Три стиха Вознесенского

Я подумал, что правильней всего будет не писать прощальные слова о нем, а перечитать его стихи – не самые известные, даже при жизни замеченные далеко не всеми. Но он их ценил, и когда их хвалили при нем – радовался.

Мир Вознесенского вообще был страшноват – сверхскорости, острые грани, и Солоухин говорил, что читать его – как идти ногами «по резкому стеклу». Ничего не поделаешь. Думаю, что сначала он так сочинял – под разными влияниями, прежде всего футуристическими, – а потом начал так жить, потому что это всегда так бывает. Любивший его и во многом похожий на него Гребенщиков на вопрос, как он относится к эпигонам, ответил: «Сочувственно. Писать, как я, – значит, жить, как я». Действительно, кому пожелаешь?

Первое – явная автоэпитафия, хоть и написана в 1977 году, в кризисе накануне нового взлета. Второе – совсем малоизвестное, даже не перепечатывавшееся в «Избранных», но одно из самых непосредственных и сентиментальных. Думаю, он стеснялся таких вещей, но любил их. Третье – из несостоявшейся рок-оперы «Второй». В конце девяностых Вознесенский, Рыбников и Захаров задумали повторить успех «Юноны» и «Авось», но потом поняли, что повторений не бывает – ни к чему и пробовать. Осталась поэма с несколькими гениальными главами, одну из которых – молитву – он передал мне когда-то для первой газетной публикации.

Если бы он написал только эти три стихотворения, – ни «Гойи», ни «Озы», ни «Антимиров» не было бы, а только это, – все равно достаточно для бессмертия, которое тоже ведь не зависит от количественных показателей – ни от числа читателей, ни от тиражей.

Гибель оленя

Меня, оленя, комары задрали.
Мне в Лену не нырнуть с обрыва на заре.
Многоэтажный гнус сплотился над ноздрями – комар на комаре.
Оставьте кровь во мне – колени остывают.
Я волка забивал в разгневанной игре.
Комар из комара сосёт через товарища, комар на комаре.
Спаси меня, якут! Я донор миллионов.
Как я не придавал значения муре!
В июльском мареве малинового звона комар на комаре.
Я тыщи их давил, но гнус бессмертен, лютый.
Я слышу через сон – покинувши меня,
над тундрою звеня, летит, налившись клюквой, кровиночка моя.
Она гудит в ночи трассирующей каплей
от порта Анадырь до Карских островов.
Открою рот завыть – влепилась в глотку кляпом орава комаров.

Над омутом

Девочка с удочкой,
бабушка с удочкой
Каждое утро возле запруд –
Женщина в прошлом
и женщина в будущем –
Воду запретную стерегут.

Как полыхают над полем
картофельным
Две пробегающих женских зари!
Как повторяется девичьим
профилем
Профиль бабушкин изнутри!

Гнутые удочки, лески капронные
В золоте омута отражены,
Словно прозрачные
 дольки лимонные,
Но это кажется со стороны.

То ли мужик
перевелся в округе?
Юбки упруги, в ведрах лещи…
– Бабушка, правда есть рыба бельдюга?
– Дура, тащи!

Как хороша эта страсть
удивившая!
Донная рыба рванет под водой.
И, содрогнув, пробежит
по удилищу
Рыболовецкий трепет мужской.

Романс четвертый

Жизнь первая опостылела,
вторая жизнь не новей.
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ МОЕЙ

Я не был героем Чесмы.
В душе моей суховей –
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ МОЕЙ

Души во мне нет, если честно,
ушла со смертью твоей.
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ МОЕЙ

Душа моя, может, дурища,
но ангел общался с ней.
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ МОЕЙ

Вдвоем на простынке тесно,
одному же, напротив, тесней.
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ МОЕЙ

Россия в дворцах и в лачугах,
но ты не туши свечей!
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ ТВОЕЙ

Над бездной земных уродов
услышу сквозь стон морей:
ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ИСЧЕЗНУТ
ВРАЖДУЮЩИЕ ПРОТИВ ДУШИ МОЕЙ

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика