08.09.2010

Элина Быстрицкая: Пережив самое страшное, я стала оптимисткой

Фото: Элина Быстрицкая // Екатерина Цветкова / Russian Look

В апреле этого года Элине Авраамовне исполнилось 82 года. Миллионы зрителей узнали и полюбили ее в роли Аксиньи в фильме Сергея Бондарчука «Тихий Дон». Это было пятьдесят лет назад, но и сейчас в актрисе узнается «наша Аксинья». Она прекрасно выглядит, досконально помнит все события своей жизни и радуется жизни, несмотря ни на что. "Только звезды" убедились в этом, позвонив актрисе домой.

- У меня достаточно жесткий график, – огорошила нас Элина Авраамовна. – Я живу по расписанию, в своем ритме. Но по телефону могу поговорить.

– Элина Авраамовна, про съемки в «Тихом Доне» вы уже рассказывали тысячи раз. Но интересно, что было до этого? Как вы вообще попали в актрисы, ведь вы учились на врача, а потом – на педагога…

– Просто в нашу жизнь вмешалась война. Мне тогда было тринадцать лет. Война застала мою семью на Черниговщине. Вообще мы жили в Киеве, но отец служил в Нежине, и на каникулы мы поехали туда. О войне я узнала 22 июня в полдень, когда принесли пакет для отца и мама его распечатала… И в тот же день случилась первая бомбежка. Когда началась война, я пришла к комиссару госпиталя. Я была с ним знакома, потому что мой отец – военный врач. Не могу сказать, что начало войны было полной неожиданностью. До этого уже проводились маневры. То разворачивали госпиталь, то сворачивали, все было готово для приема раненых. И вот я пришла к комиссару через две недели после начала войны и сказала: «Хочу помогать фронту!» Он спросил: «Что ты умеешь делать?» Я сказала: «Для фронта – все, что нужно». Он ответил: «Иди, будешь раненым читать письма, газеты. Если кто-то не сможет написать письмо, поможешь ему». Так это и началось. Потом в госпитале были открыты двухмесячные курсы медсестер. Детей на эти курсы не имели права зачислять, я просто ходила слушать, так что знания я получила. Многое знала до этого, поскольку росла в медицинской семье. А потом госпиталь был эвакуирован. Все дальше на восток, на восток… По дороге нас очень сильно потрепало, были бомбежки, поэтому нас объединили с другим госпиталем. К этому времени я уже показала, что знаю лабораторную работу, ведь мой отец до войны был начальником лаборатории. И меня приняли, я делала анализы, набирала кровь из пальца. Так до ноября 1944 года со всеми наступлениями, обстрелами, круглосуточными дежурствами я работала. Это был фронтовой сортировочный передвижной госпиталь Третьего и Четвертого Украинских фронтов.

– Были ли какие-то крайне тяжелые ситуации, которые могли стоить вам жизни?

– Конечно, и не один раз. Я работала так же, как любой участник войны, независимо от возраста. Меня вызывали в операционную определить группу крови. Я видела чудовищные тазы с отрезанными руками-ногами – это самое страшное. Мальчики без рук, без ног… Помню, как наш главный хирург пять суток не отходил от операционного стола. Можете себе представить? Потому что когда было наступление, поток раненых не прекращался ни на минуту. Когда была передислокация, то есть переезд из одного места в другое, нужно было приводить в порядок помещения, мыть полы, стены, окна, перетаскивать раненых. Всю эту работу делали мы, независимо от должности и возраста. Но я не жаловалась, я гордилась тем, что я могу помогать фронту.

– Как вы это все выдержали физически?

– Я была очень крепкой девочкой. С девяти лет работала по дому, помогала матери, умела и приготовить, и постирать, и помыть. Я считала себя крепкой.

– Действительно ли тогда было много таких добровольцев, которые, как вы, пошли на фронт?

– Да! Мой двоюродный брат в двенадцать лет убежал на фронт. Он и сейчас жив, ему 81 год, он возглавляет крупный автокомбинат в Донецке. Вы знаете, мужество – это свойство, которое можно воспитать, если есть на чем воспитывать. У нас и до войны была жизнь трудная. Мы не были богаты, нам приходилось сводить концы с концами. Мы все умели работать. Сегодня молодежь не умеет работать… Кроме того, очень снижена мера ответственности. Вот в чем основная сложность. Потому что ответственность за дело, которое ты делаешь, за людей, которые от тебя зависят, за результат труда – это очень важно.

– Вы помните, как узнали, что война закончилась?

– Я уже была в Нежине в это время. Он был значительно разрушен. И в Киеве, мы знали, наш дом разбомбили. Вы знаете, эта картина мне вспомнилась, когда я увидела по телевизору, как сгорели поселки. Это очень похоже на ту картину, которую я видела после войны. И восстанавливать будет непросто… Город Сталин, теперь Донецк, был в руинах, и все шахты были заполнены трупами. Нас разместили вместе с другими сотрудниками в небольшом доме. Но мы не думали о бытовых трудностях. Мы были счастливы, что война закончилась. Я и 4-летняя сестра жили с мамой. А отец был далеко, в Сталинграде. Потом мне удалось закончить школу, и я пошла учиться в медицинский техникум. Я была принята сразу на второй курс, без экзаменов, потому что была участником войны. Я его окончила с отличием в 1947 году, но к этому времени поняла, что врачом быть не смогу. Я слишком много видела беды, у меня нервная система начала не выдерживать. Ну, были такие случаи… Когда умер человек от неправильного наркоза. Я понимала, какая ответственность у врача.

– А как вы оказались в педагогическом институте?

– Я пошла туда с горя, потому что папа не разрешил мне поступать в театральный вуз. И я в педагогическом вела танцевальный кружок, потом он получил первую премию, и я была награждена путевкой в дом отдыха работников искусств. Одна актриса, которая там отдыхала, спросила меня: «А где вы учитесь?» Я сказала: «В педагогическом». Она: «Вам нужно в театральный». Так и решилась моя судьба.

– Элина Авраамовна, вы отлично выглядите. У вас есть своя система по уходу за собой?

– Вы знаете, я уделяю этому внимание. У меня был период, когда я очень поправилась. Просто не понимала, что происходит. Но потом пришла в хорошую форму и сейчас выгляжу хорошо. Надеюсь, буду выглядеть еще лучше (смеется). А своего возраста я не боюсь, я знаю, сколько мне лет. И уважаю себя за то, что держусь хорошо и за то, что по внешнему виду мне не дашь моего возраста. Но это требует работы и определенного режима. Я не пью, давно не курю, бросила курить в 1976 году. Я питаюсь не жирно, не остро, не ем жареного. Ну, еще я двигаюсь, конечно. Эта малявочка, я имею в виду своего пекинеса Фифу, требует к себе много внимания. Эта собачка живет у меня 12 лет, мы с ней друг друга понимаем, она только что не разговаривает.

– Что вы посоветуете современной молодежи?

– Первое – я хотела бы, чтобы они отвечали за всю свою деятельность, за свои поступки. Чтобы они получали достаточно хорошего за свои достижения. Чтобы они были требовательны прежде всего к себе… Я была ответственна за свою младшую сестру, которая выросла в очень хорошую журналистку. К сожалению, она уехала жить за границу. Мне ее очень не хватает. Это были ужасные страдания, когда она эмигрировала. Но ее сын так захотел, он обиделся, он был прав. Он участник Чернобыля, и когда у него начались неприятности, связанные с облучением, ему сказали, что у него все в порядке. А он уже к этому времени был врачом, его позвали работать за границу, и он уехал. Сестра поехала с ним. Мы с ней каждый день общаемся. Я освоила ради нее компьютер. Купила себе ноутбук и освоила Skype. И вообще Интернет меня выручает, я благодаря ему узнаю, что происходит в мире. Даже не знаю, что буду делать, если он сломается, ведь все говорят, что ремонт macbook - довольно затратное мероприятие.

– Вам нравится нынешнее время?

– Мне нынешнее время нравится больше, чем то, в котором мы жили. Потому что тогда мы все все-таки жили под очень большим давлением. Мы не знали, что можно быть веселыми и свободными, были веселыми, потому что были молоды и здоровы. А сейчас, мне кажется, все есть для того, чтобы хорошо жить.

– Вы, как ветеран, довольны вниманием со стороны властей?

– Я ни на что не претендую. Но нас так немного осталось, что могло бы быть и лучше.

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика