня решилась на аборт, не хотела, чтобы все думали, будто Миша женится на ней лишь из-за ее беременности. Зато на их руках блестели обручальные кольца. Они были особенными: плоские с выгравированными внутри именами – Михаил Булгаков у нее и Татьяна Булгакова – у него.

Булгакова, недавнего выпускника медицинского факультета, отправили на фронт. Он отрезал гангренозные руки и ноги, а она ассистировала. Назначению земским врачом в Смоленскую губернию они даже обрадовались – подальше от ужасов войны. Но там случилась другая напасть. Молодому врачу привезли ребенка. Малыш умирал от дифтерии. Булгаков не уберегся, подхватил опасную инфекцию. Пришлось воспользоваться противодифтерийной сывороткой. Таня с ужасом смотрела, как у Миши распухало лицо, тело покрывалось сыпью и зудом, вдобавок он изнывал от нестерпимых болей в ногах. Таким жутким оказался побочный эффект. Избавить от страданий мог только морфий. За первой дозой – другая. Миша приходил в бешенство, требуя наркотик. Таня, понимая, что зависимость погубит любимого, пыталась его остановить. Куда там. В нее летело все, что попадало под руку – горящая керосиновая лампа, шприцы, он хватался за браунинг. Потом каялся, становился ласковым. К своему ужасу Таня обнаружила, что беременна. Рожать от морфиниста? Рисковать она не могла. Снова аборт. Миша угасал на глазах: такая стадия морфинизма, как у него, считалась неизлечимой. Но случилось чудо. Избавлению от наркотической зависимости помог совет одного из профессоров медицины: дозу морфия Таня разбавляла водой. Похоже, сама судьба не хотела его гибели. Так же случилось и во Владикавказе, куда Булгакова отправили военным врачом.

 Он заболел брюшным тифом. Медики уверяли: шансов выжить у него нет. Красные наступали. Таню уговаривали бежать вместе с деникинцами в Турцию. Миша терял сознание, его глаза закатились, медики заявили: все кончено. Но оставить его умирать она, конечно, не могла. Молодая женщина металась по разграбленному городу в поисках доктора и лекарств. Спасала Танина золотая цепь, которую ей в качестве приданого дали родители – толщиной чуть тоньше мизинца и длинная. Она отрывала от нее звенья и несла в скупку. Когда цепи не стало, пришлось продать обручальные кольца. Знала: это плохая примета. И опять произошло невероятное. Миша поправился. Осенью 21-го года они приехали в Москву и поселились в той самой «нехорошей» квартире №50 в доме №10 по Большой Садовой. И опять бешеная борьба за существование. Булгаков писал по ночам. Ему лучше работалось, когда рядом сидела Тася. От холода у него коченели руки. Жена разогревала воду в тазике, и он опускал в нее окоченевшие пальцы.

Рядом с их домом работало казино. Когда сдавали нервы, Булгаков шел туда и спускал последние копейки, надеясь выиграть. Но фортуна не улыбалась. Наутро Тане приходилось бежать на Смоленский рынок – продавать остатки вещей.

Новый 1924 год они, встречая в шумной компании, дурачились – гадали на воске. У Миши получились два кольца, а у нее – нечто бесформенное. По гаданию выходило, что они разойдутся. Булгаков уверял: такого никогда не произойдет. Впрочем, кривил душой. Он давно уже изменял жене.

– У него баб было до черта! – признавалась Татьяна Николаевна. – Миша говорил, что ему нужно вдохновение. А мне советовал смотреть на его измены сквозь пальцы.

А тут еще Алексей Толстой похлопывал его по плечу, приговаривая:

– Чтобы быть писателем, надо жениться три раза.

Жениться три раза… Эти же слова он слышал от цыганки. Еще в дореволюционном Киеве она остановила Мишу, взяв его за руку. Он сначала не поверил ей, но потом часто вспоминал и говорил Тане: «Вместе нам с тобой жить не суждено!»

– Чтобы заводить нужные литературные знакомства, мне удобнее считаться холостым, – огорошил однажды Булгаков жену. – Да не плачь, я же тебя не брошу, – преувеличенно бодро успокаивал он Таню, у которой наворачивались на глаза слезы.

У Булгакова уже был в самом разгаре роман с Любовью Белозерской. 

Познакомились они на литературном вечере в честь вернувшихся из эмиграции писателей. Яркая, раскованная, жена журналиста. Она была полной противоположностью тихой Тане, измученной бытовыми трудностями. Начитанная, со вкусом одетая светская дама, бывшая танцовщица мюзик-холла. Такая женщина, на взгляд Булгакова, больше подходила в жены ему, писателю на взлете славы, после публикации и постановки «Дней Турбиных» в театре. Таню она учила танцевать фокстрот и однажды пожаловалась ей: «Мне остается только отравиться…»

Жена писателя, не подумав о подвохе, передала эти слова мужу. Впрочем, Таня догадывалась о связи Миши с Любой, но по опыту знала: таких увлечений пережито десятки.

– В смысле литературы она, конечно, была компетентна, – говорила Татьяна Николаевна. – Я-то только продавала вещи на рынке, делала все по хозяйству и так уставала, что мне было ни до чего…

Булгаков однажды заявил: пусть она поживет с нами. Впрочем, вскоре они нашли, где предаваться утехам. Михаил собрал вещи и ушел. Татьяна отпустила его без скандала.

Люба звала его Мака и Мася-Колбася, он ее – Банга, Топсон и Любан. Она обожала розыгрыши и шутки, играла в теннис, каталась на лошадях. Ее воспоминания о жизни в Константинополе легли в основу многих эпизодов «Бега». Родная сестра Михаила Афанасьевича, Варвара, недолго жила с братом и его новой женой.

– Варенька была в ужасе от их жизни. Большую часть суток они проводили в кровати, раздетые, хлопая друг друга пониже спины и приговаривая: «Чья эта жопочка?» Но все чаще Михаил говорил Вареньке: «Любаша – мой крест» – и горько при этом вздыхал, – вспоминал муж сестры писателя.  

В их доме всегда было полно людей. Люба без умолку болтала по телефону с подругами. Однажды он, не выдержав, взмолился:

– Так невозможно, ведь я работаю!

– Ничего, ты не Достоевский! – отмахнулась Любаша.

Булгаков, побледнев, заскрипел зубами. Простить этого он не смог.

– Не дай Бог, чтобы рядом с тобой появилось золотое сердце, от расторопной любви которого ко всем приятелям, кошкам, собакам и лошадям становится так тоскливо и одиноко, что хоть в петлю лезь, – жаловался Михаил Афанасьевич другу.

Люба не поняла: он становился Мастером, а для нее по-прежнему оставался Макой.

Однажды Булгакова с Любашей пригласили в гости. За столом рядом с ними сидела яркая дама – Елена Сергеевна, жена начальника штаба Московского военного округа, мать двух сыновей.

Холеная, изысканно одетая, женщина того типа, который нравился Михаилу Афанасьевичу. Он придавал большое значение «оправе», в которую заключалась природная красота. У нее развязались шнурочки на рукаве. И она с непосредственностью попросила писателя их завязать.

– Потом он уверял, что это было колдовство, будто я его привязала на всю жизнь, – вспоминала Елена Сергеевна.

Они подружились семьями. Елена и Любаша обменивались французскими журналами, проводя время в разговорах о моде.

– Это была необычайно быстрая любовь на всю жизнь, – вспоминала Елена.

– Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! – восклицал позже писатель устами своего Мастера.

Поняв, что теряет жену, муж Елены решился на откровенный разговор с Булгаковым. Надеялся уговорить оставить ее в покое. Но, не сдержавшись, схватился за револьвер. Булгаков остановил его: «Не будете же вы стрелять в безоружного?»

Елена пыталась подавить в себе любовь. Уехала из Москвы, а через полтора года, впервые оказавшись на улице – вот чертовщина! – встретила именно его.

Шиловский отпустил ее.

– Миша говорил мне: «Я буду очень тяжело умирать. Дай клятву, что не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках», – рассказывала Елена.

У нее застыла на губах дурацкая улыбка. Шел 1932 год, Булгакову всего 40 лет с небольшим, он совершенно здоров и еще молод. Что может случиться?

Первые месяцы супружеской жизни они жили в «Астории». Там он начал писать «Мастера и Маргариту».
С Еленой он обрел дом, в котором царили уют и порядок, здесь жили любовь, радость и взаимопонимание. Он перестал ощущать себя одиноким. Счастье длилось семь лет.

 Елена по утрам провожала его в театр, вечером встречала, и вела деловую переписку. По ночам садилась за пишущую машинку – печатала под диктовку главы его великого романа. При этом надежд на публикацию не было никаких… В 39-м все рухнуло разом. Ему отказывали в постановке пьес, казалось, все кончено. Он ощущал себя совершенно раздавленным. Нервное напряжение привело к обострению наследственной болезни почек. Семь месяцев в борьбе со смертью… Елена Сергеевна сдержала клятву. Она не отходила от кровати, поддерживая в нем иссякающие силы, под диктовку вносила последние поправки в роман.

Теряя память и сознание, в бреду он называл себя то Мастером, то Понтием Пилатом, то Иешуа… А потом вдруг просил позвать Таню, ту, благодаря которой выжил и которую так предательски оставил… Таня была его ангелом. Но понял он это уже слишком поздно.

– Я пошел на сделку с дьяволом, – как-то обмолвился писатель.

 Облегчение наступило внезапно. К нему вернулось сознание. Он просил Лену добиться публикации последней и главной в жизни книги. И уснул. Навсегда. Это случилось 10 марта 1940 года. Она выполнила обещание.

 

 

Ольга Ходаева.

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика