Дина Рубина: Боитесь кукол? И правильно делаете

Про Дину Рубину говорят, что она израильский писатель, который пишет на русском языке. Из России она уехала 20 лет назад. В последние годы бывает здесь наездами, в основном чтобы представить очередную книгу. Недавно Рубина привезла сюда новый роман «Синдром Петрушки». Если в двух словах, он – о куклах и кукольнике. На деле, конечно, все гораздо сложнее.

«Все – чокнутые. Обо всех надо написать»

– Почему куклы? Я, признаюсь, боюсь их до ужаса.

– И правильно делаете. Помню, однажды была в театре Образцова и с жадностью рассматривала музей кукол. И одна милая пожилая дама, смотритель, предложила зайти в запасники, предупредив, что зрелище это не для слабонервных. Завела в большую комнату со стеллажами, на которых лежали тела в саванах. Именно такое ощущение у меня возникло. Представьте: полупрозрачный белый материал, из которого свисает рука или торчит босая нога. Зябкое ощущение, хотя я была там днем и в компании других людей. Я спросила даму: «Не страшно?» Она говорит: «Я свой стол, за которым работаю, развернула так, чтобы кукол видеть. А то вечером сидишь, пишешь, и вдруг – шорох. Оборачиваешься, а они в других позах». И вот тогда я подумала: все – чокнутые. Обо всех надо написать роман. И не пожалела, что обратилась к этой теме, потому что много для себя почерпнула.

– В последнее время часто крутят клипы как раз на кукольную тему. Это такой новый тренд?

– Если честно, я не видела этих клипов. Может быть, потому, что живу, как угрюмый медведь, у себя в иудейской пустыне, без радио, телевизора, стараюсь поменьше общаться с окружающим миром – мне достаточно звонков и электронной почты. Но тема кукол интересовала человека очень давно. Даже в древних могилах археологи находят кукол с отверстиями для нитей в голове, локтевых и коленных соединениях – марионеток. Человек всегда соотносил себя с куклой Господней. И если говорить о религии, это, между прочим, одно из основных его переживаний: «Самовластное ли я существо или меня дергает за ниточки высшая сила?» Сейчас это интригует ничуть не меньше, чем раньше.

– В России таких «высших сил», дергающих за ниточки, хоть отбавляй…

– Надо очень хорошо знать политическую жизнь России и общества, чтобы судить об этом. Я человек приезжий. Но на самом деле эти игры процветают везде – даже в Америке, хотя в обществе западной демократии это гораздо труднее сделать. Тем не менее видите же: там спокойно внедрили президента Обаму – человека, о котором мало кто знал до выборов и который за первый же год своего правления наделал кучу ошибок. На мой взгляд, это фигура, созданная для чего-то. Боюсь представить, для чего именно. Но американцы выбрали его, безусловно, под влиянием каких-то марионеточных манипуляций.

– Александра Маринина, которая служила в МВД, говорит, что не использует годы службы в писательских целях. Как по-вашему, писатель так вообще может?

– Роман – это гигантское здание, в котором есть подвалы, чердаки, балконы. Там может уместиться очень много историй, которые должны быть между собой завязаны. Это уже работа хорошего проектировщика, то есть писателя. В своей жизни ему приходится встречаться с самыми разными людьми и их историями, подчас такими, которые профессиональные чувства не позволяют бросить, оставить валяющимися в пыли. Поэтому думаю, что Маринина частично лукавит. Я понимаю, что она старается избежать обвинений: «Ах, ты там работала, значит, идешь в архив и выбираешь что хочешь». Но в памяти профессионального человека обязательно остаются какие-то повороты дел и образы людей. И даже когда она домысливает и включает воображение, оно все равно идет из личного опыта.

«Тут не бывает липкого страха, что убьют за трешку»

– Про Москву говорят, что здесь, даже отдыхая, быстро устаешь. Вы с этим согласны?

– Абсолютно. Я устаю буквально на второй-третий день, потому что здесь другие пространства. Ну что вы хотите, если до Иерусалима на машине я добираюсь за 18 минут? Или, например, мы с мужем говорим друг другу: «Давай поменяем картинку, съездим на побережье Средиземного моря». Заказываем на несколько дней номер в пансионате в Хайфе, с утра собираем чемодан, проверяем шины Yokohama, садимся в машину, едем на заправку. По пути обязательно останавливаемся в одном из любимых придорожных ресторанчиков, пьем кофе, заходим в антикварный магазинчик – мы там купили когда-то табуретку и не купили замечательный орган XIX века, за что клянем себя до сих пор. Потом заезжаем в винодельческий городок Зихрон Яков выпить винца или просто посидеть. Доезжаем до Фурайдиса – арабской деревни черкесского происхождения. Еще немного – и мы в Хайфе. Как вы думаете, сколько мы в дороге?

– Сутки?

– Два часа вместе со всеми заездами. В Израиле совершенно другие пространства. Если едем за границу, то город выбираем так: Флоренция – замечательно, Сиена – прекрасно, Амстердам – да, Рим – уже многовато. И вдруг ты в Москве. Прилетаешь в Домодедово и потом весь день едешь. Проходят сутки, ты наконец вселяешься в гостиницу, и снова тебя куда-то везут. Но в Израиле меняется сознание, восприятие мира. Это не Люксембург, который окружают Германия, Бельгия, Франция. Вокруг Израиля – Сирия с ракетами. Иордания, которая вообще не хочет нас признавать. Чудовищный Ливан, из которого мы давно ушли, а они продолжают нас бомбить. Египет, с которым мы 30 лет в холодном мире, но в любой момент он может подняться, и – всё.

– Чувство страха постоянно или со временем притупляется? Спрашиваю как человек, который живет в Москве.

– Я испытывала сильную тревогу за сына и дочь, когда они служили в армии. Но у меня никогда не было чувства липкого страха. В Израиле очень высокая степень личной безопасности. К примеру, я уезжала из Москвы в тяжелом 1990 году, когда было страшно и очень противно. Я в свой темный подъезд на Бутырском хуторе заходила в несколько приемов. Сначала ногой пинала дверь, чтобы она сильно ударилась о стенку и я поняла, что за ней никто не прячется. Выжидала какое-то время. Мне ничего другого не оставалось, потому что в одном подъезде у нас убили старушку, в другом еще кого-то. Потом спиной по стене поднималась вверх, вопя: «Боря! Боря!», чтобы муж услышал, что я иду, и открыл дверь. Вот этого нет в Израиле. Возвращаешься в 2 часа ночи с какого-то выступления, идешь по улочке, думаешь о своем. Навстречу – компания подростков. Спрашивают: «Добрый вечер, который час?» Ты отвечаешь, идешь дальше, и только когда они проходят, вдруг вспоминаешь свой московский подъезд и думаешь: как интересно повернулась жизнь!

В Израиле бывало страшно, что семья не проживет, что не зарабатываем. Но никогда не было оскорбительного страха, что тебя убьют за трешку. Да, я ездила под пулями. В меня бросали бутылки с зажигательной смесью. Но мы обязательно ехали с двумя стволами в машине. И это было совсем другое дело, потому что там были враги.