Лариса Кадочникова: Глазунову нужна была жертвенная жена, и мы долго мучились
Народная артистка Украины и России Лариса Кадочникова живет в Киеве, но вся ее юность и первые творческие шаги связаны с Москвой. Ее брат Вадим Алисов – оператор фильмов Леонида Гайдая, Эльдара Рязанова и Владимира Меньшова
Народная артистка Украины и России Лариса Кадочникова живет в Киеве, но вся ее юность и первые творческие шаги связаны с Москвой. Ее брат Вадим Алисов – оператор фильмов Леонида Гайдая, Эльдара Рязанова и Владимира Меньшова. А мама Нина Алисова – знаменитая «бесприданница» из фильма Якова Протазанова. В честь героини Островского актрису и назвали этим красивым именем – Лариса.
– Лариса, какое место в Москве для вас самое родное?
– Дорогомиловка, где я прожила всю свою молодость. После эвакуации в 1945 году мама там получила квартиру. Это был сталинский дом для кинематографистов с широкими коридорами, высокими потолками. Сначала нам выделили маленькую однокомнатную. Но вскоре Михаил Калатозов (режиссер фильма «Летят журавли») переехал в более просторное жилье и лично поспособствовал тому, чтобы его двушка отошла нам. Нашим ближайшим соседом был Марк Донской, у которого мама снималась в «Радуге». (Фильм получил главный приз Ассоциации кинокритиков США в 1944 году.) Сын Донского был моим ровесником и запросто приходил играть со мной. На 9-м этаже жил Игорь Савченко, снявший фильм «Богдан Хмельницкий». А прямо над нами обитали актриса Марина Ладынина и Иван Пырьев – директор «Мосфильма». У них была квартира, совмещенная из двух, – знак особого благоволения властей. Ладынина жила обособленно, практически не выходила из дома. Я только слышала, как она занималась вокалом – к ней ежедневно ходил педагог, и она пела тоненьким голосочком с утра до вечера.
А в доме напротив нашего – по Кутузовскому проспекту – жил знаменитый Александр Довженко. Там сейчас мемориальная доска. Когда он переехал из Киева в Москву, ему сразу дали прекрасную квартиру. Я его видела всего лишь раз уже студенткой ВГИКа: по коридору, как вихрь, пронесся мужчина с развевающимися седыми волосами…
[:image:]
– Как вы относились ко всем этим соседским дядям и тетям, которых видели на экранах кинотеатров?
– Словно к небожителям. Особенно я восхищалась Тамарой Макаровой. Они с Сергеем Герасимовым тоже жили в нашем доме, в квартире, совмещенной из двух- и трехкомнатной. Но Герасимов впечатления на меня не производил: какой-то лысый дядька! А вот она – королева. Они подъезжали к дому на роскошной черной машине, скорее всего американской. Макарова элегантно выходила из нее, вся укутанная в меха. А мы стояли обалдевшие – неужели такое возможно? Все в их доме дышало респектабельностью успешной кинематографической семьи, обласканной правительством. А потом, когда я училась во ВГИКе, Тамара Макарова говорила моей маме: «Нина Ульяновна, у вашей дочки такой длинный нос, что она протыкает им экран…» Сделала также замечание, что я сильно крашусь. А мама ей: «Тамара Федоровна, она же с вас берет пример». (Смеется.) И только намного позже, после того, как я снялась в «Тенях забытых предков» Сергея Параджанова, Макарова стала относиться ко мне уважительно. Как-то в Пицунде мы с Герасимовым ходили по грибы (он был страстным грибником) и принесли целую корзину белых. Макарова их приготовила на кухне, и мы устроили пир. Так что со временем она меня приняла в свое общество.
– Совсем юной вы снялись в ярких комедийных образах у легендарного режиссера Михаила Швейцера…
– Швейцер с женой меня нежно полюбили. В его картине «Время, вперед!» я играла с Сергеем Юрским. Там у меня фактически три сцены. Швейцер считал, что я очень смешная и подвижная, и дал мне роль еврейской девочки. А потом он пригласил меня на роль француженки Жозефины в картину «Мичман Панин».
[:image:]
– Было увлечение вашим партнером по фильму Вячеславом Тихоновым?
– Нет, у меня тогда был сумасшедший роман с Ильей Глазуновым. Но Тихонов меня поразил своим благородством. Однажды гримерши стали обо мне судачить, что я любовница Глазунова, а он женат. Глазунов был в то время первым художником Москвы, его жизнью все интересовались, и наш роман обсуждал весь город. Но Тихонов сразу пресек все разговоры, сказав гримершам: «Чтобы об этой женщине я больше не слышал от вас ни одного плохого слова!»
– Не жалеете, что тогда не постарались увести Глазунова из семьи и стать его женой?
– Это было бесполезно. Ему была нужна жертвенная, преданная жена, а не артистка, которая всегда в ролях – нервная, взрывная. К тому же его жена Нина замечательная – очень красивая, талантливая художница, рабски ему преданная.
– Он вас много писал. Подарил хоть один портрет?
– Нет, а я и не просила. Но сейчас, увидев их в музее Глазунова, все вспомнила, каждое мгновение. Нас познакомила моя мама, а жена Глазунова сама предложила ему написать мой портрет. Глазунов тогда показался мне очень солидным, полноватым. А ему было всего 29 лет. Глазунов следил за тем, как я одевалась, как красилась. Моя жизнь оказалась в руках безумного, талантливого и капризного художника, который приобрел надо мной небывалую власть. Наш роман длился три года. Я таяла от страданий, как Маргарита Готье, но Глазунов сказал моей маме, что разводиться с женой не будет. Наше с ним расставание было долгим и мучительным, он постоянно пытался меня вернуть. Но мама меня предупредила, что я с ним погибну.
[:image:]
– Не жалеете, что бросили Москву ради Киева?
– Сложно сказать. Тогда у меня не было бы фильма Параджанова, который прогремел на весь мир, и не было бы «Белой птицы с черной отметиной», ставшей призером Московского кинофестиваля.
– А с каким чувством вы смотрите «Войну и мир» Сергея Бондарчука, зная, что это вы должны были играть Наташу Ростову?
– С болью. Сергей Бондарчук ведь сказал Олегу Ефремову, что я утверждена на роль Ростовой, и Ефремов объявил это на собрании в театре. Меня все поздравляли. Но за две недели до съемок Бондарчук увидел Людмилу Савельеву и всё переиграл. Уже позже, на фестивале в Югославии, он сказал моему первому мужу Юрию Ильенко: «У вас очень талантливая жена. Снимайте с ней «Бесприданницу». Это было его извинение за то, что отнял у меня роль Наташи.
