"Люди вроде мамы девочки-дауна Маши лишь плачут в подушку"

Супермодель Наталья Водянова хотела сфотографироваться со ставшим знаменитым ребенком, но этого у нее не получилось.

Ранее Sobesednik.ru рассказал о фотоакции, которую модель и основательница фонда «Обнажённые сердца» Наталья Водянова запустила в поддержку маленькой Маши и её мамы.

История о 7-летней Маше с синдромом Дауна, дочки учительницы из обычной московской школы, фотография которой якобы случайно попала в выпускной альбом чужого класса, получила огромный общественный резонанс.

Столь же активно недавно обсуждали случай с сестрой супермодели Натальи Водяновой, которую якобы выгоняли из нижегородского кафе только за то, что она инвалид. Та история закончилась печально: бизнес хозяев кафе просто разорили, а ведь в их семье, как оказалось, тоже есть инвалиды.

Этот случай тоже пока ничем хорошим не обернулся: по уверениям одного из таблоидов, мама девочки Маши заявила им, что ей строго запретили водить девочку на занятия в чужой ей класс. Сама учительница также утверждает, что теперь уйдет из школы и займется репетиторством.

Ну, и стоило эту историю вытаскивать на свет Божий? Что за мода такая — чуть что сразу писать в фейсбук, совершенно не думая о том, что пост может набрать не только тысячи лайков, но и серьезно навредить конкретным людям, а то и сломать их жизнь? А ведь инвалидам от лайков лучше не станет.

Sobesednik.ru дозвонился до режиссера Ольги Синяевой — той самой женщины, которая и написала у себя в фейсбуке про Машу и конфликт по поводу фотоальбома, и спросил, не жалеет ли она о своем сиюминутном порыве, который стоил маме девочки стольких нервов (у учительницы даже случился нервный срыв). Она ответила почти в два часа ночи — женщина сейчас не спит, так как ей круглые сутки через фейсбук пишут самые разные люди, узнавшие о Маше.

— Нисколько не жалею, — категорично заявила Ольга Синяева в интервью Sobesednik.ru. — Надеюсь, что эта ситуация привлечет внимание не только к Маше, но и ко всем особым детям, и в следующий раз, когда будут проходить какие-то нехорошие поползновения, которые по-другому называются травлей ребенка и его родителей, люди несколько раз подумают, прежде чем что-то начинать и открывать рот. Марина Валерьевна просто молится на меня. Сейчас, как из рога изобилия, посыпались предложения о помощи — ее номера они не знают, вот и пишут все мне.

— Какую помощь вам предлагают?

— Предлагают сделать фотоальбом с Машей. Очень многие хотят купить фотоальбом с ней и передать деньги Маше.

— Как это? Зачем? Купить, чтобы показывать в назидание своим детям?

— Ни в коем случае не в назидание, а просто показать свое отношение, что они поддерживают маму Маши и морально, и материально. Многие хотят написать письма поддержки маме девочки. Поделиться ее контактами меня просили и Эвелина Хромченко, и фонд Натальи Водяновой просил связаться с ней, потому что она не берет трубку, кто бы ни звонил.

Марина Валерьевна такой человек. Она, возможно, напугана всем этим вниманием. Женщины того поколения не привыкли бороться, принимать помощь. Они уже и не ждут этой помощи. Для них странна вся эта активность. Они привыкли плакать в подушку, которая является их единственным утешением. Когда я увидела один репортаж, я тоже очень расстроилась, потому что она [учительница] там плачет.

— Правда, что она теперь вынуждена уйти из этой школы из-за всего этого?

— Насколько я знаю, сейчас к этой истории такое внимание, что никто не сможет ее уволить.

— Нет, не уволить. Она заявила, что сама хочет уйти, заниматься репетиторством и быть больше с Машей дома. Говорит, 25 лет отработала — хватит.

— Ей никто не запрещал, насколько я знаю. Наоборот, хотели взять ребенка в школу и составить индивидуальный план. К этому вопросу подключились и члены Общественной палаты, и там нас просили с ней связаться. Но мы никак этого не можем сделать, потому что Марина Валерьевна недоступна.

[:image:]

— Ольга, как вы вообще узнали об истории с фотоальбомом?

