Как подмосковный поселок бунтует против приюта для бездомных
Жители подмосковного поселка пожаловались местным властям и президенту на приют для бездомных. Репортаж Sobesednik.ru
Жители подмосковного поселка пожаловались местным властям и президенту на приют для бездомных. Репортаж Sobesednik.ru.
Не желая соседства с таким учреждением, которое вскоре откроется в поселке Заречный, жители обещают перекрыть в знак протеста Ярославское шоссе.
«И будут там готовить террористов»
Поселок Заречный – это 58 км от Москвы и 18 от Сергиева Посада. Десяток малоэтажных домов, школа, детский сад, медпункт и завод пластмасс – вся поселковая инфраструктура. Как и повсюду в Подмосковье, вокруг много дач. В самом Заречном 500 «коренных» жителей, в основном пенсионеры.
В паре километров от поселка находится бывший пионерлагерь, который принадлежит заводу «Кристалл». В июне эту территорию арендовал основатель приютов «Ной» Емельян Сосинский, и с тех пор жители Заречного не находят себе места.
Вот и сейчас в единственном поселковом магазине «Удача» снова подняли больную тему.
– Все у нас боятся этих бомжей, – говорит продавец Наталья Швейко. – Наш магазин несколько раз грабили. А представьте, какие тут элементы будут рядом жить!
– Вы думаете, они работать будут? – риторический вопрос задает покупатель Вадим Носков. – Кто бездомному работу даст, когда нормальные люди ее найти не могут? Понятно, почему они здесь обосноваться решили: налево пошел – Троице-Сергиева лавра, направо – Москва. Попрошайничай и денежки начальству приноси.
Узнав, что в поселке журналисты, к магазину стекаются жители. Таких «народных сходов» в Заречном было много. Обсудив в очередной раз «рассадник и отстойник», как здесь называют приют (которого еще нет), они пишут письма с требованием его закрыть (хотя он еще не открылся). Обращались ко всем, кто имеет какой-то вес: к главе Сергиево-Посадского района Пахомову, к губернатору Московской области Воробьеву и, разумеется, к президенту Путину.
– Все бомжи психически больные люди, – рубит сплеча Татьяна Орлова, «главная по дому №13». – У них туберкулез. Считай, всё – эпидемия будет.
Слово берет пенсионерка Татьяна Алексеева, член местной инициативной группы. В ней, кстати, есть и зареченцы, и дачники. В руках у Алексеевой листы с тремя сотнями подписей противников приюта. Она где-то вычитала, что 30 процентов бомжей – уголовники, и настаивает на этом. По ее мнению, «ими должно заниматься государство», а тут частное лицо руководит приютом. А что приют православный, так это плохо. Значит, резюмирует женщина, секс запрещен и бездомные будут насиловать местных.
Собравшиеся кивают, но каждый старается высказаться сам.
– Вы посмотрите, кто они! – говорит Наталья Гурыгина. – Украинцы, белорусы, Воронеж, Липецк. Отвезите их подальше, дайте лопаты – пусть сажают картошку, курей выращивают.
Кто-то вспоминает, что видел по телевизору сюжет про то, что в Костромской области стоят заброшенными целые деревни. Группа сразу решает, что это отличный вариант, тут же всплывает пресловутый 101-й километр, куда в советские годы отселяли из столицы неблагонадежных. Возникает даже тема ИГИЛ (запрещенной в России организации), куда якобы будут готовить в подвалах бывшего пионерлагеря. Это уже слишком, и в толпе раздается скептическое:
– Да ну!
Зареченцы еще долго гудят, строят версии про пытки и разбор детей на органы и в конце концов сообщают: готовы пойти до конца и, если приют откроется, перекроют Ярославское шоссе.
«Они считают себя людьми другого класса»
Железные ворота бывшего пионерлагеря заперты на замок. К нам выходит охранник, а за ним Юрий Ноев, руководитель будущего социального приюта. Он показывает владения: четыре корпуса из восьми уже приведены в порядок и, по словам Ноева, готовы принять первых постояльцев. Стены обработали от грибка, покрасили.
[:image:]
Ноев объясняет, что приют будет социальным: в нем будут жить только старики, инвалиды и женщины с маленькими детьми.
– У нас два приюта социальные – для таких людей, еще восемь – трудовые, – говорит он. – Кто может работать, сбиваются в бригады и идут на стройки. Половину заработка оставляют себе, половину отдают в общий котел, откуда деньги тратятся на аренду коттеджей и содержание социальных домов.
В последнее время социальные дома переполнены, новичкам приходилось отказывать, поэтому Сосинский решил открыть большой приют за городом, чтобы места хватило всем – старикам, больным и мамам с детьми. Все это его помощник Юрий Ноев уже сто раз на пальцах объяснял зареченцам и даже приглашал их в гости. Бунтовщики смотреть «рассадник» не пошли.
– Ну какой туберкулез? – злится Ноев. Он уверен, что зареченцы взбунтовались не без посторонней помощи – их якобы подначивают несколько особо состоятельных дачников. – У нас все люди обследованы. Будет медпункт, система видеонаблюдения, охрана. У нас сухой закон. Выходить за территорию бездомные не будут. Они просто не хотят жить рядом с бездомными, считают себя людьми другого класса.
«Вот наши убийцы»
В «Ное» готовы показать нынешние социальные дома, обитатели которых должны переехать в Сергиево-Посадский район. Еду в тот, что ближе к Москве – в деревне Капустино недалеко от Мытищ.
Шесть часов вечера. В домах коттеджного поселка горят огни. В трехэтажном особняке трудно угадать приют. Внутри тепло и чисто, из кухни пахнет ужином, со второго этажа слышен детский писк. Меня встречают «хозяева» – супруги Игорь и Луиза Петровы. В недавнем прошлом Игорь – арбатский бомж, сейчас отвечает за быт своих подопечных.
Жильцов в доме 41. На первом этаже – старики и инвалиды, на втором – мамы с детьми, на третьем – гостиная, в ней прямо сейчас обитатели дома плетут половики для лавры.
Замечаю среди них мужчину, возраст которого сложно определить из-за сильной худобы. Луиза говорит, что это дядя Саша, он болен раком в последней стадии. В приюте много людей с тяжелыми болезнями. Алексей из Климовска почти не видит. Риелторы отобрали у него квартиру. Больше идти ему некуда. Как и лежачей бабушке с первого этажа, и всем, кто здесь живет.
Молодые мамы оживляются.
– У меня брат продал квартиру, – рассказывает Татьяна. На ее кровати сидит малыш, и по животу видно, что ей скоро снова рожать. – Мы с мужем снимали. Потом у него начались проблемы, он меня оставил одну на съемной квартире – без денег. Тесно тут у нас. Малышам не походить, и вещи некуда поставить.
[:image:]
Татьяна и ее соседки надеются, что скоро переедут за город, где места будет больше – это они про Заречный. В Капустино у приюта проблем не было. Владелец коттеджа специально переделал под инвалидов санузел.
– Вот наши убийцы, – разводит руками Луиза.
Предлагаю пригласить в Капустино зареченских активистов. Игорь не хочет: говорит, если они и приедут, то чтобы найти недостатки. Зареченцы давно решили, что бомжей рядом быть не должно просто потому, что они – бомжи. Правда, решать все же не им и перед законом пока еще все равны.
«Пустить к себе в дом людей я могу»
Договор об аренде бывшего пионерлагеря оформлен на физлицо, а не на благотворительную организацию – это главный аргумент недовольных. Емельян Сосинский, руководитель «Ноя», объяснил, почему это так:
– В России нет ни одного приюта для бездомных, оформленного на юрлицо. Наши законы предъявляют к приютам такие же требования, как и к домам ветеранов, например, соблюсти все нормы нереально. Московский центр социальной адаптации бездомных тратит на одного человека 65 тысяч рублей в месяц. У нашей организации таких денег нет, а пустить к себе в дом людей я могу. Лечить их, трудоустраивать тоже не запрещено. Жители требуют договора на юридическое лицо, потому что знают: приют сразу закроют.
«700 человек – это много»
Оксана Ероханова, и.о. заместителя главы Сергиево-Посадского района:
– Мы создали межведомственную комиссию, которая должна дать заключение по приюту. Работать ему вне правового поля мы не дадим. Бездомные тоже люди, им надо помогать, но и жители ставят правильные вопросы. 700 человек в одном месте – это много.
[:wsame:][:wsame:]