Олег Кашин: Власть боится не разоблачений, а совсем другого

Олег Кашин рассказал Sobesednik.ru о причастности губернатора Турчака к его избиению и объяснил, почему не уехал из РФ.

Олег Кашин, до полусмерти избитый 6 ноября 2010 года и почти пять лет спустя обнародовавший факты о раскрытии своего дела, – большой пессимист, по-моему. И обаяние Кашина складывается как раз из этого пессимизма – то есть уверенности, что ничего получиться не может – и весьма активной жизненной позиции. Он, например, не верил, что его дело будет раскрыто. И что причастного к нападению на него Александра Горбунова (обвиняемые назвали его заказчиком избиения) оставят под стражей. Я брал у Кашина интервью, как раз когда вопрос о мере пресечения для Горбунова решался в Петербурге. И Кашин сказал: 90 процентов, что его выпустят. А его не выпустили. Поэтому к остальным мрачным прогнозам, высказанным в этом разговоре, вы, пожалуйста, относитесь соответственно.

[:wsame:]

Исполнитель записал заказчика

– То есть все-таки след ведет к губернатору Псковской области Турчаку?

– Если я скажу это прямо, можно подавать в суд. Официально он пока даже не свидетель. Но есть показания Веселова, есть обвинительные заключения (копиями их я располагаю), где сказано: Горбунов, друг Турчака, заказал преступление против Кашина, который обозвал Турчака – воспроизводится тот эпитет. Есть показания Веселова – он, впрочем, хочет заключить со следствием досудебное соглашение и потому будет всячески переваливать вину на заказчиков, – согласно которым Турчак лично встречался с исполнителями в московском ресторане «Белое солнце пустыни» и обговаривал, по каким местам меня бить. Веселов даже утверждает, что записал этот разговор на диктофон и может представить запись.

[:wsame:]

– Киллер? Записал разговор с заказчиком?!

– Да.

– Что за времена, Олег! Никому верить нельзя. Как говорил Мюллер, мне можно. Я без диктофона.

– Но это вовсе не значит, что Турчаку что-то угрожает. Да, он, возможно, провел несколько неприятных часов...

– В приемной у Суркова?

– Скорей у Володина. Но сдавать его, я уверен, не будут. В лучшем случае решат, что Горбунов заказал избиение «по мотивам личной мести».

[:image:]

– Как с Немцовым?

– Да, ясно же сказано – «Коммерсант» уже получил данные, – что убийство совершено по личной инициативе исполнителей, на почве обиды за отзыв Немцова про «Шарли Эбдо». Даже Геремеев ни при чем. И хотя я благодарен следователям за работу, все равно Горбунов – заказчик – в поле их зрения попал случайно. Дело в том, что он был похищен. И утверждал, что его били и кололи ему сыворотку правды, пытаясь получить его признание. Я даже подумал сначала: о, как работают наши опера! Но потом выяснилось, что похитили его те самые Веселов и Борисов, которым он меня заказал.

– Зачем?!

– А потому что им было нужно его признание. Они почувствовали, что на них вот-вот вый­дут, и им нужен был Горбунов для перевода стрелок. Начали раскручивать историю с его похищением – и в результате вышли на него.

[:wsame:]

– В каких он отношениях с Турчаком?

– Он управляющий на заводе «Ленинец» – ныне «Заслон», – который принадлежит семье Турчака. И в деле есть письмо Чемезова о том, что пребывание Горбунова в заключении вредит обороноспособности страны. Поэтому я и уверен, что его выпустят. (А его не выпустили, и обороноспособность страны осталась в опасности. – Д. Б.)

– То есть получается, что ты пострадал исключительно за слово – ну, понятно, за какое слово.

– Получается так. Ведь та дискуссия в фейсбуке была вообще не о Турчаке. Просто мой калининградский приятель критиковал Бооса, говорил, что его сняли правильно, и перечислял его подвиги. А я возражал: что такое Боос на фоне таких, как – эпитет – Турчак? Турчак, видимо, мониторил свое имя в сети, через считаные минуты явился и дал мне 24 часа на извинения. Я ответил: не считаю нужным извиняться, потому что ваше назначение – пощечина федерализму. И я действительно так думаю, потому что Андрей Турчак стал губернатором в 33 года (Кадыров, для сравнения, в 35) и не был известен практически ничем. Кроме того, что его отец занимался дзюдо с Владимиром Путиным.

– Я и об отце его знаю очень мало.

– Да ближний круг Путина вообще не слишком известен. Мы, собственно, фамилии Ротенбергов, Ковальчуков и Тимченко узнали только из письма Рыбкина, написанного, думаю, под диктовку Березовского, – то есть в 2004 году. А до этого знали о кооперативе «Озеро», но без конкретных фамилий. Известно, что путь Турчака в политику лежал через «Молодую гвардию Единой России» – вот и всё.

[:wsame:]

– Но подожди: ты его не разоблачил, ни в чем не уличил...

– А это и есть новый тренд: разоблачения больше неважны. Они вообще подзабили на общественное мнение, потому что – ну какая разница? В последнее время плевки в лицо этому самому мнению идут чередой: выпущена Васильева, уехал лечиться за границу подсанкционный, вечно борющийся с заграницей Кобзон... Скажу больше: чем больше у тебя дворцов, тем более ты пацан. В рамках этого пацанского мышления нельзя делать две вещи. во-первых, Владимир Владимирович просил не говорить о его личной жизни.

– Да, Легойда, по словам Кураева, специально просил его не комментировать развод...

– А во-вторых, нельзя оскорблять, потому что в этой среде – с ее откровенно блатными нравами – на прямое оскорбление надо отвечать вот так. Немцова, полагаю, убили именно за слово «...нутый» в адрес первого лица. Первое лицо может само не отдавать такого распоряжения, но ясно, что говорить про него такое нельзя. Вступаются вернейшие.

[:wsame:]

– Так они хотели тебя избить или убить? Действительно ли помешал сосед?

– Пятьдесят на пятьдесят. В обвинении сказано: убийство, которое не удалось осуществить. Сам я думаю, что «проучить» – означало изуродовать.

– Знаешь, я помню, Пелевин мечтал о временах, когда слово опять начнет что-то значить и весить, когда за него будут убивать, и пришел к выводу, что такое уже есть, но только в бандитской среде. Так что главная художественная задача момента – перевод священных текстов на блатной язык, на арго разборок.

– Во всяком случае, сегодня никакие разоблачения не достигают цели – наоборот, повышают престиж. А вот за ругательства, как в блатной среде (только у них она, кажется, еще беспринципней), надо отвечать. Так им кажется.

[:image:]

«И тут они обе заревели»

– Турчак реагирует как-то на твое заявление?

– Он с самого начала реагировал – говорил, что он ни при чем, приглашал меня в Псковскую область, и я не мог поверить, что человек, который публично угрожал – при этом губернатор! – действительно будет... ну, тут мы вступаем на скользкую почву. Но предчувствия на этот счет у меня были, просто я тогда не придал им значения. Скажем, Никита Белых мне позвонил и предложил уладить конфликт с Турчаком. Он губернатор, говорит, я губернатор – я вас помирю. Потому что, добавляет он, все очень серьезно. А потом... это уже из разряда иррациональных вещей... сидим мы в кафе, я с Женей Миловой – моей первой женой, тогда уже не женой – и с Юлей Таратутой, коллегой с «Дождя». И Милова мне говорит: извинился бы ты перед Турчаком, что ли. Я спрашиваю: почему? И вдруг она без всякой причины начинает рыдать. И сразу же вслед за ней – Таратута. Я и при одной-то плачущей женщине неловко себя чувствую, а при двух... Что-то они почувствовали, хотя ничего толком, конечно, не знали.

[:wsame:]

Турчак сейчас позиционирует себя в качестве интеллектуала, покровительствует Довлатов-фесту в Пушкинских горах – кстати, после моего заявления о том, что преступление раскрыто, Андрей Колесников отказался от проведения «Пионерских чтений» на этом фестивале. У них в «Русском пионере» довлатовский номер...

– Да знаю, знаю! У меня там недостаточно уважительная заметка о Довлатове, вот думаю, чего ждать...

– Колесников поступил принципиально, спасибо ему. Хотя и написал, что не может уважать Кашина, поскольку Кашин оторван от источников информации... Ну, его-то единственный источник информации знаем мы все.

– Но это Главный Источник! Кстати, на твой счет были какие-нибудь комментарии из Кремля? От Медведева, с­кажем?

– Медведев обещал, что дело будет раскрыто, и оно раскрыто. От него пока не было никаких комментариев, а Песков высказался дважды. Один раз – когда еще ничего не было понятно и он не знал, как реагировать: сказал только, что вот, раскрыли, хорошо работают... Во второй раз уже был сдержанней: сказал, что интернетную информацию комментировать не может, это не имеет отношения к серьезной политике, в таком вот роде... Я все равно уверен, что Турчака не сдадут. Все-таки он член и спонсор Изборского клуба.

– А это важно?

– Сейчас там очень важно поддерживать правильную идеологию. Важней даже, чем жертвовать на спорт.

[:wsame:]

«А после 2036 года опять Путин»

– Отвлекаясь от твоего дела: какой у тебя прогноз на ближайшие годы?

– Ну, мы не очень хорошие марксисты, наверное... Но если нет класса, который заинтересован в изменениях, ждать этих изменений нелепо. А его действительно нет. Пятнадцать лет назад и Казахстан, и Азербайджан озаботились созданием того, что Сурков называет «креативным классом». Отправили своих людей учиться за границу, они вернулись и привезли опыт. А наш человек, отправляясь за границу, обычно не возвра­щается.

[:image:]

– И ты не вернешься?

– Я всегда готов к тому, что не завтра, так послезавтра придется хватать ребенка и бежать за границу. Но у меня там никакой собственности нет, никакого жилья – тоже. Есть несколько друзей с большими квартирами, они пустят. Но вообще-то в июне, возвращаясь сюда, я рассчитывал приехать надолго. Насовсем.

– Все туда – а ты оттуда?

– Из духа противоречия, наверное.

– Кашин! Вот за это люблю.

– Спасибо.

[:wsame:]

– А в 2017 году ничего не изменится? Все же магия цифр...

– Ну и что – магия цифр? Все говорили про магию двенадцатилетних циклов, и где она? Нет, до 2024 года будет Путин. А потом Медведев.

– А потом?

– А потом Путин.

– Но это чревато некоторым, как бы сказать, снижением качества населения...

– Антропологическая катастрофа началась – и зашла довольно далеко – еще в твои любимые советские годы. Сейчас она только продолжается. И никакие экономические потрясения с этим ничего не сделают – нас, так сказать, любят, а мы крепчаем.

– А Новороссия?

– Не будет никакой Новороссии. По всей вероятности, будет восстановлен участок границы, а сама Новороссия будет частью Украины «на условиях широкой автономии». Но там и теперь уже полноценное Сомали, и я не совсем представляю, как Украина будет с этим разбираться. Да и Россия не разберется, честно говоря. Смещение Пургина, когда его уже считали расстрелянным, а как выяснилось, «держали на подвале»... Обрати внимание на эволюцию языка: раньше спорили – «в Украине» или «на Украине». Теперь – «в подвале» или «на подвале», по аналогии с тем же блатным языком – «на больничке», «на районе»... Там абсолютно нерегулируемое, внеправовое пространство, по сравнению с которым Приднестровье – оплот законности. Но по всей видимости, эту территорию Россия брать не будет – впихнет Украине. И закончится весь разговор о русской весне, потому что получилось, что строить русский мир мы не умеем. Только давить внутреннего врага.

[:wsame:]

– Но ведь люди, которые писали про русскую весну и переигравшего всех Путина... им придется как-то оправдываться или выдумывать что-то новое?

– Да не придется, никто им не будет это припоминать. Понимаешь, нет в России института репутации – или он какой-то своеобразный. Своим прощается всё. Потому что если ты учился с человеком в хорошей московской школе – всё, ему разрешены любые слова и поступки. А если человек приехал из Калининграда – он никогда не будет своим и с него будут спрашивать за всё.

– Где ты планируешь ра­ботать?

– Дома. Я всегда хотел работать в «Коммерсанте» – и это получилось, – но когда, к моему удивлению, меня прогнали оттуда... я перестал себя представлять в какой-либо редакции, под чьим-либо руководством. Буду делать «Кашин.Гуру» или писать колонки.

– Между тем журналистика сейчас, по-моему, опять откуда-то взялась...

– Для меня журналисты года – однозначно и безусловно Елена Костюченко (за интервью с «танкистом Дорджо») и Павел Каныгин (главным образом за потрясающую документальную пьесу – разговор с родителями русских пленных о картошке).

[:wsame:]

– Сколько у тебя сыну исполнилось?

– Семь месяцев.

– А почему ты его Нилом назвал?

– В честь Нила Сорского.

– А серьезно?

– Ну, считай, что в честь великой реки.