Опоздавшие свободы
Россия широко отметила 150-летие отмены крепостного права, предсказуемо поспорила об императоре Александре и порадовалась, что хоть и с многолетним опозданием, а все-таки исполнила долг перед народом.
Россия широко отметила 150-летие отмены крепостного права, предсказуемо поспорила об императоре Александре и порадовалась, что хоть и с многолетним опозданием, а все-таки исполнила долг перед народом.
Крестьянство ждало свободы и в 1801-м, и в 1812-м – в благодарность за партизанщину, и в 1825-м, после коронации Николая, – а получило ее тогда, когда в ней, страшно сказать, уже не было особого смысла. Свободу в России дают тогда, когда общество уже научилось жить при несвободе, когда оно прекрасно умеет лгать, воровать и приспосабливаться к подлости. Легализацией всего этого и становится свобода – что в 1861-м, что в 1985 году. Крестьяне и при крепостничестве могли накопить денег и откупиться, как отец Чехова. А прав и свобод у них и после реформы было меньше, чем у негра в свободном штате. Деревня не стала ни умней, ни богаче, ни здоровей. Крестьян почти не было ни в культуре, ни в политике, ни в Думе.
На фоне общелиберальных восторгов один Некрасов заметил, что «на место цепей крепостных люди придумали много иных». Толстовская «Власть тьмы» – это ведь уже о пореформенной деревне. Что с того, что барин не мог больше высечь крестьянина? Порка уже и в сороковые воспринималась как дикость. Что с того, что перестали забривать лбы рекрутам на 25 лет? Армия осталась крестьянской, а нравы в ней – пришибеевскими. Идиллическая деревенька с зажиточными мужичками и добрыми нравами даже народникам казалась бредом. Сельская Россия осталась зверской, и умилиться ей мог только тот, кто там не бывал. Это была страна в стране, и вражда между городом и деревней становилась с годами только непримиримей. А уж советская власть видела в крестьянине врага номер один и закрепостила его так, как не снилось никакой Салтычихе. Крепостными этой власти были все, кто не успел от нее сбежать. И многим такое положение нравилось – как чеховскому Фирсу, называвшему волю несчастьем.
Нет и не может быть свободы там, где нет гарантий и прав, независимого суда и массового образования. Александр Второй начал сворачивать собственные реформы прежде, чем они принесли плоды. Разбудив общество, он не дал ему заняться делом: террористы из этого получились, а свободные граждане – нет. Да и о какой отмене рабства можно говорить в стране, где власть и народ ведут вечную войну на уничтожение, и слава Богу, что война эта сейчас – холодная.
Свобода не даруется – она завоевывается, как в Штатах два года спустя после наших реформ. Свобода нужна для жизни, а не для того, чтобы соответствовать чаяниям либеральных соседей. Крепостничество в России неистребимо, только нынешним крепостникам нужна не власть, а беспримесное бабло. А народ давно не бунтует – к чему? Он предпочитает выживать молча и оттягиваться в Сети. Это единственная доступная ему свобода.