— Моя дочь учится в этом классе, поэтому я знаю ситуацию и знаю, каково дочери, потому что я с родителями практически не общалась. Видела девочку на первом собрании. Знаю, насколько тяжело таким детям приходится, потому что только десять процентов из них живут в семьях, а остальные 90 процентов — в сиротских учреждениях. Я занимаюсь сиротской помощью, вижу этих детей и в каком состоянии они находятся. Поэтому мне не надо было объяснять ничего по поводу Маши и ее мамы. Было понятно, что у человека вынужденная ситуация, что он не может ее никуда пристроить.

Сейчас у нас нет специализированных детских домов. Коррекционную систему полностью развалили и сказали, что будет инклюзив. И вот получается, что эти дети не могут идти в обычную школу, потому что программа не может быть равной для ребенка с синдромом Дауна и для ребенка без такого синдрома.

— Может, и не стоило учительнице приводить Машу в обычный класс, а надо было пристроить ее в коррекционную школу?

— Если бы у нее была такая возможность, она бы это сделала.

— Почему такой возможности не было? У нас что, коррекционные школы платные?

— Да нет. До этого они учились в православной школе, и мама там преподавала девять лет. И произошла такая же история: Машу отдали в обычный класс, и она там не смогла прижиться.

— Правда, что Маша попала в альбом случайно? Некоторые пишут, что, наверное, мама сама попросила фотографа пометить нарядную дочку с бантами в первый ряд.

— Нет, она этого не просила. Она просто попросила его сфотографировать Машу, потому что хочет, чтобы ребенок был как-то интегрирован в класс. Она же видит, что все пришли нарядные. Маша не поймет, будет ли она в этом альбоме или нет, но все фотографируются, и она тоже хочет. И отказать ей в этом мать, конечно, не могла. А фотограф, естественно, не понял, относится ли она к классу или нет. Считаю, что она все равно была частью класса и научила детей большему, чем простой учитель.

— Многие пишут, что если ребенок, здоровый или больной, не учится в этом классе, то его не может быть на снимке. Нельзя туда помещать сестер, братьев учеников, детей учителей и так далее... Вы с этим не согласны?

— Если подходить ко всему формально, то о какой инклюзии можно говорить? Я лично обрадовалась, когда увидела фотографию Маши, подумала: наконец-то у нас переходят к нормальным человеческим отношениям. Нужно поддержать этого ребенка и маму, потому что совершенно очевидно, что ситуация там не из лучших, что у мамы нет ни папы, ни кого-то, с кем можно ее оставить. Даже на собраниях мама всегда была с ребенком. То, что директор говорит, что она была на занятиях всего несколько раз, это своеобразная защита администрации. На самом деле, ребенок приходил и с утра до вечера сидел в школе. Конечно, с ней надо заниматься по индивидуальной программе, и это было бы идеально, если бы это было возможно. Люди не хотят войти в положение мамы Маши, а ведь каждый может оказаться на ее месте: родить ребенка с синдромом Дауна, ребенок может стать инвалидом, мы можем стать инвалидами. Это бесплатный урок доброты, которым класс не воспользовался.

— Какая самая существенная помощь была предложена?

— Эксперт Общественной палаты по инвалидам предлагала подключить департамент образования [Москвы]. Не знаю, подключился ли он без нее, возможно, так и есть, потому что он каким-то образом отреагировал на эту ситуацию.

— Фонд Натальи Водяновой помощь предлагал конкретную?

— Да, Наталья Водянова хотела с ней сфотографироваться и таким образом поддержать. И еще приглашали на модный показ [в рамках проходящей сейчас в столице Недели моды]. Но мама не отвечала на их звонки.

— И все? А в инклюзивный центр, которые она открывает на деньги своего фонда, пристроить не предлагали?

— Пока я о таком не слышала. Зато Павел Астахов очень душевно выступил в поддержку и сказал, чтобы мама приходила к ним в аппарат, так как у них есть вакансии для людей с педагогическим образованием, и они не будут против Маши и найдут ей какое-то занятие. Еще хотят выпустить специальные календари и таким образом помочь.

[:wsame:]

[:wsame:]