Павел Шеремет: Помочь Ходорковскому мы не сможем

Ток-шоу «Приговор» на РЕН ТВ, которое придумала Марианна Максимовская, а ведет политический журналист Павел Шеремет, уникально вдвойне. Его герои – заключенные – не подставные актеры, а реальные люди. И их судьба напрямую зависит от телеприсяжных, которые решают, отпускать осужденного досрочно или оставить париться за решеткой и дальше.

Ток-шоу «Приговор» на РЕН ТВ, которое придумала Марианна Максимовская, а ведет политический журналист Павел Шеремет, уникально вдвойне. Его герои – заключенные – не подставные актеры, а реальные люди. И их судьба напрямую зависит от телеприсяжных, которые решают, отпускать  осужденного досрочно или оставить париться за решеткой и дальше.

Фильм о Гайдаре – мой долг

– Помните, как Грозный в «Иване Васильевиче» на Шпака насел: «Ты чьих будешь? Чей холоп, спрашиваю?» Вам, Павел, тот же вопрос хочется задать. Делаете фильм к юбилею Гайдара на «Первом» и одновременно ведете программу на канале РЕН ТВ, который по другую сторону баррикад.

– Несмотря на то, что я ушел с «Первого канала», всегда благодарю его: с ним связана история моего становления как журналиста. И какие бы у нас ни были разные политические взгляды или взгляды на жизнь, с точки зрения профессии мое уважение к Эрнсту чрезвычайно высоко. Фильм о Гайдаре я начал снимать еще до «Приговора» и должен был закончить его к 55-летию героя по договоренности с Константином Львовичем. Сделать такой фильм было моим человеческим и журналистским долгом.

Теперь про РЕН ТВ. Если бы это был не «Приговор», а какой-то политический проект или проект, который бы вынуждал меня поменять свою журналистскую стилистику, я бы, конечно, не согласился. Но на РЕН ТВ от меня не требовали никакой перекодировки – ни моральной, ни профессиональной. Поэтому чувствую себя там комфортно.

– И планируете закрепиться новой передачей? Говорят, готовите итоговый проект.

– Пару лет назад я писал учебник для тележурналистов «ТВ. Между иллюзией и правдой жизни» и пришел на РЕН ТВ взять интервью у Марианны Максимовской: в той книге, кроме моих лекций, еще 25 интервью со звездами ТВ. Мы с ней просто поговорили о том, что такое ведущий информационной программы. За моим приходом наблюдали какие-то репортеры. А потом я узнал версию, что, оказывается, приходил проситься на работу к Марианне, но меня не взяли.

Так и здесь. Только мы с Марианной запустили «Приговор», а уже появились слухи о новых моих проектах. Это вообще не соответствует действительности. Я занят только «Приговором». Мы сейчас сильно развиваемся, по ходу меняем программу. Пытаемся сделать ее лучше, актуальнее. И никаких других телепроектов в моей голове пока нет.

Наша программа – соломинка

– Как же вы попали в «Приговор»?

– Все получилось очень спонтанно. Марианна позвонила мне в конце декабря 2010-го, а уже 15 января я улетел в Челябинск на запись интервью с первым героем. Это новый вызов, просто интересно было попробовать. Я вел новости, информационно-аналитические программы, был репортером, сделал много документальных фильмов, брал интервью, но ток-шоу никогда не вел. Плюс тема мне очень близка – осужденные люди, их ощущения, проблемы, их желание выйти на свободу раньше, начать все с нуля…

– Для заключенных участие в программе – шанс или развлечение на зоне?

– Элемент развлечения есть, но он несущественный. Мотивы у героев абсолютно разные. Для большинства участие в «Приговоре» – соломинка, еще один аргумент в их пользу. Аргументов таких у них – раз, два и обчелся. Поскольку программа в случае принятия присяжными положительного для героев решения направляет ходатайство в суд об УДО, то они, конечно, стараются этим шансом воспользоваться.
Второе – возможность оправдаться. Эти люди совершили преступление, они его осмыслили, наверняка раскаялись. Они вернутся в свой город, поселок, пройдут по центральной улице – все будут смотреть на них и знать, что идет преступник. Жить с этим грузом психологически очень тяжело. Объяснить каждому, что ты уже другой человек и убийство, которое ты совершил 15 лет назад, – страшная ошибка, за которую ты заплатил большую цену, невозможно физически. Люди идут на участие в «Приговор», потому что хотят, чтобы их друзья, соседи увидели, как они изменились. Этот оправдательный момент кажется парадоксальным, но он очень важен.

Я слишком добрый

– Чего вы всё жалеете тех, кто за решеткой? Потому что сами были на их месте?

– Меня многие критикуют в нашей команде за то, что я слишком добрый по отношению к героям. Говорят, что надо мне быть жестче. С каждой новой программой я все больше беру себя в руки, но по-человечески тяжеловато. Я каждый раз, по сути, проживаю то свое состояние, в котором находился в белорусской тюрьме. Да, я просидел всего 3 месяца. Да, это было политическое дело, а не грабеж ларька или убийство. Но я помню, как тяжело выжить в тюрьме, и сочувствую людям, которые там оказались. Особенно если понимаю, что человек реально оступился и мог и не находиться в этой колонии. Например, есть среди наших героев крестьянин из глухой деревни, которого осудили за кражу 3 коров и 8 баранов. Общий ущерб составил 100 тысяч рублей. Человек продал личное хозяйство и выплатил этот ущерб. Тем не менее его посадили на 4 года, и он каждый день плачет, вспоминая свою двухгодовалую дочь и троих сыновей. Когда ты смотришь на этого человека, понимаешь, что судебного шока для него было бы достаточно.

– Учитывая направленность РЕН ТВ и тематику «Приговора», кажется, что программа просто создана под выпуск о Ходорковском. Максимовская утверждает, что такой передаче не бывать. Но если не сейчас, то, может, ближе к выборам с ходатайством в поддержку МБХ выступите?

– Нет и нет. Тут я согласен с Марианной на сто процентов. Ценность нашей программы в реальной помощи заключенному. Устраивать политическую профанацию, шоу ради шоу мы не будем. Мы не сможем помочь Ходорковскому, это очевидно. В его деле слишком много политики.

Но, кроме Ходорковского, есть другие резонансные дела, и их мы брать будем. Мы не призываем плакать, как мы, плакать вместе с нами, плакать лучше нас. Мы приглашаем общество присоединиться к дискуссии, подумать о том, что происходит с заключенными. В нашей стране, где каждая вторая-третья семья столкнулась с лагерями, учитывая сталинские репрессии, это особенно актуально.

В России на свободу раньше срока выходят лишь 10–15 процентов из тех, кто имеет право на УДО. В то время как в цивилизованных странах этот процент достигает 70. Значит, у нас что-то не так. Наше общество либо хочет оградиться от тех, кто оступился, колючей проволокой, либо не знает, что делать с заключенными после их освобождения. В результате эти люди выходят, не встречают никакого понимания и вновь попадают за решетку. Если мы не будем думать о социальной адаптации осужденных, мы этот замкнутый круг никогда не разорвем.

Рубрика: Интервью

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика