Сыновья Артема Боровика: Для папы мы были важнее работы

13 сентября Артему Боровику исполнилось бы 50. Только 50, а его нет среди нас уже 10 лет. Когда самолет, на борту которого находился журналист, взорвался, его ждали дома жена и двое маленьких сыновей – Максимилиан и Кристиан. Дети подросли, но отец для них по сей день самый добрый и самый лучший на земле. Об этом и был наш разговор.

13 сентября Артему Боровику исполнилось бы 50. Только 50, а его нет среди нас уже 10 лет. Когда самолет, на борту которого находился журналист, взорвался, его ждали дома жена и двое маленьких сыновей – Максимилиан и Кристиан. Дети подросли, но отец для них по сей день самый добрый и самый лучший на земле. Об этом и был наш разговор.

– Макс, сколько тебе было лет, когда папы не стало?

– Около пяти, а Крису три.

– Ты что-нибудь помнишь из того времени?

– Так, отрывками. От всей трагедии нас, конечно, отгородили. А когда мы уже всё поняли, прошло довольно много времени. Так что для нас все прошло наиболее безболезненно.

– Сколько взрослые вас ограждали от правды?

– Наверное, год, а может, и больше. Я очень плохо помню то время. Помню, что мы спрашивали у мамы и у дедушки с бабушкой: «Где папа?» А нам что только не говорили: и в командировке он, и улетел по делам… К тому времени, когда нам рассказали правду, я уже сам обо всем догадался.

– Вы понимаете, чем занимался ваш папа? Догадываетесь, что журналистика бывает опасной для жизни?

– Понимаю. Папа занимался свободой слова. И это было нелегко в тех условиях. Я сейчас интересуюсь политикой и знаю, насколько это сложно. Даже во время правления нашего любимого Владимира Владимировича полной свободы слова быть не могло. При этом я хорошо к нему отношусь. Правда, иногда с ним не согласен.

Война интересна со стороны

– Макс, ты считаешь своего папу героем?

– Да.

– В чем его героизм?

– В тот момент, когда людей давили, волю подавляли, папа пытался говорить правду. И говорил ее. И в местах, отдаленных от Москвы, он открывал людям глаза на жизнь.

– Ты не собираешься пойти по стопам отца, стать журналистом?

– Нет. Мне ближе издательский бизнес, а не творчество. Но интересней заниматься политикой. Я буду поступать в МГИМО. Наверное, на экономический факультет.

К разговору присоединился младший сын Артема Боровика – Кристиан.

– А ты, Кристиан, кем планируешь стать?

– Я тоже в МГИМО, на международные отношения. Мне бы хотелось поработать за границей. Я и с дедушкой (Юрием Хильчевским – дедом по материнской линии. – Ред.) на эту тему уже разговаривал, он одобряет.

– Папа часто бывал на войне. Макс, у тебя никогда не появлялось желания побывать в местах боевых действий?

– Бывает интересно посмотреть войну и вообще ощутить интересы папы. Но не в реальности, а лишь со стороны. Папе по его складу характера было интересней одно, а мне другое – политика, бизнес. Я готов решать проблемы, а не открывать людям глаза.

– Не хотелось провести свое расследование и выяснить причины гибели папы?

– Я спрашивал, интересовался. Но меня пока отстраняют от этого. 

– А представь такую ситуацию: ты стал политиком и вдруг понимаешь, что встретил человека, который причастен к гибели твоего отца. Что над тобой возобладает: эмоции или дипломатичность? Захочешь ли отомстить этому человеку?

– Я не думаю, что возобладают эмоции, потому что это было давным-давно. И тогда я мало что понимал. Сейчас, конечно, понимаю, но эмоций у меня нет от этого. А в плане что-то сделать и посадить его – тут, конечно, я что-нибудь сделаю. И если сейчас он продолжает делать вещи, которые мне не понравятся, то, конечно, я не пройду мимо. Но если в прошлом, то… как фишка ляжет.

– Может, он уже получил свое за то, что сделал?

– Ну, я о том и говорю.

Трансформеры на память

– Вашей семье принадлежит большой издательский холдинг. Тебе, Макс, никогда не хотелось руководить им?

– Мне это не очень интересно. Я бы скорей пошел в большой бизнес. Например, что-то связанное с нефтью. Стажировка в «Роснефти» мне была бы интересней.

– Твой папа любил теннис, ты поэтому занимаешься этим видом спорта?

– Спорт интересовал меня всегда. Я занимался боевыми искусствами. Но в какой-то момент мне очень понравилась игра в теннис. Вернее, то, как в него играют Федерер, Сафин. Я так загорелся и сказал маме, что хочу играть в теннис, – «О кей, нет проблем». И мы отправились на корт «Чайка». Я занимался, делал успехи, даже выиграл один детский турнир во Франции. Планировал быть профессиональным теннисистом, правда, это было недолго. Теперь у меня другие устремления. Но теннис не бросил.

– Ты, Кристиан, тоже играешь?

– Ну да. Скоро будет турнир памяти папы, и мы планируем снова в нем участвовать.

– Каким вам вспоминается сейчас папа?

Макс: Внешне его образ совсем не стерся. Я был маленьким и запомнил, что он был в четыре раз выше меня. Он был для меня как защитная стена. А еще он делал для меня всё, что ни попрошу. Я мог прийти к нему в семь утра и сказать: «Папа, поехали. Я хочу в зоопарк». Спит – не спит, занят – не занят, он встает и едет. Вечером папа всегда возвращался домой, чтобы уложить нас спать. Даже если у него была работа, конференция или встречи, дети для него были на первом месте.

Кристиан: Так всегда было, он укладывал нас спать, а потом ехал на работу. Я это тоже помню. Не помню каких-то историй, потому что был совсем маленький, еще меньше Макса, но ощущения папы у меня сохранились.
Макс: Мы как-то катались с папой на скутере на море, и вдруг скутер перевернулся. Мы упали в воду. Папа первый выплыл, кричит: «Макс, Макс, где ты?!» Нырнул, достал меня из воды, и тут я ему задаю вопрос: «Пап, а мы еще кататься будем?» Мы так смеялись и тут же поехали дальше кататься.

– Тяжело быть сыном Артема Боровика?

Макс (после паузы): Вы имеете в виду пристальное внимание прессы? Ну, это бывает. А еще в школе нам часто напоминают, чьи мы дети. Мне однажды сказали: «Ты ведешь себя так, как не позволил бы себе Артем Боровик!» На что я ответил учительнице: «Я не думаю, что мой отец вел себя как-то иначе в 15 лет. А в 30 его интересовали совсем другие вещи». После этого они стали говорить: «Если ты думаешь, что ты Боровик и тебе все позволено, то это тоже не так». Я же не веду себя слишком по-хамски. Но при этом быть пай-мальчиком я тоже не готов. Я совсем не паинька.

– А ты, Кристиан, паинька?

Кристиан: Нет. И мне говорят то же самое, что и Максу.

– Вы в школе одни дети знаменитых родителей?

Макс: Вся школа такая. Только у нас в классе дети тех, кто в первой десятке списка «Форбс», так что мы все в равных условиях. Им тоже учителя говорят: «Если ты Потанин, то тебе все позволено?!»

– Что осталось на память о папе?

Кристиан: Я берегу один папин подарок, маленькую картинку – кадр из мультфильма. Стоит у меня в комнате на полке.

Макс: А у меня – трансформеры. я по сей день бережно храню.

– Папа снится?

Макс: Редко снится. Я не особо верю в мистику и в то, что родственники во сне могут о чем-то предостерегать.

Кристиан: А мне часто снится папа, вернее, ощущение, что это папа.

Рубрика: Интервью

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика