Евгений Миронов: Такого мата стены театра не слышали никогда!

Народный артист России Евгений Миронов не устает удивлять честной народ

Народный артист России Евгений Миронов не устает удивлять честной народ. То он театр открывает, то фестиваль театральный проводит, то нищим кумирам помогает деньгами и лекарствами. Кроме этого, он успевает еще выпускать премьерные спектакли и сниматься в кино, за которые получает престижные награды. Последняя из них – «Золотая маска» за роль Калигулы в одноименном спектакле Театра Наций.

– Евгений, а у вас вообще свободное время бывает?

– Поскольку я занимаюсь сразу многими вещами, то свободного времени у меня не бывает. Все расписано по часам: либо я работаю – играю спектакли, либо я смотрю их, либо встречаюсь с кем-нибудь, разговариваю, обсуждаю новые проекты в театре, либо снимаюсь в кино. Сейчас как раз снимаюсь в картине «Пепел». Экстремальная работа получилась. Мне надо было бежать по крыше, теряя равновесие, почти падать. Честно говоря, я засомневался, как буду это делать. Но ничего. Бежал, падал, а внизу за меня переживали.

– А как же дублеры, каскадеры?

– Не-а. Заменить меня некому. Я незаменим. Были только тросы, которыми меня страховали. И всё.

– Не бережете вы себя. У вас же была серьезная операция на ноге.

– Врачи, конечно, просили беречься. Но я же занимаюсь, делаю специальные упражнения, разрабатываю ногу. Если меня попросят пробежать стометровку, наверное, смогу. Я, как это называется… спринтер. Бегун на маленькие дистанции, но бежать могу до-о-олго.

– Как вы планируете свой день?

– У меня есть помощник, помощница, потом еще одна помощница. И если я что-либо забываю, они мне напоминают. Не дают ничего пропустить.

Театр – вещь бескомпромиссная

– Ваш друг Олег Меньшиков стал худруком Театра имени Ермоловой. Он делился с вами впечатлениями, как оно там?

– Ему пока все нравится. Но пока.

– О чем предупреждаете его?

– Ни о чем. Это бессмысленно. Каждый только на своем опыте учится. У каждого свои проблемы возникают. А общая проблема одна – приходится быть жестким. Театр – вещь, не терпящая компромиссов. Понимаете? Ведь, чтобы его создать, необходимы условия. А еще требуется очень много работать и быть объективным. Кроме того, стоит очень серьезно понять, что тебе мешает на этом пути.

Олегу предстоит еще много чего. Я какой-то путь уже прошел. Но не могу сказать, что прошел его до конца, и вот сейчас я в шоколаде. Не, не, не, не. Все еще продолжается. Театр – живой организм, и в нем все время возникают живые, реальные проблемы.

– Увольнять людей вам приходилось?

– Ну, я не могу сказать, что я прямо их увольнял. Увольняет директор, но, безусловно, с моего согласия. Это одна из составных частей моей профессии. Менеджмент. А я администратор. Я должен следить, чтобы должности занимали лучшие специалисты, профессионалы в своем деле.

Иногда срабатывает жалость. Ведь в коллективе есть люди, которые прошли со мной какой-то путь. Но это не значит, что они должны принимать какие-то свои решения и садиться мне на шею. А серьезных профессионалов я ищу все время. Жизнь так может повернуться, что меня могут попросить с занимаемой должности или я сам могу уйти.

– Такое возможно?

– А почему нет? Если я увижу и пойму, что появился серьезный, мощный молодой специалист, которого можно воспитать в хорошего руководителя, то помогу ему. Проблема режиссеров, которые руководят театрами, в том, что они по природе своей не способны себе сделать замену.

– Эгоисты?

– Они всю жизнь занимались одним замечательным делом – режиссурой. Даже образованному, подкованному молодому поколению доверить свой паровоз им очень сложно. В этом смысле артисту на должности художественного руководителя быть проще. Потому что, во-первых, артисты по жизни привыкли к кастингу. А во-вторых, артисту режиссер не конкурент.

На данный момент я художественный руководитель Театра Наций, я даю почву для того, чтобы взросли жизнеспособные семена. Потому мне это необходимо как воздух. Я хочу, чтобы в театре были молодые режиссеры. И этим я сейчас занимаюсь. В Театре Наций следующий сезон будет сезоном мо-ло-дых! До этого у нас были блокбастеры.

– Экспериментируете?

– Мы запускаем эксперименты на малую сцену. Дай Бог, она скоро откроется. На большую сцену выйдут режиссеры, которые попробовали себя на малой. Мы даем им шанс. И главное, они свободны в своих фантазиях.

– В фестивалях собираетесь участвовать?

– Думаю, мы – один из тех немногих театров, активно гастролирующих на серьезных зарубежных фестивалях. Так сложилось. Видимо, нас кто-то увидел в начале нашего пути и решил пригласить. А сейчас уже в Америку мы повезли «Бедную Лизу», в Германию едет «Шведская спичка», в Финляндию – спектакль Могучего с Лией Ахеджаковой Circo Аmbulante. И это всё постановки без моего участия. (Смеется.)

– Зато вы в это время получили «Золотую маску» за «Калигулу».

– Да, получил. И «Калигула» у нас поедет в Венецию. Вот такие обширные у нас гастроли получаются. Мне важно, чтобы Театр Наций стал лейблом, серьезным знаком качества...

– ...куда не купить билеты.

– Ну это же счастье.

– На «Рассказы Шукшина» не достать билеты.

– И не только на них. У нас и на другие спектакли тяжело попасть. Меня это радует. Несмотря на то, что это огорчает некоторых зрителей. Но что делать? Такова судьба. Есть ведь возможность купить билеты заранее. За три месяца. У нас есть дорогие билеты, а есть дешевые – по 200 рублей. Все это я предусматриваю.

Алла Пугачева обладает животной интуицией

– Поделитесь, где хранятся ваши награды? Где последняя «Маска» висит?

– Она стоит у меня в кабинете, нераспечатанная. Потому что у меня еще нет мебели. (Смеется.)

– В кабинете худрука нет мебели?

– Ну мы же открылись не так давно.

– И за это время всё приобретали для театра и ничего для собственного кабинета?

– Во-первых, я не буду делать кабинет художественного руководителя до тех пор, пока не оборудую все остальные кабинеты. А для этого у нас еще не пришло финансирование – вторая половина. Как только придет, доделаем всем, и только потом – мне. Поэтому «Маска» стоит запечатанная и ждет гвоздя.

– Но, кроме «Маски», у вас еще что-то есть. И оно тоже должно где-то храниться.

– Что-то! Что вы так скромно. (Смеется.) Не «что-то», а всё!

– И это всё где?

– У мамы на Чистых прудах. Там вся квартира – музей Евгения Миронова. (Смеется.) Когда в нее случайно попадает ветеринар – собаку полечить или слесарь – что-нибудь починить, люди на некоторое время выключаются из жизни. Такое количество светящихся наград их шокирует. Мама показывает всё, рассказывает о призах. И человек забывает, зачем он приехал.

– Говорят, мама у вас главный советчик.

– Мама обижается, говорит: «Вам мои советы уже не нужны». Есть какие-то вещи, которые она может не понимать в силу профессиональной специализации. Но я могу назвать лишь вторую такую женщину, как моя мама, – это Алла Пугачева, с которой я дружу. Она обладает бешеной, животной интуицией. Не каждый человек может выдержать разговор с ней.

– Потому что она сканирует собеседника?

– Да, она тут же просканирует тебя и в лицо объявит результат. Она не юлит.

– Ваша должность в театре – выборная или вас посадили навсегда?

– Нет, не навсегда. У меня существует контракт на пять лет. В этом году первые пять лет прошли. И Министерство культуры продлило контракт еще на пять.

– Вы восстановили и открыли Театр Наций, завершаете строительство малой сцены. На что еще замахнетесь?

– Моя мечта – театральный квартал рядом с нашим театром. У нас за зданием существует пространство, которое сейчас напоминает помойку, где хранятся сгнившие декорации и всякий хлам. А ведь это место можно использовать. Мне казалось, что в центре Москвы должен возникнуть прекрасный квартал, культурное пространство по примеру западных столиц. Подобное есть уже в Вене, в Сан-Паулу. Мэр Москвы Сергей Собянин поддержал эту идею. Организовать квартал можно как раз там, где находится Театр Наций. С нами по соседству есть еще несколько культурных объектов: Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко, театральная библиотека, Театральный центр на Страстном. А если пространство между ними задействовать под современный мультимедийный комплекс, с подземной парковкой, со сценической экспериментальной площадкой, открытым летним кинотеатром, летним садом, кафе, музеем, выставочным залом и так далее? Это и для москвичей, и для всех культурных людей будет прекрасным местом для проведения досуга. Конечно же я понимаю, что меня похоронят прежде, чем все случится. Я умру, и еще не будет положен камень в его основание. Лет пять только под фундамент уйдет.

– Москва строится гигантскими темпами. В обозримом будущем и квартал построят. А вы как-то мало себе отвели, если собрались так рано помирать.

– Вы понимаете, это все не просто. Физически я готов на это. Но в какой-то момент наступает отчаяние.

– Почему?

– Потому что вдруг возьмут и обольют тебя таким количеством помоев… Я даже не понимаю, за что? Главное, что те, кто хает, сами этим не занимаются. Они даже не знают, что такое попробовать начать что-то делать. Лопахин в «Вишневом саде» Чехова говорит: «Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей». Очень мало порядочных людей. А ты один не можешь даже машину цемента привезти. Для этого завязываешься с людьми, которые не держат слово.

А построить культурный центр, так на это еще ведь и деньги нужны, и идеи. Для того чтобы этот проект реализовать, необходимо иметь рядом людей, которые тебя поддержат. Я сейчас говорю не про своих помощников, а про тех, с кем приходится общаться по работе своей. Очень все непросто, а порой бывает и унизительно.

Но в какой-то момент надо сказать: ты делаешь это не для себя. Если бы для себя, я в жизни бы этого не делал. Мне ничего не надо. У меня нет дачи, нет хором. Я всю свою жизнь провел в театре. И вот когда ты трудишься на благо будущего этой страны и на тебя вешают какие-то ярлыки люди, не понимающие, чего все это стоит и как это все тяжело, мне становится обидно. Но не подумайте, я не жалуюсь. И раз уж я ступил на этот путь, надо пройти его, как вы говорите, в какое-то обозримое будущее.

Такого мата эти стены не слышали никогда

– Мой сосед работал у вас на строительстве театра.

– Та-а-ак. Что он нашел? Что унес?

– Ничего. Он рассказывал, как вы дневали и ночевали в театре, смотрели буквально за всем.

– Такого мата эти стены не слышали никогда.

– Про мат он ничего не говорил. Но заметил, что вы были лучшим прорабом за всю его карьеру.

– Да, это правда. Я вошел во все тонкости строительного дела. А как иначе? Я не хотел, чтобы меня обманывали. Поэтому не доверял никому. Ведь вся ответственность лежит на мне. Вот и вынужден был дневать и ночевать на стройке. Ночью приезжал проверять.

– Работают или нет?

– И не работали! Нет!

– Кнутом или пряником стимулировали к труду?

– Нет. Пряником не стимулировал, потому что это государственное учреждение и государственные деньги. А в какой-то момент я думал, что убью этих людей. Не выдержат нервы мои.

– За их криворукость?

– Да, за абсолютный непрофессионализм. Поэтому мы заменяли подрядчиков одних за другими. Что там я увидел – неописуемо. Честно говоря, я рад, что моя судьба повернула меня в это русло. Потому что я увидел жизнь другими глазами.

Кто я был? Артист. Все мои сложности были с текстом, с режиссерами, с непониманием роли, с Гамлетом, которого до меня играли пятьсот артистов. Как же мне играть Гамлета? Я не жил нормальной бытовой жизнью. И тут вдруг бац, и я узнал, как зайти с другого хода. Увидел, как у тебя из-под носа п…дят (шепотом сказал Евгений), воруют. Как тебе в глаза могут сказать: «Ой, прекрасный кафель, чудесный». И только я отвернулся, он – бздынь, и отвалился. Как сделали дверь, открывающуюся не в ту сторону. Идиотизм полнейший. Когда-то мне Герман Греф советовал: «Возьми турецкую компанию. Они прекрасно всё сделают».

– И не своруют.

– Да, и не своруют. А я ему: «По-моему, у меня русских-то и нет. Как говорят, ближние иностранцы». (Смеется.) Но не они виноваты, система такая – авось проскочит. «И вы привыкнете, Евгений Витальевич», – говорили мне рабочие. Ну подумаешь, раз кинули кирпич в меня, ну не попали, и все хорошо. Кирпич жалко, но его много.

– Ваша мама живет на Чистых прудах, где недавно обитали шумные компании оппозиционеров. Как вы к этому относитесь?

– Вы знаете, абсолютно точно я поддерживаю людей, у которых есть претензии к власти, которые хотят высказать свое мнение. Для своих собраний им необходимо иметь какое-то место в Москве. Я считаю, что, пока оно не найдено, нужно терпеть.

– Методом проб и ошибок они будут искать это место?

– Полагаю, его надо выбрать методом переговоров. Силовой захват и вынос оттуда спящих тел – это неправильно. Во всех цивилизованных странах есть такое место. Гайд-парк в Лондоне, Булонский лес во Франции. Где оно будет у нас – в парке Горького или в ином месте, – не знаю. Но оно должно быть. Чистые пруды – случайный выбор. Но ведь и жителей этого района понять можно. Они не виноваты в том, что вам хочется высказаться, а негде. И люди не могли привычно прогуляться в сквере с детьми, с собаками, да просто на лавочке посидеть.

– Мама на «оккупантов» не жаловалась?

– Нет.

– Чем вас мама может заманить в гости?

– Щами. А самое гениальное, что она готовит – это окрошка. Никто в мире так не готовит ее. Володя Машков ждет приезда своего в Москву, чтобы скорей прийти к ней на окрошку.

– Рецепт известен?

– Она скрывает. А сам я готовить не умею. Но если надо, яичницу поджарю. Наверное.

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика