Мартина Навратилова: Америка безумно жестока в плане смертельных болезней и гомофобии
24 июня стартовал один из главных теннисных турниров – лондонский Уимблдон. Наш репортер поговорила с самой успешной теннисисткой в истории тенниса, известной также тем, что первая среди спортсменов открыто заявила о своей нетрадиционной ориентации
24 июня стартовал один из главных теннисных турниров – лондонский Уимблдон. Наш репортер поговорила с самой успешной теннисисткой в истории тенниса, известной также тем, что первая среди спортсменов открыто заявила о своей нетрадиционной ориентации.
– Мартина, как вы считаете, удастся ли нашей Шараповой удерживать лидирующие места в мировой теннисной гонке?
– Вряд ли, – спокойно замечает Навратилова. – Удивительно, что она уже почти десять лет играет стабильно классно.
– Ее «заклятая подруга» Серена Уильямс тоже никак не сбавляет оборотов, хотя и вылетела достаточно рано. Казалось бы, ей давно пора на пенсию, а она берет золото Олимпиады и становится первой в мире. Это в 31 год!
– Да, она самая возрастная спортсменка из нынешних чемпионов. (К слову, и сама Навратилова тоже выступала до последнего: в 34 года выиграла Уимблдон, а завершила карьеру в 50. – Авт.). Сейчас, к сожалению, тенденция такая: в современном теннисе, особенно американском, нет молодых. Конечно, теннис – тяжелый спорт, в котором требуется очень много времени, чтобы спортсмен почувствовал себя уверенно. Произошли изменения и в самом теннисе, если сравнивать времена, когда играла я. Не стало деревянной ракетки, и по мячику можно теперь ударять не только ее центром, но и почти всей поверхностью, а это ведет к изменению техники. Не нужно быть очень метким или иметь хороший навык, поэтому стать лучшим еще труднее. Из-за новых ракеток и я не смогла бы отражать все удары. Удар сейчас очень сильный. Это все приводит к тому, что в теннисе сегодня выживают не стратеги, а силачи, способные физически вынести многочасовой матч.
– Однако в силе вашего характера точно сомневаться не приходится. Именно теннис помог вам победить онкологию три года назад?
– Думаю, да. Когда мне диагностировали рак молочной железы, я стала работать с утроенной силой. Участвовала во всех благотворительных мероприятиях спортивной академии Laureus, в день у меня было по пять встреч с чиновниками, бизнесменами, важными людьми. Я была эмоционально выжата, и это помогало мне не думать о возможном плохом исходе. Накануне операции я играла в теннис, и после нее вышла на корт спустя всего две недели. Я победила рак только потому, что была в хорошей форме до болезни. Нет, не только. У меня была страховка, а лечение стоит очень дорого. Многим людям в США приходится продавать дома или умирать. Америка в этом плане безумно жестока.
– Зато у вас там полная толерантность к гомосексуалистам. Вы не пожалели, что первой среди спортсменов открыто сказали, что вы лесбиянка?
– Я горжусь тем, что сделала. Во многом благодаря мне в спорте сейчас считается нормальным спросить женщину, не лесбиянка ли она. Правда, вместе с тем никто не спросит об этом мужчину-спортсмена, если только он не фигурист. Это несправедливо. Все борются с расизмом и антисемитизмом на трибунах, сюда нужно прибавить гомофобию. А так сейчас нулевая толерантность к антисемитизму и 95-процентная толерантность к гомофобии. В Америке республиканцы обращаются с нами как с прокаженными.
– Тут еще и сами спорт-смены виноваты. Не все отважатся признаться, как вы. Скажите по секрету, в мировом теннисе есть другие представители секс-меньшинств, которые это скрывают?
– Ха-ха, ну и вопросы у вас. Ладно, признаюсь, что сейчас в первой десятке лучших теннисисток лесбиянок нет. А вот некоторые геи-теннисисты действительно боятся признаться...
Читайте также:
